Призраки Каллисто

– А…

– Он умер. В прошлом году.

– Ох…мои соболезнования. Как это печально. А…

– Я его дочь Джейн. Подождите, вы сказали Уильям Гилеви? Радиоастроном?

– Он самый.

На другом конце линии связи замолчали.

– Отец вашего звонка очень ждал, – наконец, произнесла невидимая Джейн. – Он даже меня заставил поверить, что вы позвоните.

– Мне очень жаль, – сказал Уильям. – Понимаете, я…

– Не нужно ничего объяснять, – прервала его Джейн. – Всё, в общем, ясно-понятно. Занятый серьёзными делами известный учёный, радиоастроном, профессор и какой-то очередной сумасшедший. Мало ли таких. Лучше держаться от них подальше. Скажете, не так?

Агнешка подумала, что девушка там, в штате Иллинойс, явно обижена. Причина обиды тоже понятна. Но помешает ли им эта чужая обида узнать то, что они хотят узнать? Вот, в чём вопрос.

– Не скажу, – неожиданно жёстким тоном произнёс Уильям. – Всё действительно так и обстоит. Сумасшедших, действительно, хватает. В отличие от учёных. Но дело не в этом. Дело в том, что я не стёр письмо вашего отца и теперь звоню. И, уж если на то пошло, не чувствую за собой ни малейшей вины. Я и мои коллеги, которые сейчас присутствуют при разговоре, очень вам сочувствуем, поверьте. Но мы не виноваты в смерти вашего отца. От чего он умер?

– Автокатастрофа, – сказала Джейн. – Скользкая дорога, ночь, поворот… Он всегда любил быструю езду. Слишком любил.

– Ещё раз примите наши соболезнования.

– Принимаю, спасибо, – голос девушки окреп. – Простите, я, вероятно, была слишком резка. Вы сказали, что не один сейчас? Наш разговор слушают?

– Не один, – подтвердил Гилеви. – Со мной научный сотрудник Агнесса Калиновская и директор радиотелескопа АЛМА господин Ёсикава Хироси. Собственно, я звоню и по их инициативе. Мы сейчас находимся в Центре управления радиотелескопом. Если хотите, могу включить камеру, чтобы вы нас увидели.

– Да, было бы неплохо.

Уильям включил камеру и панорамный обзор:

– Позвольте вам представить. Это наш директор Ёсикава Хироси, он всем здесь командует.

Ёсикава церемонно поклонился.

– И Агнесса Калиновская, наш молодой и прекрасный во всех отношениях научный сотрудник.

– Привет! – помахала рукой Агнешка.

– Привет, – сказала Джейн. – А это я.

На экране появилось симпатичное лицо молодой, лет двадцати с небольшим, веснушчатой девушки с тёмно-русыми, слегка растрёпанными волосами.

– Очень приятно, – сказал Уильям. – Вот и познакомились. Скажите, Джейн, я правильно понимаю, что вам известно содержание письма, которое послал мне ваш отец?

– Правильно. Более того, как я понимаю, просто так вы бы звонить не стали. Сейчас у нас заканчивается две тысячи тридцать третий год. Следующий, тридцать четвёртый – год Великого противостояния с Юпитером. Спрошу прямо. Вы получили тот же сигнал, о котором писал отец?

Уильям и Ёсикава переглянулись. Директор едва заметно наклонил голову.

– Ваша смекалка делает вам честь, – сказал Уильям. – Мы не знаем. – Для этого нам нужно его услышать.

– Я могу включить его вам прямо сейчас, если хотите, – просто сказала Джейн. – Буду откровенна, вся эта история мне порядком надоела. Слишком давно с ней живу. Пора её заканчивать, так или иначе.

– Понимаю, – сказал Уильям. – И – да, мы хотим. Включите, если вам не трудно. Прямо сейчас.

– Минутку.

Девушка исчезла с экрана, и какое-то время они наблюдали стену, на которой висела в рамке какая-то плохо различимая фотография.

– Вот, – сказала Джейн. – Слушайте.

Раздался шорох, едва слышный треск и вдруг уже хорошо им знакомый высокий голос напевно произнёс:

– Джа-аа. Зре-уут. Го-от. Джа-аа. Зре-уут. Го-от. Джа-аа. Зре-уут. Го-от. Джа-аа. Зре-уут. Го-от.

Четыре раза.

Если бы Олега Чернея спросили, насколько хорошо ему известен межпланетный корабль «Россия», он бы или рассмеялся или пожал плечами. В зависимости от того, кто задал вопрос. Товарищ, друг, родственник или коллега – рассмеялся. Официальное лицо – пожал плечами. Потому что корабль Олег знал досконально. На «ять». Как свои пять пальцев. Знал и любил.

А как иначе?

Если ты провёл на орбите без малого два года, занимаясь сборкой и отладкой самого корабля и всех его систем, то тут уж одно из двух: либо ты его полюбишь, либо возненавидишь. Олег любил. Да что говорить, – он полюбил корабль ещё на стадии проектирования и сделал всё от него зависящее, чтобы когда-нибудь иметь честь пилотировать это чудо. Благо, задел имелся, – Олега приняли в отряд космонавтов довольно рано, ему и двадцати пяти не исполнилось, и до проекта МПК «Россия» он успел дважды слетать на МКС в составе международных экспедиций. Причём слетать надолго – так, чтобы вполне освоить и навыки выхода в открытый космос с ремонтом старого и установкой нового оборудования, и многое другое, без чего его мечта о межпланетных полётах так и осталась бы мечтой.

Олег старался. Перефразируя некогда широко известные, а ныне плотно забытые слова Владимира Ленина, которые часто почему-то приписывают Александру Суворову, «учился космическому делу настоящим образом». Не давая себе поблажек, с твёрдым осознанием цели. И всё получилось.

Межпланетный пилотируемый корабль «Россия» родился из транспортно-энергетического модуля с ядерной энергодвигательной установкой мегаваттного класса, которая питает электричеством ионные ракетные двигатели и всё остальное.

Идея была довольно старой, ещё второй половины двадцатого века, но практически воплощаться начала лет двадцать пять назад. Ценность её состояла в том, что страна, которая первой осуществила бы постройку такого космического корабля, получала бешеную, практически недосягаемую фору перед остальными державами, работающими в космосе.

Скорость. Дальность. Энергетический ресурс.

Эти три составляющие нового корабля не шли ни в какое сравнение со старыми, – теми, что летали с помощью ракетных двигателей на химическом топливе.

Совершенно иные технологии.

Совершенно иные перспективы (одна только возможность долететь до Марса и вернуться обратно за два месяца вместо нескольких лет стоила любых затраченных усилий и денег, а подобных возможностей было много).

Транспортный модуль был построен, прошёл успешные рабочие испытания и начал эксплуатироваться в первой половине двадцатых годов третьего тысячелетия.

Сразу же началось техническое проектирование пилотируемого корабля. Западные и восточные коллеги только зубы крошили от зависти (некоторые и от чувств посильнее), но сделать ничего не могли. Русские поймали волну, кураж, ощущали себя на подъёме и ковали железо, пока горячо. Благо и с деньгами в стране все было в порядке. Могли себе позволить истратить и заработать ещё. На тех же новейших технологиях. Включая уникальную технологию защиты от космической радиации с помощью системы защитных электромагнитных полей, гасящих энергию космических частиц на подлёте.

Изобретение и создание этой технологии было не менее революционным, чем создание ядерной энергетической двигательной установки, ионных двигателей и всего корабля в целом. Преодолеть сумасшедшие расстояния – это одно. Преодолеть и остаться живым и здоровым – совсем другое. КСЭЗ-2 (Космическая система электромагнитной защиты) защищала экипаж практически от всех видов космического излучения на девяносто процентов в обычном режиме и на девяносто семь в усиленном. Причём с равным успехом ею можно было оснащать не только космические корабли, но и научно-производственные базы на Луне или Марсе, не думаю о том, чтобы устраивать их в глубоких пещерах или придумывать ещё какие-нибудь громоздкие и дорогостоящие способы. Была бы энергия. Которой ядерные реакторы, подобные ЯЭДУ, могли дать в достаточном количестве.

Ветер перемен задул по необъятной территории России сразу со всех сторон, и, следуя мудрому совету древнего философа из соседней великой страны – Конфуция, русские, на удивление всем, принялись строить не стены, как это частенько бывало в их истории, а ветряные мельницы.

В данном случае – межпланетный пилотируемый корабль «Россия».