Штурмовик. Минута до цели

А может быть, поэтому уже в сорок четвёртом гансы начали откровенно «чудить»? Как раз лет за пять наркота у них мозги и выела. Погодь… А этот Бесноватый? Он что, тоже «торчком» был? Ведь похоже на правду. А я-то был уверен, что у фюрера был в конце довольно кривой и больной двойник. Это ж, видно, Гитлера к сорок пятому так наркота доконала. Улёт… И если это знает Бородулин, то те, кому положено, тоже в курсе.

Воистину чудны люди твои, Господи!

Спирин и Михайлин вывели Вальдемара. Бородулин вышел вместе с ними, чтобы контролировать ещё некоторое время состояние своего пациента. Я приступил к уборке. Собрал аптечку и замотал её в полотенце. Вопросительно посмотрел на Змея. Особист показал на свой стол, вроде как «убери туда пока». Продукты собрали в вещмешок и поставили рядом. Затем пришлось потратить примерно полчаса и набело переписать протокол последнего допроса. Ну, вроде как всё. Снял с края стола печатную машинку, которая так и не потребовалась, и с помощью особиста мы убрали её на шкаф.

Ну а теперь действительно всё.

Чёрт побери, вот такое ощущение, что это меня непрерывно допрашивали два часа подряд, применяя нестандартные методы. Как выжатый лимон – чесс слово. Во, аж пальцы подрагивают. Ну его к Аллаху, эти игры в детектив, а также сыщицкие изыски, не говоря уже про дедукцию с индукцией. Пока на своей шкурке не почувствуешь, ведь так и не поймёшь, за что Глеб Жеглов и Давид Гоцман ордена получали. Пусть и в кино, зато правдиво. Прототипами были реальные люди.

Змей протокол последнего допроса из подрагивающей ручонки взял, но вместо того, чтобы очередной раз найти очередные ошибки, начал пристально так это изучать мою героическую личность. Приблизительно таким же образом, как недавних диверсантов.

– Что-то не так, товарищ лейтенант?

– А вот скажи, Журавлёв, откуда это ты у нас такой умный взялся?

Я попытался изобразить возмущённое недоумение. Типа «а в чём, собственно говоря, дело?».

Особист, положив лист протокола на стол, продолжил внимательно меня рассматривать. Как будто выискивая трещинку, на которую надо нажать, чтобы я весь развалился. Потом неторопливо так продолжил:

– Я слышал, что бывали случаи, когда человек от удара головой начинал даже на другом языке говорить. Ты, видать, из таковских будешь. Бородулин уже давно порывается с тобой в какой-то московский госпиталь съездить. Не нравится ему, понимаешь ли, твоя контузия. Вот и мне она не нравится, особенно последнее время.

– Товарищ лейтенант, вы же наверняка успели проверить всех в нашем полку. И про меня всё уже знаете.

– Скажу по секрету: даже дополнительные запросы сделал. И получили исчерпывающие ответы, что везде знают младшего лейтенанта Журавлёва. Характеризуют с хорошей стороны. Вот и у меня нет оснований заподозрить лётчика штурмового полка, за которым я с интересом наблюдаю третий месяц, в чём-то неподобающем. На текущий момент мне стало очень любопытно: кто это вам так развёрнуто преподавал краткий курс истории ВКП(б)?

– Сначала, пока учился…

– Ты погоди, Журавлёв, погоди. Сейчас должны подъехать представители особого отдела дивизии, и надо будет ещё поработать. Вот когда сдадим наших подопечных, тогда посидим и обсудим одного очень информированного младшего лейтенанта. Ты же всё равно никуда не денешься, а дела не ждут. Свободен. Пока свободен.

И это вместо благодарности за проделанную работу…

Вам не страшно? А вот мне-то что-то жутко захотелось оказаться как можно дальше. Австралия подходит, но лучше подходят Антарктида или база на поверхности Луны. Желательно с обратной стороны. Если чего – противогазом не отделаюсь. Вытащат всю подноготную. Причём лейтенант даже не посочувствует просто направит документы в особый отдел дивизии, а через некоторое время за мной приедут. «Сдать оружие, следовать за нами» – и всё, – песенка спета. Даже если вывернусь от них и сбегу по дороге – дальше-то что делать? Бегать и прятаться? Так на следующие сутки все армейские службы и милиция будут располагать моим словесным портретом. А с учётом шрама на башке и следов от ранений на ногах можно просто приклеить документы себе на лоб и идти сдаваться первому же патрулю.

Значитца, надо будет беседовать с нашим особистом, убеждать его, что я-то «ничего такого», «нигде» и «никогда»… А вообще «всегда» и «все видели»… И срочно узнавать про «своих» родственников, соседей и знакомых по этой реальности. Ну не может быть, чтобы в бурных событиях семнадцатого и Гражданской из них никто не принимал участия. Рядом же Первопрестольная была, а там во время революции тоже всё кипело и полыхало… Иван Прохорович вон успел командиром взвода в ЧОНе побывать. Может, «батя» и с Буденным или Ворошиловым был знаком? Чем чёрт не шутит?

Сейчас стоит надеяться на то, что наш особист будет занят работой с пойманной диверсионной группой. Пока приедут из дивизии, пока будут остальных ловить… А там ещё надо закладки и тайники разыскать. Если Змея его коллеги не отодвинут в сторонку (а попробуй его отодвинь!), то все эти мероприятия наш лейтенант будет стараться проводить при своём максимальном участии. На «Звёздочку» у него уже точно есть, а если ещё будет рыть, то и на «Знамя» потянет. Неприятный разговор, наверное, состоится не раньше, чем через дней пять. Мне из полка деться некуда, на «Иле» трансатлантические перелёты не выполнишь. Вот бы в отпуск съездить – обязательно нашёл бы какого-нибудь «старого ленинца» и «произвёл» его в своего учителя-наставника.

Срочно требуется у своих «родителей» эту «инфу» выкачать. И повод есть – вроде бы как в партию собираюсь вступать, а посему желательно сослаться на славные революционные традиции своих родственников и знакомых. Будем держать пальцы крестиком. Ну а если «прижмут к стенке» – буду плести, что такие потрясающие познания появились в результате ноябрьской контузии. Особист сам же мне про это говорил. К тому же для пилота штурмовика пять дней могут растянуться как пять лет. У меня как минимум пять возможностей не вернуться из боевого вылета.

В общем, я пошагал в столовую, благо не очень далеко было, насвистывая «Наша служба и опасна и трудна…».

Ну да, страшно было. Но кроме этого, ещё страшно хотелось жрать – из-за этих чёртовых прохиндеев обед я пропустил. Ужасы-страхи приходят и уходят, а кушать хочется всегда.

Объясняться с нашим особистом мне пришлось позднее. Разговор получился суетной и бестолковый, как всегда бывает на ходу. У Змея на тот момент снова образовался завал, и уделить внимание моей малозначимой (хотя и интересной) персоне он толком не смог. Единственное, в чём я сумел убедиться, так это в том, что своими сомнениями и размышлениями по поводу одного младшего лейтенантика особист полка делиться дальше по инстанции не собирается. Во-первых, потому что не собрано достаточно материала; во?вторых, потому что не хочется портить показатели своего подразделения; в?третьих, я уже считался опытным пилотом и на фоне общих потерь моё задержание могло вызвать неудовольствие Храмова. Формально у Змея, с его двойным подчинением, было своё начальство по линии госбезопасности, только оно находилось далеко, а командир полка сидел за соседним столом. Мы договорились ещё вернуться к этому вопросу. Причём особист намекнул, что предварительно побеседует в неформальной обстановке с глазу на глаз. Однако в действительности и приватный разговор, и официальный допрос в присутствии сотрудников особого отдела дивизии, комполка и нашего комиссара состоялись много позднее, в сентябре, во время пребывания в запасной авиабригаде на аэродроме Кряж.

Комсомольское собрание

Прохладным вечером июньского дня после ужина, перед тем как «опрокинуть» заслуженные 100 грамм за боевые вылеты, Андрей постучал ложкой по пустой тарелке.

– Так, парни, никуда не расходимся. Будем проводить комсомольское собрание. Я сказал – потом успеете! Заканчивайте галдёж! Уважительная причина для отсутствия – только госпиталь. Всем всё понятно? Ладно. А теперь – от винта!

Пока летуны курили у столовой и обсуждали последние вылеты, успели поужинать во вторую смену и наши технари. «Чёрным душам», как всегда, не везёт – то всю ночь машины приводить в порядок, то ещё какие-нибудь работы. Вот и сейчас – без перекура оставили. Ладно, после подымят – лёгкие целее будут.

Итак, собралась почти вся наша комсомольская ячейка. Из госпиталя ради такого случая отпустили Толика, чем я сразу и воспользовался, посадив его секретарём – вести протокол собрания. А нечего было всякие каверзы в письменном виде устраивать. Я до сих пор не могу забыть свой первый вылет со стрелком.

Собрание решили проводить на свежем воздухе. Вечер, опять же, просто чудесный, да и наряду не надо мешать убирать после ужина. И наши красавицы-вольняшки имели полное право отдохнуть после целого дня на кухне. Нехорошо заставлять их ждать, пока мы провели бы своё мероприятие.

Андрей начальственно толкает меня локтём – типа все в сборе, можно приступать.

Ну, что же, начинаем.

– Сегодня, парни, обойдёмся без формальностей. Никто не против? Нас сейчас по списку сколько? Толик, озвучь.

– Двадцать четыре комсомольца.

– Ну, что – кворум собран. Повестку и прочее пропускаем – времени жалко. Работаем в боевом темпе. Андрей – тебе слово.

Ковалёв скупо и сжато просветил нас о положении на фронтах. Говорил честно, что особых достижений пока нет и не очень предвидится. Хотя и без него мы чувствовали, что предстоит «вязкая борьба в партере». О том, что со дня на день начнутся катастрофа Южного фронта и отступление, Андрей не знал и не мог догадываться. Он только предположил, что, скорее всего, наш полк на нынешнем участке долго не задержится.

– …поэтому обращаю особое внимание на отработку взаимодействия в звеньях и чёткость боевого применения. Про огрехи пилотирования (косой взгляд в мою сторону) и штурманской подготовки (теперь досталось Серёге) сегодня говорить не будем. Но надеюсь, что имеющееся время будет использовано на навёрстывание упущенного.

– Комсомолец Салихов, докладывай, что там у нас с переделками.

– Если кратко, не разводя антимонии, – на «шестёрку» и на «десятку» поставили ШКАСы. Два дня назад сумели на складе выбить «березина». Приводим пулемёт в порядок. Пока есть проблемы по перекосу ленты, по переделке привода, по экстракции отстрелянных гильз. Мы над этим работаем. Пулемёт будем ставить на «семёрку». Так как в эскадрилье осталось всего семь машин, высвободившиеся механики будут направлены на переделку остальных «грачей». При условии, что ещё сможем в дивизии выбить пулемёты. Подготовлено пять стрелков из числа техников. Это с учётом Горшнева. Ещё троих можно будет забрать из БАО. По данному вопросу всё. Теперь предложения. Товарищи пилоты, во время боевых и тренировочных полётов осматривайте землю. Фиксируйте места, где лежат подбитые самолёты. Любые – уже не важны ни тип, ни марка. К сожалению, запасных частей не хватает, и во время нашей последней поездки в дивизию нас предупредили, что будет только хуже. Так что будем искать и собирать всё, что хоть как-то можно использовать. По второму вопросу закончили.