– Не знаю… Что-нибудь, – пробурчал он.
– Ну, давай. Делай свои дела. Смотри, товар не потеряй, – чмокнула его в губы, – постарайся успеть к ужину. Дома ночевать всегда лучше, чем где-нибудь. Верно? Приезжай в любом виде. Я буду ждать.
– Ты же, знаешь: я не пью.
– Это я так. На всякий случай.
– Ну, всё. Пока. Ужинай без меня. Давай, – выдал молодой человек, вымученно поцеловал девушку, развернулся, и пошёл к автобусной остановке.
* * *
Толя Малышев приехал покорять вершины исторической науки из далёкого, сибирского города Томска. Там он успешно окончил среднюю школу и сдал единый государственный экзамен с достаточно высоким баллом для того, чтобы претендовать на бюджетное место в одном из столичных, престижных вузов. Его выбор пал на исторический факультет Санкт-Петербургского государственного университета. С детства он увлекался историей, и ему очень хотелось раскопать окружающие родной город сопки, для того, чтобы узнать, что скрывается под многометровым слоем земли. Однако, не питая особых иллюзий относительно своего поступления в столь видное учебное заведение, он подстраховался ещё тремя менее раскрученными храмами науки, расположенными гораздо ближе к его дому. И вот, когда из одного из них пришло известие о зачислении, неожиданно отозвался и желанный исторический факультет, сообщивший, что его заявление рассмотрено положительно.
Сборы были не долги. Попрощавшись с родителями, он отбыл в Северную столицу. Так началась его самостоятельная жизнь. И на этом пути большую помощь и поддержку оказал ему дядя Яша – бессменный комендант студенческого общежития, пятидесятилетний татарин маленького роста, лысый и пухлый, как Колобок.
Он, по каким-то ему одному ведомым признакам, с первого дня заселения выделил Толю из общей массы абитуриентов и по-отечески ненавязчиво опекал на протяжении многих лет. Именно он предложил отчисленному студенту место электрика в обмен на половину заработной платы с премиальными, предоставив ему право проживания в вверенном ему общежитии с возможностью работы где угодно без каких-либо ограничений, но с условием ежевечернего, обязательного осмотра электрохозяйства. Несмотря на кажущуюся кабальность, эта сделка оказалась для Толи выгодной. Регулярно отдавая начисленные ему гроши, он получал койку в комнате на двоих и возможность зарабатывать реальные деньги. Два раза в месяц он исправно исполнял свои обязательства, и каждый вечер, после работы, проверял отсутствие посторонних включений, после чего шёл к дяде Яше, докладывал состояние дел, пил чай и рассказывал ему какую-нибудь очередную историческую байку. Особенно тот любил послушать про далёкую страну, растаявшую среди просторов тайги, Великую Тартарию, и про населявших её Великих Моголов более трехсот лет сдерживавших неимоверными усилиями разрастание мракобесия средневековой Европы. Анатолий разворачивал на столе одну из многочисленных репродукций старинных карт, они склонялись над ней и долго рассматривали свою забытую современной наукой Родину, читая латинские названия окружавших её стран и народов. Осознание того, что их предками являлись не какие-то там узкоглазые, дикие пастухи-монголы, а самые, что ни на есть русские сибиряки, легко ложилось на сердце каждого и наполняло грудь гордостью. В эти минуты оба ощущали свою русскость гораздо больше, чем самый чистокровный русский по официальному Свидетельству о рождении.
– Значит, нет у нас исторической науки, – тяжело вздыхал дядя Яша.
– Абсолютно нет. Со времен Екатерины и её немцев. Один сплошной вымысел, – согласно кивал головой Анатолий.
В это мгновение оба помнили, что один из них когда-то пострадал за правду, а другой нашёл в себе возможность придти в трудную минуту ему на помощь. И им обоим становилось приятно.
Так продолжалось восемь лет. Но потом, внезапно, словно из-под земли, появилась Алёна.
Встретились они на дискотеке. Пару раз потанцевали. Потом она пригласила его пройтись, подышать воздухом. В подъезде какого-то дома он неожиданно прижал её, она откликнулась, ну, и понеслось…
С первых же минут близкого знакомства Алёна как-то сразу взяла инициативу в свои руки. Не успел Толя опомниться, как уже переехал к ней жить, в её комнату, что она снимала в двухкомнатной квартире пятиэтажного хрущевского дома, и ежевечерние обходы электрохозяйства, далёкого от проживания общежития, сразу же стали для него обременительными. Спустя месяц утомительных мотаний через весь город, пришлось уволиться.
Дядя Яша советовал не торопиться с подобным решением. Но молодость не терпит отлагательств. И вот, когда волна эмоционального увлечения прошла, а гормональный всплеск уступил место пресыщению, наступила пора разобраться с перспективами новой жизни. Тем более, что глаз начал придираться к деталям, и характер подруги не доставлял больше никакого удовольствия. Не любил Толя, чтобы им распоряжались, и уж, тем более – напрягали. Поэтому перспектива длительных отношений, что ясно нарисовалась на горизонте, как-то не сильно его обрадовала. Не хотелось, вот так, сразу, отдавать себя целиком тому, кто весьма приблизительно отвечал внутреннему представлению о женской красоте и гармонии.
* * *
В этот вечерний час дядя Яша, как обычно, сидел в своём двухкомнатном, служебном номере перед телевизором, и пил чай с абрикосовым вареньем, что присылала ему сестра из далекой Абхазии.
– А-а, Толик, проходи, проходи, – радушно встретил он вечернего гостя, указывая рукой на свободный стул, – Молодец, что пришёл. Садись. Чай будем пить. Новости слушать.
– Спасибо. Охотно, – Толя скинул сумку на пол, привычно повесил плащ на вешалку возле двери и зашёл в санузел помыть руки.
Через минуту слегка посвежевший молодой человек подсел к столу.
– Что грустный такой? Случилось что? – поинтересовался дядя Яша, ставя перед ним ярко раскрашенную петухами чайную чашку с горячим чаем.
– Вернуться хочу, дядя Яша. Задолбала семейная жизнь, – признался тот, – Не думал, что оно всё, вот, так, выйдет.
– А, как, ты, думал? Думал, одни удовольствия тебе приготовлены? Так, ты, думал? – придвинул к нему хозяин общежития корзинку со сдобой, – Это, ты, погоди, не торопись. Женщину бросить, много ума не надо. Ты разобраться попробуй. Что она такое для тебя, теперь, есть?
– Напрягалово, – тут же выдал Анатолий, надкусывая булочку с маком.
– Хорошо, вам, молодым рассуждать. Легко вы живёте, как я посмотрю, – покачал комендант круглой головой, – Плывёте по течению, а чуть что стало не так или пошло как-то потруднее, так вы сразу в сторону. Очень вы напрягаться не любите. Себя очень любите и бережёте. Непонятно только для чего? На какие такие подвиги силы копите?
– А, вдруг, завтра война, а мы все уставшие? – улыбнулся гость.
– То, что вы все себя там, как надо, покажете, в этом я нисколько не сомневаюсь. На один рывок всех вас хватает, если, конечно, наподдать сзади, как следует. Но жизнь не война. На рывок её не возьмёшь. Она требует постоянных усилий. Каждый день. Каких-то поступков, действий. А вот их-то вам совершить, никак не получается. Боитесь вы все поступки совершать, что ли?
– Какие поступки?
– Разные. Пока вам не скажешь, что надо сделать, вы ничего сами не сделаете. Лампочку в патрон не ввернёте. Будете в темноте сидеть, глаза себе портить, а лампочку не замените. Как это расценивать? Такое впечатление, как будто в вас жизненной энергии мало осталось. Несете её в себе, и расплескать боитесь.
– Может, и, правда, мало, – согласился молодой человек.
– Когда человек сильный, когда он наполнен жизненной силой, – продолжил рассуждения комендант, – то он за всякое дело хватается. Всем помогает. А вы только о себе думаете. Каждый своё бережёт. Делиться своим не хочет. Да… Надо её в вас как-то накачивать. Заливать, как бензин в машину. А как?.. Если бы я знал, как… Нас, в своё время, на поступки партия поднимала. Большой сильной ногой. Сейчас партии нет. Да, и поднимать не на что. Может, от того вы все на боку и лежите.
– Может от того и лежим. Мне бы тоже куда-нибудь прилечь не помешало бы. Есть где-нибудь для меня местечко?
– Только на кладбище. Да, и там, я думаю, свободных мест не найдётся. Извини. Всё занято. На твоё место я уже взял, другого. Третий день как. Вон, можешь у меня сегодня переночевать на диване. Больше нет ничего. Я не волшебник. Хотя, если пройтись по комнатам, то может, где-нибудь, что-нибудь, свободное и найдётся. Сходи, если хочешь. Поспрашивай.
– Нет, дядя Яша. Не пойду. Не хочу. Лучше у вас переночую. На диванчике, – присел на него Толя, пробуя достаточную мягкость, – А этого, нового, нельзя как-нибудь подвинуть?
– Что, значит, подвинуть?
– Ну, сказать ему, типа, что, мол, я, вот, вернулся?..
– Нет. Нельзя. Тебя месяц не было. Не могу же я место за тобой вечно держать!
– Что, и уже выписали?
– Выписать, ещё, конечно, не выписали. Но места уже нет. Койка твоя занята.
– А если я с этим новым поговорю, и он уволится, место будет?
– Если уволится, то будет. Ладно, – пригладил комендант лысую голову, – Парень, ты, больно хороший. Упрямый, правда. Но ничего… Придумаем что-нибудь… Ночуй сегодня, пока, здесь. Вот, в холодильнике возьми себе пару котлет. Они из столовой. Хлеб, сам знаешь где. Устраивайся.
– Спасибо, дядя Яша. Второй раз выручаете. Честно говоря, весь день не ел.
– Да. С чая сытым не будешь. Кем работаешь то?
– Жуликом.
– Это как?
– Да, вот так. Вписался в блудняк. Лучше бы вас послушал. Повкручивал бы вам сейчас лампочки, где надо. Да и вообще…
– Давай, рассказывай, что случилось.
* * *
Анатолий вкратце поведал, чем занимался последние пять дней и для наглядности поставил на стол образец товара, какой предлагался пенсионеркам.