Не покидай меня

– Я что, должна несколько раз повторять?

Я почти со злостью развернулся в ее сторону и громко крикнул:

– Очнитесь, наконец, мадам!

Какой к чертям чемодан? Нужно проверить людей и создать запасы на нашу дальнейшую жизнь. Из пятнадцати пассажиров пока я нашел не более восьми. Со стороны казалось, что кто-то очень старательно избивал их прямо в самолете, оставив царапины и ушибы на видных местах. Как только я приоткрыл дверь в переходной коридор, как меня едва не сшибло потоком воздуха. Закрываясь руками, я сумел выйти в переднюю кабину. Увы, ее разворотило так, что она не отличалась от кучи металлолома. Искать здесь живых было бесполезно. Я полазал в поисках пистолетов, ракетниц и прочих полезных вещей. Но было такое чувство, что после разрушения кабины все вынесло потоком воздуха в тайгу.

Когда я вернулся в помещение, которое очень сложно было назвать салоном и раньше, люди уже начали подниматься. Частные инстинкты преобладали – все искали свои вещи. Чурбаков подобострастно подтащил чемодан Елене Сергеевне, и она сразу начала копаться в его содержимом. Оказывается, она искала только помаду. Подкрасив губы, она подняла свои возмущенные руководящие глаза на меня.

– А с вами мы еще поговорим. Попозже, когда вернемся домой.

Почему никому не хочет приходить в голову, что последняя часть ее фразы – самая главная в нашей ситуации. И кому как, а мне очень непонятно, а что, мы действительно вернемся? Впрочем, думал ли я в это время, что останусь живым? Вряд ли. Мне просто не хотелось об этом думать.

Вы знаете, когда попадаешь в тяжелую и беспросветную ситуацию, то понемногу начинаешь надеяться на любую силу, любое явление и даже на необыкновенных существ. Лишь бы они смогли и действительно помогли. Но пока ты мечтаешь о чем-то необыкновенном, вокруг продолжают происходить обычные и часто совершенно незаметные вещи.

Почему-то Елена Сергеевна еще раз подняла свой взгляд на меня и даже вроде бы попыталась оправдаться:

– Я косметичку потеряла.

А может это была обыкновенная жалоба обиженного человека?

Глава 2. ЕСЛИ БЫ НЕ ОНА

С учетом личных пожеланий

До сих пор не пойму, как наш самолет не разрушился полностью, не сгорел и не смялся в какую-нибудь трудно представляемую гармошку. Что нам помогло? Много позднее я начал что-то понимать, но, в любом случае – это только мои догадки и вера в чудо. Сейчас уже трудно сказать точное время, когда мы совершили эту злосчастную посадку. Но зимой в Сибири всегда рано и сильно вечереет. Я это заметил, еще когда выходил в переднюю кабину. Или в ту ее часть, что реально осталась после приземления. И пока не наступила полная ночь, нужно было что-то придумать. Но единственно толковое, что пришло мне тогда в голову – было собрать людей в кучку и сообща обсудить создавшееся положение. Знаете, если кто-то и попадает в похожую ситуацию, то даже ее описание будет у всех сильно отличаться. Особенно, с учетом давности происшедших событий.

А впрочем, приоритет оставим за нахлынувшей на большинство собравшихся здесь людей эйфорией, что судьба и случай реально пощадили и оставили их в живых. Ну а все остальное становится в этот момент не так уж и важно. Как обычно в таких случаях откуда-то из сокровенного местечка в багаже появилась бутылочка коньяку, а затем и одноразовые стаканчики. И уже вокруг нее начался, как ни странно, оживленный разговор вполне довольных людей. Они достаточно долго обсуждают события последнего часа или чуть меньше. По их словам им запомнилась каждая минута снижения и посадки нашего самолета. И это несмотря на то, что большинство явно были без сознания – организм сам позаботился о них. А вот про тех, кто уже никогда не сядет рядом с нами, сейчас не вспоминали.

В таких случаях люди обычно стараются доложить своим родственникам о том, что они живые и здоровые. Но связи не было. Все операторы демонстративно проигнорировали своим вниманием этот лесной уголок. Кроме того, на таком холоде все аккумуляторы телефонов ускоренно превращались в бесполезные элементы. И единственный доступный способ для их зарядки – попросить ближайшего лося или оленя сбегать в известный только им населенный пункт. Но без всякой гарантии их обратного возвращения.

Пока бывшие пассажиры нашего неудачного рейса шумно разговаривали друг с другом, настойчиво и быстро среди них стал появляться еще один спутник всех попадающих в аналогичную историю – холод. Через нарушенную, а кое-где и практически отсутствующую герметизацию швов и стыков, минуя остывшие элементы конструкции, устройства и приборы, со всех сторон непрерывно поступал поток холодного воздуха. Наконец, наступил момент, когда люди, одетые совсем по-городскому, начали замерзать.

Наверное, поскольку я бегал по самолету в попытке найти хоть что-то мало-мальски полезное, холод дошел до меня несколько позднее, чем до других. Насколько я знаю, в стужу, в первую очередь, начинают мерзнуть ноги. Ведь наши, предназначенные для города сапоги и обувь на тонкой подошве, без разницы с натуральным или искусственным мехом внутри, никогда не смогут согреть в сибирские холода.

Нужно было немедленно принимать какое-то решение, а не смотреть на должностной уровень нашего сообщества. Это бесполезно. Опыт показывает, что чем выше должность, тем менее человек приспособлен к отклонению от комфортных условий существования. Хотя и соглашусь, бывает множество исключений: люди, увлекающиеся туризмом, или альпинисты. Да и еще теща моего соседа. Говорят, что она как-то морозной ночью искала своего несчастного зятя. И если бы не она, то даже страшно представить, что мог отморозить несчастный человек. С тех пор зять глубоко уважает свою тещу.

Ну и последнее из моих комментариев о холоде. Мне рассказывали, что женщины действительно ощущают холод интенсивнее мужчин. Причины точно объяснить не могу, но среди нашего спасшегося коллектива женский пол был представлен только одним человеком – моей начальницей. Только наблюдая за ней, можно было экспериментально проверить, насколько правильна предложенная теория.

А наши люди стали делиться на части – по своим представлениям о путях спасения. Одни старательно пытались укутаться извлеченными из чемоданов вещами и даже содранными в переходах шторками. Другие мотались по тому, что еще осталось от самолета, с непонятной для них самих и окружающих целью. А нам всего лишь был нужен хороший костер. Общее благоразумие отказалось от его разведения внутри корпуса. Несколько человек, в том числе и я, вышли на улицу. Для этого пришлось пройти остатки грузового отсека. Перед нами предстала унылая картина, еще раз показывающая, как нам повезло – при посадке самолет остался без хвоста и даже части грузового отсека. Однако пол находился не слишком высоко над поверхностью Земли. Скорее всего, от нашего шасси осталось только одно воспоминание.

Рядом с самолетом снег оказался не слишком глубоким, по крайней мере, можно было осторожно передвигаться, не набирая его даже в короткие мужские полусапожки. Теперь мы старательно вспоминали кто пионерские, кто скаутские навыки. Кое-как наломав ветки и приспособив для растопки журналы, мы развели красивый полыхающий костер. У него был только один недостаток – возле него нельзя было стоять. От костра во все стороны распространялся страшный жар, а люди продолжали сильно мерзнуть. Какой-то мужчина, ранее все представились, но запомнить имена сразу сложно, подскочил к костру и отбросил в сторону часть веток. Жар заметно ослаб, и появилась возможность подойти ближе к костру. К этому времени вся наша компания собралась возле него. Подошла и моя начальница в сопровождении своего верного ординарца Чурбакова. Даже в этих условиях он старался выслужиться перед своим руководством.

Мы тогда здорово боялись, что может появиться зверье, которого в этих краях вполне хватает. Но пожилой дядечка нас успокоил, что шум нашего крушения наверняка всех отпугнул. Так, что у нас есть пусть и небольшая, но, все-таки, фора. Но не больше, чем на сутки. Это очень приятно, и, по крайней мере, этой ночью нас гарантированно не съедят.

И все-таки, я по природе гуманист. Когда я заметил, что Елена Сергеевна начинает переступать с ноги на ногу и подпрыгивать на месте, я не поленился несколько прогретых еловых веток бросить на снег перед ней. Или в темноте я плохо рассмотрел, или, действительно, впервые за время нашей совместной работы, я был удостоен ее благодарного взгляда. Хотя и оговорюсь, никакой гарантии на этот случай я не дам.

Эту ночь, впрочем, как и все последующие, я запомнил на всю свою дальнейшую жизнь. Не то, чтобы я долго боялся повторить свое участие в подобных злоключениях. Но, почему-то, именно тогда я начал любить жизнь по-настоящему. Не за ее комфорт, не за пищу, не за… Главное, что это жизнь. Уже подаренная человеку без всяких ненужных заверений и обещаний с его стороны.

Поскольку мой возраст позволял гонять меня за дровами чаще других, то мне всегда было тепло. Откуда взялся этот топор, то ли его нашли в самолете, то ли его вез кто-то из нашей группы, это было неважно. Главное, что он упрощал мою работу, да и, скажу честно, с ним я чувствовал себя в лесу гораздо увереннее. Вернувшись в очередной раз к костру, я передал охапку веток обслуживающему костер персоналу. Под ним подразумевались два человека предпенсионного возраста, добровольно взявшиеся регулярно подбрасывать ветки в костер. А я сам снял перчатки и протянул руки к огню. Внезапно кто-то неуверенно дернул меня за рукав.

– А можно еще веток, а то у меня опять ноги мерзнут.

Если бы Елена Сергеевна говорила так со мною в офисе, то мне был бы обеспечен либо обширный инфаркт, либо полная потеря речи. И мне так хотелось сказать, чтобы она сама взяла и достала себе ветки из костра. Но я не смог и, ничего не говоря, схватил несколько веток и положил их на просушку на краю костра. А то, что я сделал потом, для меня не влезало в рамки ни одной из каких-то непонятных логик. Я решительно провел обыск в своей вытащенной на улицу сумке. Из оставшихся от тонны или полутонны приготовленных мамой вещей я отобрал несколько пар шерстяных носков.

Когда она испуганно обернулась на мой голос, я почти всунул ей в руки мой стратегический запас носков.

– Возьмите и выберите те, что для вас подойдут.

Как хотите, только не может это быть оскалом ненавидящего меня человека. А, значит, она впервые подарила мне настоящую и благодарную улыбку. Впрочем, на улице было очень темно и плохо видно.

Утро в лесу без медведей

К утру костер стал заметно скромнее. А как только рассвет заявил о себе в полной мере, и наблюдаемый нами мир стал расширяться прямо на наших глазах, отчетливо проявилась картина нашего крушения. Перед нами лежало деформированное и искореженное туловище мертвого самолета со срезанными крыльями и потерявшимися в последнем полете двигателями. Прямо по трассе падения машины хорошо проглядывалась целая полоса смятого, сорванного и сломанного леса. А сам самолет замер прямо на краю огромного обрыва. И если очень внимательно прислушаться, то вдали явно слышался шум воды на перекатах – фюзеляж нашего самолета был наклонен в сторону невидимой нами реки. И очень похоже, что мы еще раз спаслись от неминуемой гибели.

Судя по широкому следу от фюзеляжа на снегу и значительному увеличению расстояния от костра, наш самолет медленно и уверенно сползал в обрыв всю прошедшую ночь. В спешке мы хотели провести его повторный обыск уже при дневном свете, но внезапный и страшный для слуха скрип по снегу возвестил начало перехода нашего транспортного средства в последний полет. Грохот и поднявшиеся столбы снежной и водяной пыли возвестили об окончательной гибели того, что еще оставалось от самолета. На зато его исчезнувшие останки освободили нашим взглядам перспективный вид вдаль. Свет наступающего дня позволил разглядеть на крутом берегу сразу за поворотом реки что-то очень похожее на небольшую избушку. Я вспомнил, что в лесах этот строительный комплекс называют зимовкой. Расстояние, это на мой первый взгляд, не превышало двух километров, или даже меньше. Только потом я узнал, что в тайге на глазок оценить расстояния необычайно трудно. Да и, кроме того, на ваш путь может накрутиться та самая добавка, которая в народе издавна, и часто с откровенной издевкой, называется гаком.

А ведь самое странное, что на наших глазах только что исчезла искореженная и давно погибшая машина, которая привела к гибели людей и к той ситуации, в которую мы сейчас попали. Но мы все стояли с таким грустным видом, как будто находились на похоронах родного существа. Что ни говори, недаром же говорят, что величие человека состоит в его приспособленности и прощать, и делать ошибки.

И, кстати, когда годы спустя, я рассказывал достаточно компетентным людям о нашей истории с посадкой, они согласно кивали головами. До тех пор пока один из них не заявил:

– Это ваша сказка?

Потом друзья долго уговаривали не обижаться на его пассаж. Но, в любом случае, глаза людей говорили только об одном – никто и ничему так и не поверил.

А мы оставались в тайге. И вокруг – только следы от нашей посадки. Теперь нужно было решить, куда нам двигаться дальше? Хотя, может быть, нас ищут и лучше пока оставаться здесь на месте? Начавшиеся бурные дебаты немедленно раскололи наш отряд на две части. Одна, четыре человека – ровно половина, выступала за необходимость движения к зимовке, а другие захотели остаться, обоснованно надеясь на скорое появление внешней помощи. А мне, к примеру, по жизни всегда было легче двигаться, чем стоять на месте, тем более, что еще неизвестно, где будет хуже. И я уверенно предложил организовать переход к увиденной нами избушке. Меня удивило, что даже Елена Сергеевна, для чего-то беспомощно покрутив головой, тоже вступила в мое ополчение. Наверное, сыграли свою очевидную роль вовремя подсунутые ей под ноги еловые ветки. С настоящим подобострастием и своей небольшой знаменательной речью, зафиксировавшей вступление в клуб путешественников, подтвердил свое согласие и Валерий Иванович Чурбаков. Впрочем, при его готовности выполнять любые, пусть и самые нелепые указания сверху, ждать от него чего-либо другого просто не приходилось. Более осмысленно подошел к вопросу участия в нашей авантюре последний четвертый попутчик – некий Сергей Васильевич. Сейчас, в прошествии стольких лет я, к сожалению, начал забывать его фамилию, хотя кое-кто до сих пор перезванивается с его прямыми родственниками. Но обо всем этом попозже.

Впрочем, дальше все происходило без всякого пафоса подготовки настоящей кругосветной экспедиции. Начало положило желание единственной среди нас женщины взять с собою все вещи, ну может только слегка в урезанном количестве за счет выброшенных носовых платков, салфеток, модных журналов и тоненького шелкового халата. Вот как раз против него я и не протестовал, настолько мало места он занимал в ее багаже. Зато три пары туфель, два вечерних платья и еще многое другое никак не укладывалось в планы подготовки нашего перехода. Более того, непонятно на что надеясь, мадам захотела взять с собой привезенные бизнес-планы и подготовленные договора. А когда я сказал, что их содержание нужно вначале согласовать с местными медведями, она совсем не поняла моей шутки, а вполне серьезно спросила:

– А кто здесь медведи?

Пришлось терпеливо и дотошно объяснять, что к нашему счастью местные медведи спят, а вот если они проснутся, то с ними придется согласовывать их меню из нас и, кажется, сразу и на обед, и на ужин. Короче, в это время я настолько запугал свою начальницу, что она с более высокой ответственностью углубилась в осмотр содержимого своего чемодана. А то, что произошло дальше, лишь с очевидностью показало, и можете это выбить где-нибудь в камне, что мужчины никогда не смогут понять женщин. И даже пытаться бесполезно. А все потому, что Елена Сергеевна решительно подняла чемодан и вытряхнула его содержимое на снег.

– Вот так, как есть – и пойду. И мне ничего больше не надо.

Мне, как более благоразумному существу, пришлось экстренно проводить разборку выброшенных вещей и планомерно распихивать по пакетам то, что действительно могло понадобиться ей в будущей жизни. Конечно, пока нас не съест проснувшийся от спячки медведь. И пока начальница отрешенно смотрела в сторону, я, иногда скрипя зубами, выкидывал в снег красивые, даже на мой взгляд, вещи. Да еще, наверное, и жутко дорогие. Зато в пакеты перекочевали обнаруженные мной прекрасные теплые вещи, маленький ножичек с перламутровой ручкой, маленький блокнот, а также разные элементы необходимой в дальнейшем одежды. Все равно получилось очень и даже очень много. Тогда я взял свою дорожную сумку, выпотрошил ее самым безжалостным способом, а на освободившиеся места в хаотичном порядке влезли и по-соседски залегли отобранные и частично ранее приговоренные к выбросу вещи Елены Сергеевны. А главное достоинство моей сумки состояло в том, что легкими движениями рук она могла превратиться во что-то, во многом напоминающее рюкзак. Впрочем, иногда, а в самом конце операции обязательно, в дело включалась и нога, причем не важно, левая или правая.

Самое странное, что после наших упаковочных прений с Еленой Сергеевной, все начали смотреть на меня как на очень крупного специалиста в области дальних таежных переходов. Со мной начали советоваться, спрашивать и даже смотреть на меня с очевидной надеждой в глазах. И никто не знает, что за два последних года, самый дальний переход, который был мною совершен, протянулся от спящего пригорода Ольгино до ночного клуба где-то в центре города Петербурга. Оттуда мне тоже пришлось идти пешком домой по причине чудесного исчезновения всех моих денег.

А сейчас дорога мне казалась совсем короткой. И ее размеры вселяли уверенность в двух других мужчин, которые решили тащить свои чемоданы в полном объеме не выброшенных ими вещей. Время неумолимо шло и предстояло выдвигаться. Хоть и пасмурный, но дневной свет давал нам и надежду, и хоть какую-то, но веру в личную безопасность каждого из нас.

Наш боевой отряд выдвинулся в путь примерно в одиннадцать часов. На наш переход предварительно планировалось потратить час-полтора. В рамках подготовки к походу нужно отметить еще один немаловажный аспект. Конечно же, называть своего практически боевого товарища, с которым мне предстоит встретить опасности, трудности и переживания, мымрой, стервой и даже змеей – не совсем хорошо. Поэтому в рамках приличий мне, даже и в мыслях, пусть и временно, но пришлось перейти на Елену Сергеевну.

Начало похода

Вам приходилось идти по таежному лесу? Жутко неровно, под покровом снега скрываются хаотично упавшие ветки, сучья и выпирающие корни деревьев, а также непонятно для чего появившиеся ямы и почти небольшие воронки. А в отдельных местах ваша проскочившая слой снега нога пробивает тонкий лед и начинает скользить по глинистой смазке, покрывающей почву. И нередко в результате вашего неосторожного движения перешедшее в состояние неустойчивости тело начинает быстро приближаться к земле – иногда вперед, иногда назад. А сколько еще других неприятностей подготовил нам окружающий нас лес?

Эти препятствия выматывали, заставляли усиливать внимательность и сильно замедляли наше движение. И, таким образом, уже менее чем через час начавшийся так оптимистично транссибирский поход пришлось резко замедлить. В первую очередь ввиду категорически неприспособленной к нашему появлению и тем более переходу дороги. А потом и объявить нашу первую остановку. Вначале мы хотели скромно посидеть на чемоданах, но игнорирующий нас во время движения холод сразу и в полном объеме заявил на привале о своих правах. И вроде бы у людей считается, что, как будто не учитывая нас самих и наше мнение, организм сам начинает проводить мобилизацию внутренних ресурсов. А на самом деле не прошло и десяти минут, как по внешнему виду рассевшихся на чемоданах людей стало ясно, что их так надолго не хватит. Опасаясь, что мы не дотянем до пункта назначения, я начал срочно собирать ветки, сучки и даже упавшие маленькие деревца. Скоро у меня получился приличный запас дров для очень хорошего костра. Теперь мои довольные попутчики грелись и охотно поедали различные сухомяточные продукты – печенье, вафли и даже баранки.