Черное солнце. Левиафан: Книга 6

А теперь он должен был сказать Заку, что Антара…

– Она умирает, – Карн решил, что нет смысла тянуть. – Я ничего не могу сделать. Прости.

– Это ведь не раны? – Зак продолжал гладить нактак-арин, его глаза были закрыты.

– Не раны, – согласился Карн. – Они лишь спровоцировали… болезнь. Она давно в ней.

– Я знал, – дрожащим шепотом проговорил Зак, голос парня сорвался и он замолчал. А потом продолжил одними губами. – Прости меня, девочка. Я чувствовал, но так и не понял.

Он сильнее смежил веки, сжал челюсти так, что хрустнули зубы, и все же предательская слезинка скользнула по щеке и сорвалась вниз, тут же утонув в черном шерстяном океане. Кошка подняла голову и посмотрела на своего друга. В ее глазах, подернутых стеклянистой дымкой боли, ничего нельзя было прочесть.

– Сейчас пойдет дождь, – Зак вскинул голову к небу, не открывая глаз. Шмыгнул носом. – Сильный дождь.

Он глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Антара приподнялась на передних лапах и боднула его лбом в плечо. Видимо, она редко так делала – движение вышло резким, неуверенным.

– До города не успеем, – продолжил Зак, открыв наконец глаза. Они были красными, стеклянными, смотрели сквозь… сквозь все. – Но недалеко брошенная стоянка лесорубов, там есть пара целых домов. Грозу лучше переждать там.

Карн и Мидас переглянулись. Было глупо уточнять, какой город Зак имел ввиду. Вегвизир мог переместить их только к Аркаиму, никуда больше. Что касается грозы, о которой говорил парень, то хотя небо над ними представляло собой безбрежное синее море, уже стремительно темнеющее на западе, в его словах звучала достаточная степень уверенности, чтобы проигнорировать их казалось большой глупостью. С другой стороны, он ведь и двинуться мог от горя, кто знает – какие они, русы, в этом времени?..

Но парень оказался прав. Прошло не больше минуты, как с неба – на котором все еще не было даже намека на облака! – начал накрапывать мелкий дождь. Он усиливался с каждым мгновением и это было поразительно – дождь, намеревавшийся в ближайшее время превратиться в полноценный ливень, шел из чистого неба, прямо из хрустальной синевы. Мидас прикинул, что этот мир, похоже, несколько отличается от привычного им. Карн инстинктивно кивнул, уловив его мысль.

– Я помогу, – фригийский царь потянулся к кошке. Ее раны все еще слегка кровоточили и маловероятно, чтобы животное могло идти само. Он подумал, что они с Заком встанут по обе стороны от нактак-арин и будут поддерживать ее, но у Антары по этому поводу имелось собственное мнение.

Она зашипела на Мидаса, впрочем – абсолютно беззлобно, просто давая понять, что прикасаться к ней – не лучшая идея. Затем кошка медленно подтянула под себя все четыре лапы, подождала пару мгновений и также медленно выпрямилась. У Зака при виде этого на скулах вновь вздулись желваки. Парень задышал медленно и глубоко. Карн понимал его – тот изо всех сил старался не поддаться предательским эмоциям. Тем самым, что делают нас людьми, но в критические минуты – мешают принять верное решение.

Антара посмотрела на Зака, тот кивнул ей, поджав губы, и направился в сторону неприметной тропы, зиявшей в стене леса, точно застарелая ссадина, которую давно перестал замечать, но она все никак не затягивается. Тропа уводила на северо-восток, вдоль скалистых гор, возвышавшихся справа неодолимой стеной.

Зак двигался нарочито медленно, кошка пошла за ним и почти сразу нагнала друга. Он осторожно коснулся рукой ее спины, которая неестественно выгибалась при каждом шаге, и не нужно было иметь истинное зрение, чтобы понять, почему она так делает. Но гордое животное не собиралось уведомлять окружающих о своем состоянии. А когда рука Зака пробежала вверх по загривку, прошлась по макушке и заскользила по носу взад-вперед, взад-вперед, Карн увидел в энергетическом спектре, как тенета боли отступают. Антара тихонько заурчала, чуть прикрыв глаза.

Карн не понимал, как это происходит. Течение энергий в теле Зака и нактак-арин не изменилось, но что-то происходило с нейротрансмиттерами нервной системы животного, они самопроизвольно блокировали болевые импульсы. Потом он увидел выброс дофамина, но по-прежнему не различал перемен в аурах и тонких энергетических полях. Хотя может что-то и было. Но если так, то это иной уровень, недоступный даже ему.

Тем временем дождь усилился, превратившись в настоящий ливень с грозой, как и пророчил Зак. При этом небо, мелькавшее меж раскидистых крон, все еще оставалось синим, хотя и потемнело, но уже по другой причине.

Карн и древний бог в очередной раз синхронно подумали, что это верное решение – последовать совету парня с кошкой. Даже если он укажет им точное направление к Аркаиму, в ночной темноте, да еще в грозу дорога может быть довольно опасной. То есть вряд ли это непреодолимая преграда, но подвернуть или, тем более, сломать ногу, споткнувшись о корень или поскользнувшись на размокшей почве, будет крайне неприятно и еще больше – обидно.

Они шли около получаса. За это время Антара несколько раз останавливалась, собираясь с силами. Один раз кошка, шатаясь, сошла с тропы, чтобы справить малую нужду. Она даже попыталась закопать следы своего пребывания в кустах, следуя древнейшему из инстинктов. Но это далось ей с немалым трудом – в итоге животное не удержалось на лапах и завалилось на размягченную дождем землю. Зак помог ей подняться и они двинулись дальше.

Вскоре впереди показалась брошенная стоянка лесорубов. Три приземистых домика с двускатными крышами жались друг к другу на небольшой опушке, точно боясь обступившей их темной чащи. Один из домов остался стоять лишь потому, что из него насквозь проросла пара стройных берез, но два других выглядели целыми. Неподалеку Мидас разглядел еще как минимум три строения, от которых остались только едва различимые остовы.

Стоянка была брошена давно, много десятилетий назад, и было странно, что два дома все же сохранились в относительной целости. Вскоре они поняли, как это вышло.

Зак повел их в крайний правый дом, у которого даже дверь имелась, а все окна были заколочены. Но заколачивали их вовсе не в спешке, доски были одного размера и плотно подогнаны друг к другу, без малейших зазоров. Внутри было сухо и чисто, а большая широкая печь сохранила следы относительно недавнего использования. Правда, половина стены напротив обвалилась, открывая взорам путников стену непроходимого дождя, за которой маячила стена еще менее проходимого леса. Сумерки сгущались.

– Здесь иногда останавливаются, – Зак подтвердил очевидное. Его голос звучал глухо и безжизненно, но хотя бы не дрожал. Парень сбросил переметную сумку прямо посреди зала с печью, уронив рядом щит и копье. – Странники, наемники, торговцы из других земель. Мало ли кто еще.

– Тут и охранные символы есть, – в голосе Карна звучало нескрываемое удивление. Он видел рунные знаки, нанесенные на все поверхности в доме, включая пол и потолок. В энергетическом спектре они поблескивали матовым золотом, до сих пор храня в себе мощь тайных заклятий, произнесенных в этих стенах многие годы назад. Парень сфокусировался на одном из знаков, пытаясь понять, чем его нанесли. А когда понял – смущенно ойкнул.

– Ага, – рассеянно отозвался Зак. Он по пятам следовал за Антарой, которая медленно брела по периметру комнаты, тщательно принюхиваясь. Ее взгляд уже не казался осмысленным, озорную зеленцу почти без остатка вытравила усталая боль.

Животное поминутно останавливалось, постоянно оступаясь. Дважды она заваливалась на дубовые доски пола и дважды поднималась – с помощью Зака. Во второй раз он что-то прошептал ей – мол, может не стоит никуда идти, лежи здесь – но кошка уперто продолжила путь и наконец остановилась недалеко от печи, возле которой уже суетился Мидас.

Фригийский царь обнаружил в соседней комнате (а кроме нее и главного зала других помещений в доме не было) небольшой дровник, целую охапку лучин и набор для розжига – кремень, кресало и пучок трута. Древний бог немало странствовал в своей долгой жизни, так что ему не составило труда развести огонь за какую-то пару минут. Он бы управился в тот же срок, даже будь трут влажным, а кресало – старым и ржавым, разваливающимся прямо в руках. Образ был не условным – Мидас неоднократно разводил огонь в гораздо более худших условиях. Однажды – на бамбуковом плоту посреди океана он…

Помещение наполнилось желтоватым светом, волны тепла заскользили от печи по направлению к пролому в стене. И это было кстати, так как вместе с дождем пришел промозглый холод. И вот еще одна загадка – ведь буквально пару часов назад стояла нестерпимая жара. Карн не был уверен насчет сезона, но напоминало начало июля.

Он предположил, что и ливень без туч, и внезапное падение температуры – вовсе не странные природные явления. В этом времени брешь в Завесе все еще достаточно широка, чтобы законы Ра подвергались прямому влиянию хаоса, безраздельно властвующему в Лимбе. Строго говоря, тут нечему удивляться, даже если сейчас снег пойдет, или кровавый дождь.

Карн опустился на пол и занял медитативную позицию, поджав под себя ноги. Он просканировал окружающую местность на предмет потенциальной опасности – ничего серьезного, только несколько животных не крупнее волка, да и те – не ближе чем в паре километров. Затем он приглушил восприятие и сфокусировался на глубинных слоях реальности. Все верно – мир смертных трясло и бросало из стороны в сторону, как драккар в девятибалльный шторм. Действительность трещала по всем швам, стонала от нестерпимой боли, скручивалась в фигуры, не подвластные даже римановой геометрии. Но клей, что использовал Творец в дни зарождения Вселенной, держал крепко, сохраняя общую целостность Ра.

Что радовало – в непосредственно близости Карн не заметил локальных разрывов. И все же – дождь, холод, темные наги эти, выползшие из своих тоннелей посреди бела дня…

Мидас в это время через пролом в стене выставил на улицу походные кружки и тарелки – простую деревянную утварь, которой они с Карном разжились в Радогосте (пусть хранят тебя твои боги, Огнеслав!). Пожрать было нечего, так что фригийский царь, прежде чем отойти ко сну, намеревался хотя бы побаловать желудок кипяточном. Для этой цели он еще на поляне у скал отломал стальной умбон от круглого щита одного из нагов. Умбон был довольно большим и вполне мог вместить в себя литра полтора. В общем, сойдет за импровизированный котелок.

А пока вода набиралась в подставленную тару, древний бог прислонился к стене спиной и принялся искоса наблюдать за их новым знакомцем. Заг насилу уговорил Антару перебраться с голого пола на его шерстяную рубаху, которую он расстелил подле печи. Парень был прав – кошке нужны все силы, какие только можно сберечь, а если она будет лежать на холодных бревнах – это лишние затраты на обогрев тела. Даже несмотря на температуру, которая у нактак-арин однозначно была – об этом недвусмысленно говорил стеклянный взгляд и нос, сухой, точно чешуя варана.

Кошка неотрывно смотрела в огонь, но ее зрачки не сужались, хотя должны были реагировать на яркий свет. Это был плохой признак и Зак не мог этого не понимать. Он сидел рядом с Антарой и что-то шептал, уткнувшись в ее густую шерсть. Периодически парень шмыгал носом и протирал глаза рукавом льняной рубашки, подол которой был изорван в клочья.

Внезапно Мидас почувствовал гнетущую темноту, зашевелившуюся глубоко в груди. Смотреть на все это было неприятно, больно. Но фригийский царь не жалел паренька, которому было от силы лет двадцать. Он знал, что жалость – последнее чувство, которое ему сейчас нужно.

Через некоторое время Зак, будто опомнившись, метнулся к своей сумке, и достал из нее неглубокую керамическую тарелку. Он выставил тарелку на улицу, чтобы набрать в нее немного воды. Затем вернулся к нактак-арин, двигаясь медленно и осторожно, чтобы не расплескать драгоценную влагу. Поставил тарелку перед мордой Антары и бросил в нее несколько темно-зеленых катышков неясного происхождения, которые завернутыми в обрывок серой льняной тряпицы минутой ранее выудил из бездонных недр своей сумки.

Пока он давил катышки деревянной ложкой, пытаясь перемешать их с водой, кошка медленно повернулась в его сторону, будто заинтересовалась происходящим. На миг в ее взгляде мелькнуло что-то осмысленное, она дернула носом и… вновь тяжело опустила голову на пол.

Нактак-арин не отреагировала ни на смесь, приготовленную Заком, ни на его настойчивые увещевания, так что парень решил насильно покормить животное. Ему это удалось лишь потому, что у Антары уже не было сил для достойного сопротивления – она лишь крепче сжимала челюсти и отводила морду в сторону. В итоге, некоторое количество смеси все же попало ей в желудок.

Мидас не был уверен, что это правильный ход, но не стал вмешиваться, ведь он даже не знал – пища это, лекарство или что-то еще. Карн задался тем же вопросом и попытался проследить химический состав вещества. Его навык в овладении собственной силой вырастал на глазах – он сумел разложить смесь на отдельные компоненты и идентифицировать их молекулы. Это была спирулина, смешанная с камедью для густой консистенции. Иными словами – источник белка с идеальным аминокислотным профилем и витаминно-минеральный комплекс в одном флаконе. То, что нужно ослабленному болезнью организму.

Накормив Антару, Зак немного успокоился. К этому времени Мидас уже вскипятил воду и парень с благодарностью принял у него из рук кружку с кипятком. А потом кошка внезапно заворочалась и даже попыталась мяукнуть. Зак тут же вскочил и попробовал уложить ее обратно, подозревая, что из-за повышенной температуры животное инстинктивно стремиться слезть с шерстяной рубахи и переползти на холодный пол подальше от огня.

Но Антара все не укладывалась. Наконец, сдавшись, парень помог ей подняться, а потом осторожно убрал от нее руки, чтобы она обозначила свои намерения. Кошка немного постояла, потом сделала неуверенный шаг вперед, еще один и… завалилась на бок. Шейные мышцы не успели вовремя включиться (или уже не могли?) и не удержали голову животного, так что она звучно ударилась челюстью о доски пола.

Зак тут же подскочил к ней и осторожно перетащил обратно на рубашку. Он уже не скрывал слез, просто не мог. Мидас хотел помочь, но с удивлением обнаружил, что парень и сам управился, притом что в нактак-арин было килограммов восемьдесят, не меньше!

Откуда-то Зак достал деревянный гребешок и стал методично расчесывать свалявшуюся кошачью шерсть. Было довольно странно видеть воина (а судя по тому, как он бился с нагами, парень определенно был воином!) за этим занятием. Воина – странно, а молодого парня – почти ребенка – который вот-вот потеряет своего лучшего (кто знает – может и единственного) друга – вполне естественно.

Мидас тут же вспомнил себя, свои собственные чувства, в тот день, когда погиб Оргн, его боевой кабан. Матерый зверюга, которого он когда-то совершенно случайно спас от бешеного льва, привязался к молодому царю и стал ему не просто другом, можно сказать – боевым братом.

Мидас приказал выковать для него броню из чистого золота со вставками из метеоритной стали. Оргн вскоре вымахал до полтора метров в холке, отличался лютым нравом и в бою едва ли уступал самому Мидасу. Он прожил двенадцать лет, что было немалым сроком для кабана, живущего в дикой природе. Хотя как сказать – дикой, конкретно этот кабан пользовался, можно сказать, всеми благами цивилизации, он прошел вместе с фригийским войском ни один десяток кровопролитных схваток, был ранен раз двадцать, половину из них – смертельно.

Доконало Оргна фракийское копье, брошенное могучей рукой Буребиста, в свое время – первого клинка этой проклятой земли. Мидасу тогда было двадцать четыре года, мягко говоря – давно уже не мальчик, шесть лет как полноправный владыка Фригии, покоривший за это время три приграничных государства и распространивший свою власть на территории, которые ни одному царю до него не снились.

И все же, когда Оргн испустил последний хриплый вздох у него на руках, Мидас рыдал, точно сотня юных дев, единовременно потерявших невинность по принуждению. А потом он две недели упивался так, что пару раз ему казалось, будто он сам умер, и говорят, будто его дыхание действительно останавливалось на несколько часов. Но между этими событиями – громогласными рыданиями и обильными возлияниями – было кое-что еще. Кое-что, что Мидас приказал не заносить в хроники.

Он убил Буребиста единственным ударом – просто пропустил колющий в бок, и в тот же момент с широкого замаха снес фракийцу голову с плеч. Начисто. А потом ухватил его обезглавленное тело за грудки, да так и держал, ловя широко раскрытым ртом струи крови, вырывавшиеся из разорванной шеи.

Затем он убил еще десять дюжин фракийских воинов – в одиночку. А потом казнил всех пленных солдат (тысячу пятьсот двадцать три человека) – тоже самолично. Далее он приказал изловить всех бежавших с поля боя – всех до последнего. Он почти целые сутки снимал с них скальпы и свежевал их холодные влажные черепа, из которых сложил курган на том самом месте, где Оргна настигла смерть. Сто сорок четыре черепа…

Так что Мидас хорошо понимал Зака. Он даже хотел сказать ему что-то насчет слез, которые не нужно прятать и которых не стоит стесняться. Но должные слова не шли к нему, и фригийский царь лишь грустно вздохнул и уставился в пелену неутихающего дождя.