– Нет! Если тебя схватят бесы или демоны, то с тобой ничего не случится. Съесть они тебя не смогут, так как ты ядовитая. А скорее всего, приведут тебя обратно, чтоб мы тебя у них забрали. Да ещё и всякими подарками завалят, как в сказках. А всё потому, что ты хуже них. Вредная, приставучая и ненормальная. Не понятно чего желающая.
Глаза девочки лишь на миг превратились в две чёрные бездонные дырочки, но журналист успел отвернуться от неё.
– Я хочу, чтоб ты меня удочерил, – сказала она, и чуть тише добавила: – Как обещал.
– Ну, уж нет! Я тебе говорил и повторяю еще раз. Я не хочу тебя удочерять и не буду. Пусть тебя твои бесы удочеряют, с которыми ты вечно возишься… Кстати, в тот раз, когда пёс стащил мою сумку. Ты их своей кровью кормила? Или у меня что-то с головой не в порядке?
Так и не дождавшись ответа, от внимательно слушавшего ребёнка, Майер махнул рукой:
– Не важно! Меня это не касается. Стоит немного потерпеть и я вернусь в столицу, к нормальным живым и молодым людям, и забуду ваш затхлый старый город, как ночной кошмар!
Михаэль вновь шагнул было дальше по дороге, когда новый вопрос прозвучал из уст ребёнка:
– Но почему? Почему ты не хочешь стать моим папой? Ты ведь одинокий.
Укол про одиночество попал точно в свежую душевную рану молодого человека, но немец с внутренним достоинством не стал на этом заострять внимание.
– Я не хочу обременять себя заботой. Я не собираюсь оставаться жить здесь, а если я вернусь в Лондон с дочкой, друзья меня вовсе не поймут. Я слишком молод, чтоб заниматься обучением и воспитанием…
Михаэль, наверно, ещё долго мог перечислять причины, но Кэрри его перебила.
– Я была бы счастлива, повидать столицу, – в голосе девочки послышались мечтательные и просительные нотки, – и меня не надо воспитывать. Я уже взрослая, и всё знаю сама.
Дабы надоевший разговор снова не перетёк в спор, о том что «невозможно всё знать», Майер резко, и довольно грубо отрезал:
– Ты мне не нравишься!
С твёрдым намерением больше не останавливаться и не оборачиваться, журналист двинулся быстрым шагом по улице.
– Значит, ты не будешь меня удочерять? – негромко, но так, что немец услышал, спросила Кэрри.
– Нет! – не удержался парень от повторного ответа.
– Никогда?..
– Никогда!
Если б Михаэль, нарушив данное себе обещание, и всё-таки обернулся, то увидел бы, какая гримаса ярости и ненависти отразилась на обычно милом лице девочки. В глазах её исчезли зрачки, словно прикрытые могильной мглой. Губы скривились в жестокую, отталкивающую усмешку, а руки сжались в кулачки.
Но журналист не обернулся, продолжая поспешно удаляться всё дальше. Его действия больше напоминали бегство. Вот только от кого он бежал? От назойливой девочки или от самого себя? На этот вопрос, если бы его вдруг кто-то задал, Михаэль и сам не знал ответа. Не знал он, к счастью, и о тех невзгодах, которые коварная судьба приготовила ему, притаившись на пороге. Впрочем, он даже не знал, как в этот вечер добрался до дома, так как после разговора с Кэрри набрёл на дешёвое питейное заведение, где и напился до такого состояния, что остаток вечера и ночи исчез из памяти. Такого в его жизни еще не случалось. Похоже, становилось привычным, что многие события, произошедшие с парнем в Бринстоуне, оказываются в его жизни впервые.
Глава 11
– Ну, и зачем надо было так напиваться?
Каждое произнесенное слово девушки словно отпечатывалось на многострадальной голове Михаэля новым ударом боли. Память отказывалась повиноваться, лишь с великой жалостью к своему никчемному хозяину, сквозь марево пьяного тумана, напомнила, как Майер поднялся с дивана, разбуженный упорной барабанной дробью по входной двери и впустил в дом обеспокоенную Анжелику.
– Ты меня вообще слышишь? – чья-то добрая рука положила на лоб мокрую тряпку.
Головная боль немного отступила.
– Михаэль?
Парень с трудом разлепил тяжеленные веки. Он находился в своей спальне, на своей, уже родной кровати. Рядом, с тревогой в глазах, присела Аллен. Странно, до этого момента он точно вспомнил, что лежал на диване, на первом этаже. Как же очутился здесь?
Журналист попытался сказать «привет», однако пересохший рот и язык, в совокупности издали лишь невнятное мычание. Озабоченность на лице добровольной сиделки увеличилась многократно, и она поспешно сменила компресс на лбу больного на более холодный.
– Совсем плохо, дорогой?
Михаэлю стало стыдно. Собственноручно, если можно так выразиться, напился до чёртиков, а теперь за ним ухаживает красивая девушка и переживает о его самочувствии. Стыдно-то как, но при этом до дрожи приятно. Значит, кое-кому еще нужен.
Отрицательно качнуть головой оказалось проще, чем сказать словами, однако головная боль от этого слабого движения набросилась с новыми силами. Михаэль застонал.
– Сам виноват, – упрекнула девушка, правда, с заботой в голосе, – не стоило так напиваться. Переделали твою статью, и что? Теперь всё? Конец света? Ведёшь себя как избалованное дитя.
– Прости… – С трудом прошептал «больной».
Анжелика лишь глубоко вздохнула, будто заранее прощая все прегрешения парня.
– Хочешь воды?
Пить хотелось невыносимо, словно пробыл в жаркой пустыне несколько дней подряд. Пересохшие губы снова подвели и Михаэль лишь быстро кивнул. Девушка подошла поближе и подложила под спину парня подушку, чтоб удобнее было пить. Опять в голове Майера возникла ассоциация-сравнение себя с тяжелобольным пациентом, заставившая недовольно нахмуриться. Анжелика уже повернулась к столику, на котором стоял стакан и кувшин с водой, и не видела изменившееся лицо журналиста. Стоит отметить, что никакой посуды раньше на столе не стояло, значит, молодая подруга не только довела (или дотащила?) Михаэля до второго этажа, но и успела сходить за водой, предугадывая будущие желания проснувшегося с похмелья человека.
Пока Майер размышлял об этом, Аллен налила воды в стакан, и протянула его жаждущему. Стакан опустел до обидного быстро.
«Надо будет купить стаканы большего размера» – с сожалением подумал немец.
– Полегчало? – поинтересовалась девушка, забирая стакан.
Действительно, живительная влага оказала свое чудесное действие, спасла горло от засухи и немного прояснила сознание. Вот только, одного стакана явно не хватило, но просить добавки у заботливой девушки совесть не позволила.
– Да. – Губы растянулись в улыбке. – Спасибо тебе, большое. Спасительница!
Щеки Анжелики покрылись румянцем от смущения. Заслуженная благодарность и похвала приятна всем без исключения, а девушкам особенно. А когда Михаэль взял ладонь Анжелики в руку и поцеловал её пальчики, она ещё сильнее смутилась, окончательно покраснев, и заговорила:
– Тогда вставай, приходи в себя, а вечером заходи ко мне. Я хочу тебе кое-что показать. Сюрприз. А сейчас мне пора идти. Ещё куча дел. До встречи, дорогой!
И выскользнула из комнаты, крикнув из коридора:
– Не провожай.
Михаэль и не собирался. Он, только услышав, как захлопнулась входная дверь за девушкой, едва доковылял до стола, и, забыв о нормах приличия, прижался губами к горлышку кувшина. И не успокоился, пока полностью не опустошил его до дна. После чего, весьма довольный собой, добрался обратно до кровати. Лёг на бок и заснул.
* * *
– Это тебе, – шикарный букет цветов перекочевал их рук Майера в ладони Анжелики. – Еще раз извини, что тебе сегодня пришлось со мной нянчиться.
– Не зря же я подрабатываю няней! – рассмеялась девушка, уткнувшись носом в бутоны цветов. – Как вкусно пахнут! – с восторгом добавила она.