Кровь ангелов. Левиафан. Книга 2

– Их Ангелы истребляют наравне с нами, – пояснил Локи. – Потому что духи стихий – потомки первых богов. Сильные твари. И очень хитрые. Но не суть. Их народ на грани вымирания, скажем так – в «Красной книге». Большинство прячется, а вот Дэвид (кстати, его настоящее имя – Дэви) придумал другой способ спастись от ангельского Гестапо. Знаешь такую поговорку, если хочешь что-то хорошенько спрятать…

– … положи на самое видное место, – без труда закончил Карн. Теперь парень все понял. – Значит, он так прячется – у всех на глазах?

– А кто будет искать опального духа среди телевизионных звезд? – хохотнул Локи. – Да его весь мир в лицо знает! С внезапно вспыхнувшей тягой людей ко всему потустороннему многим из нас стало легче. А ну, сколько всяких гадалок и медиумов приходится на квадратный метр? Тут чуть ли не каждый второй – ведьмак потомственный! Как там в «Спиздили» было: не стоит недооценивать предсказуемость человеческой тупизны.

– Так Ангелы что же, совсем не ищут вас среди этих… целителей и волшебников? – Карн едва докурил свою сигарету до половины, а Локи уже прятал пустой мундштук в карман.

– Искали поначалу, потом плюнули, – ответил бог огня с задумчивой улыбкой. – Слишком много затрат, а толку – Гарм наплакал. У них ведь какая бухгалтерия, они счета свои банковские до семнадцатой цифры после запятой просчитывают! В Гелиополисе целое здание для этого отстроили.

Карн многозначительно покивал, не особенно вдумываясь в последние слова древнего бога. Он с детства любил историю, но теперь оказалось, что все это – мишура. Не то, чтобы ему было сложно отказаться от привычной картины мира, просто нужно было время. Ведь по идее Тот должен был наставлять и учить Странника десятилетиями, прежде чем он смог бы проявить себя, встать на путь своего предназначения. У Древних десятилетий не было, а потому Карн постигал премудрости реального положения вещей экстерном, что было крайне утомительно для уже начинавшего запекаться рассудка.

Они прошли мимо здания университета, которому Карн в свое время отдал пять лет жизни. И ни о чем не жалел, ведь это были самые безумные ночи и самые похмельные рассветы! А потом ему вспомнилось, как один его друг решил получить степень кандидата наук. Что самое смешное – филологических. У Карна этот факт всегда вызывал безудержное веселье. Ну, то есть суть диссертаций по любой другой специальности он еще мог понять. Технари, например, изобретают всякие интересные штуки, порой – реально полезные. Айтишники пишут проги, опять же порой – практически значимые. Физики отправляют нас в космос, биологи совершенствуют наши тела. Все это, конечно, в идеале, и тем не менее.

Но что нам дают диссертации по филологическим дисциплинам? В частности – по литературе (друг Карна защищался именно по литературе, русской). Что до нас хотел донести писатель в своем произведении? Как эволюционировал его взгляд на мир от одного романа к другому? Как совершенствовалось его художественное мастерство? Как мы, дураки, уже который десяток лет не понимаем его гениальности? Но ведь все это – дичь полнейшая!

«Чудное мгновение» Пушкина проанализировано и переанализировано тысячи раз, и все восхищаются глубиной образов, искренностью чувств поэта! Того самого, который после ночи с Керн (которой эти строки посвящены) в письме Вульфу (который побывал в Анне после Сергеича) обозвал ее «вавилонской блудницей». Какая к черту искренность! Сергеич знал, чего хочет и еще лучше знал, как это получить.

Да и вообще, разумно ли пытаться влезть в голову писателя? Если шире – творца? Ведь еще в школе на уроках литературы детишки не зря спорят до посинения, потому что у многих взгляды расходятся. И ведь каждый по-своему прав. Это творчество, полет фантазии, обусловленный эмоциями и чаще всего – откровенно приземленными желаниями (страсть, деньги, слава – нужное подчеркнуть). И где тут наука, если нельзя быть объективным? А главное, что пользы – никакой. Карн честно уважал своего друга, ценил его за блестящий интеллект и откровенно быдлядский юморок, но стремления к кандидатсву не понимал.

Они с Женькой знали друг друга чуть ли ни с детского сада. Их с полным правом можно было назвать лучшими друзьями. У них даже было свое особое приветствие: кулак в кулак, а потом раскрытую ладонь к груди. Они его придумали еще в школе и никогда им не пренебрегали, здоровались так даже в людных местах. Обычно окружающие сдержано улыбались, но ребят их реакция мало волновала. Жаль, что однажды пути двух друзей разошлись. Карн не видел Женьку уже много лет, но хорошо помнил его презабавные истории. И в особенности – одну.

Однажды он рассказал Карну, как защищался. И только тогда Карн понял, насколько все плохо. Казалось бы, преподаватели – элита общества, «та самая интеллигенция», ведь они наравне с учителями в буквальном смысле создают будущее. И пусть звучит банально, но они делают из неоперенных выкормышей птиц высокого полета, профессионалов своего дела. Ну, то есть так должно быть. В теории. А как на самом деле?

Так вышло, что Женька поступил в аспирантуру на платное место. Потому что бесплатное было всего одно на факультет, и получил его – ха! – племянник ректора. Женька еще до аспирантуры учился с этим чудаком на букву «м» два года и с первого дня понял, каким образом парень тут оказался.

Но за всю аспирантуру он этого типчика видел всего пару раз, так что ситуация его не особенно напрягала. А дальше так сложилось, что когда у обоих диссертации были написаны, оба подали документы в один и тот же диссертационный совет. Совет располагался в соседнем городишке, не менее засранном и убогоньком. А единственной альтернативой были столичные университеты, которых все как-то откровенно побаивались.

Сначала все шло неплохо, председатель совета принял у Женьки диссертацию, изучил, внес кое-какие правки и назначил примерные сроки защиты. Получилось, что Женька должен был защищаться вместе с тем самым племянником ректора (если кто не в курсе – защиты всегда проходят парами). И тут нужно пояснить один нюанс.

Женька был парнем неглупым и целеустремленным, а посему свой диссер писал самостоятельно от первой до последней буквы. Карн в этом не сомневался, да и не было у Женьки ни денег, ни связей, чтобы решить вопрос иначе. У ректорского родственника было и то, и другое. Не зря ж он сразу после окончания университета стал работать лаборантом на факультете!

Короче, ни для кого не было секретом, что работу за того хероманта писали (и тут не опечатка). А писал ни кто иной, как председатель того самого совета, где планировалась защита, в том числе – Женькина. Этому полудурку (не Женьке, а племяннику ректора) не хватило ума даже на то, чтобы хоть попытаться скрыть этот факт. Он с легкостью оставлял на своем рабочем столе стопки с главами диссертации, распечатанные прямо из электронной почты, то есть с пометками за авторством председателя означенного совета.

А потом в определенный момент в совете было принято решение не допустить Женьку до защиты в один день с тем белобрысым педиком. То есть там не сразу, но скумекали насчет контраста – слишком очевидна была безупречная подготовка одного и откровенная тупость другого. А на внутривузовском заседании один из лакеев ректора (Женька, недолго думая, обозвал его Табаки) оперативно накатал негативный отзыв на его диссертацию. При этом, как стало ясно из выступления Табаки, саму диссертацию он не читал. Научный руководить Женьки, отлично понимания, что спорить тут нельзя и опасно (а заодно видя кровавую пелену, что медленно, но верно застилала глаза парня, пока Табаки что-то там тявкал из-за кафедры) вцепилась в него обеими руками, чтобы он, не дай бог, не стал отвечал. Но остановило Женьку другое – попасть могло и его научному, причем вплоть до увольнения.

Вскоре педик защитился. Женька присутствовал на его защите и даже снял этот цирк на смартфон. Карн ту запись видел и тоже не сдержал улыбки, хотя по факту ничего смешного там не было. Вот вы представляете, как происходит защита? Не суть, но есть там момент, когда диссертанту задают вопросы. Ну, просто вопросы, не подготовленные заранее, а спонтанные, чтобы собственно оценить степень внедрения соискателя в тему.

Так вот на своей защите ректорская кровинушка отвечала на вопросы из зала по бумажке. То есть заранее готовыми ответами! А потом все его так поздравляли, мама дорогая, так легко и непринужденно отыгрывали свои роли! Ах да, я еще забыл упомянуть, что научным руководителем педика был сам ректор…

А потом все сложилось еще печальнее. Дату Женькиной защиты раз за разом переносили. Председатель совета (52-летняя одинокая дама, которая жила в семикомнатной квартире с тридцатью двумя кошками) брала диссертацию на проверку и через месяц-другой возвращала, ссылаясь на то, что нужно внести правки. Правки обычно заключались в лишней запятой, или тире вместо дефиса. Женька мгновенно правил, отправлял обратно в тот же день и история повторялась.

Так прошел год. А потом научный руководитель Женьки взяла, да и отправила его в один из столичных университетов. В прямом смысле – в первый подвернувшийся.

Женька взял диссертацию подмышку, сел на поезд и поехал. И приняли его на удивление дружелюбно. Все там оказались такие открытые и контактные, Женька даже опешил. Такой контраст с провинцией – не передать! И самое главное, вот хоть стреляй, говорил Женька, никто про деньги ни разу не заикнулся. То есть он ВООБЩЕ не платил за защиту, хотя тому же белобрысому херу это обошлось в двести колов (ну по-божески, да).

В итоге, Женька защитился. Без связей, без денег, да еще и в столичном универе. Ну, на стол членам совета после защиты скинулись с девочкой, с которой вместе защищались, ибо так принято. И вышло весьма бюджетно – по шесть тысяч с лица. Так то. И он еще долго рассказывал Карну, как во время застолья «тетка из ВАКа» поила его вискарем со словами «когда на столе этот благородный напиток, вы, уважаемый коллега, не вправе отказываться».

А через пару месяцев Женька забрел в родной универ пообщаться «за жизнь» со своим (уже бывшим) научным руководителем. Встретил ректорского племянника. Тот с извечной непостижимо-дебильной улыбкой протянул ему руку и сказал: «Ну, здравствуй, коллега!» Женька руку пожал и ответил: «Ну, здравствуй. Да только ты, мудак, мне не коллега». На том и разошлись, Женька – с чувством выполненного долга, белобрысый педик – с пустотой в глазах.

Карн запомнил эту историю в мельчайших подробностях, потому что, согласитесь, вышло очень даже наглядно, почти канонично. Хотя столичные ребята честно удивили. Там оказывается, еще жив дух старой школы. Когда научный руководитель Женьки спросила у председателя совета, сколько у них обычно дают в качестве «благодарности» оппонентам, председатель чуть не задохнулась от негодования. Сказала «У нас не принято!» и аж перекрестилась (серьезно).

Карн непроизвольно улыбнулся забавным воспоминаниям. А потом что-то хлопнуло у самого уха и сразу запахло паленым. Парень повернулся на звук, инстинктивно схватившись за мочку. Оказалось, что это Локи щелкнул пальцами, чтобы вернуть Карна в реальность.

– Хорош зевать, бро! – осклабился бог огня, по-прежнему копируя Рока. – Мы на месте. И если ты помнишь – выпивка за мой счет, так что не сдерживайся, окажи честь.

Карн оказал. И упился, и кулаками намахался, пока его не вырубили. Обратно Локи деловито нес его на плече, насвистывая мелодию древнескандинавской боевой песни. И к счастью, когда просыпаешься в митреуме даже после самого жуткого вечера в твоей жизни, чувствуешь себя как огурчик. Так что Карн ощущал себя очень даже, а после ледяного душа и горячего завтрака полностью пришел в норму. Он уже направлялся в Зал Стали, когда его перехватил Эрра.

– Выступаем в полночь, – отчеканил бог войны.

– Наконец-то! – глаза парня загорелись. – Как я понимаю, идем налегке?

– Ты не можешь идти, – невозмутимо ответил Эрра. Его лицо было непроницаемым, а взгляд бесстрастным. Он издевается, что ли?

– Это как? – опешил Карн. – Я же вроде… главное действующее лицо.

– Действующее, не поспоришь, – усмехнулся Эрра. – Только это будет посложнее, чем вытащить Локи из ангельской засады. Неизвестно, кого мы встретим по пути. Неизвестно, вернемся ли обратно.

– И? – заискивающе протянул Карн.

– И это значит, что тебе нужно оружие, – пояснил Эрра. – Ты неплохо управляешься с комплектом Ахилла, но то меч и щит великого героя, они не твои и никогда твоими не станут. Тебе нужно СВОЕ оружие.

– Ритуал Единения? – догадался Карн. И сердце забилось быстрее. Вот оказывается, в чем дело!

– Верно, – кивнул древний бог, – идем.

Они вошли в Зал Стали, встретивший их гробовым молчанием. Клинки и древки смотрели на Карна со стен, глянцевые и матовые. По большей части – матовые. Эрра еще на первой тренировке объяснил парню, что ни один воин не возьмет в бой зеркально полированный клинок. Почему? Потому что когда ночью подкрадываешься к стану врага, такой меч может отразить свет факела или костра, выдав твое приближение. А на солнце случайный блик может ослепить тебя самого, и ты пропустишь удар. Поэтому зеркально полировалось только парадное оружие.

Эрра усадил Карна посреди зала, как в прошлый раз, когда проводил «урезанную» версию Ритуала. Потом достал из ближайшего сундука несколько резных подсвечников и выставил их вокруг парня. Карн насчитал шестнадцать подсвечников, в каждом – кроваво-красная свеча толщиной с руку. Из ниоткуда взявшийся Локи щелкнул пальцами и пятнадцать из шестнадцати свечей вспыхнули ровным пламенем. Бог огня скривился, крякнул, поплевал на пальцы, щелкнул еще раз. Загорелась шестнадцатая свеча. Локи поцокал языком и исчез из поля зрения Карна.

– Раздевайся, – скомандовал Эрра. Карн обернулся и внимательно посмотрел на него.

– Полностью? – уточнил парень, неспешно стягивая рубашку.

– Да, – сухо ответил бог войны. Хотел на этом закончить, но увидел мину Карна и снизошел до пояснения. – Это что, сомнение на твоем лице? А ты вспомни лекции Тота. Почему плакун-траву собирают ночью в льняной одежде?

Карн вспомнил. Бог мудрости говорил, что многие травы срезают в ночное время, потому что при высокой интенсивности ультрафиолетового излучения (то бишь днем) в них попросту не выделяются нужные ферменты. Необходимые реакции происходят лишь при ослабленном (отраженном луной) свете, и только при определенной его интенсивности, то есть в конкретные часы. Но этого мало. Чтобы не повредить молекулярные связи между энзимами, необходимо действовать осторожно, в частности – не создавать помех для течения магнитных токов. Для этого и нужна льняная одежда – она свободно пропускает любые излучения, для человека лен – как вторая кожа. Но иногда связь внутри энзимов настолько тонка, что на травнике не должно быть вообще никакой одежды, чтобы он мог взять растение и не нарушить катализацию целевых субстратов.

– Смекнул? – ухмыльнулся Локи. Он бродил вокруг свечей и вычерчивал на полу знаки при помощи кусочка каменного угля. – По морде вижу, что смекнул! Так что давай резче. Никто не знает, сколько это займет. Может минуту, а может месяц… Шуткую, бро, не напрягайся! В твоем случае не больше пары часов. Но это не точно…

Карн разделся донага и посмотрел на Эрру. Тот кивнул, принимая из рук парня его одежду. Карн встал на колени, словно собирался молиться или медитировать. Его руки легли на бедра ладонями вверх, он закрыл глаза и медленно вздохнул.

Вскоре его дыхание достигло необходимого ритма, он сделал это быстро и без усилий – сказались упорные тренировки. Парень постепенно освобождал сознание от мыслей, образ за образом. И вот он уже оказался в безвоздушной пустоте, где не было ничего, только мерный голос Эрры, который раздавался со всех сторон одновременно.

Вскоре к голосу бога войны добавился еще один, красивый, но какой-то неправильный, с надломанными нотками. Он произносил слова заклинания параллельно с Эррой, отставая всего на мгновение, но этого мгновения было достаточно, чтобы размеренное течение забытой речи превратилось в штормовой поток восхитительной атональности, в которой гармонии было больше, чем в любом творении Баха.

Карн почувствовал резкий неприятный запах, будто кто-то бессовестно пернул в самый разгар Ритуала. Но потом он вспомнил, как Тот на одной из лекций объяснял ему, что это значит – когда внезапно ощущаешь зловоние, а источника нет и быть не может. Такой эффект возникает, если рядом тот, кому здесь находиться не положено. Чаще всего речь идет о какой-то твари из Лимба, которой удалось прогрызть Завесу или серьезно ее ослабить. Обычным зрением в Ра ты не можешь ее видеть, а вот почуять – легко.

Но откуда в митреуме лимбовская монстрота? Нет, здесь что-то другое. Карн почувствовал присутствие существа, но Эрра будто специально не давал ему сфокусироваться на новых ощущениях, сбивая ментальный взгляд парня волнами грубой энергии. А потом к первому запаху добавился еще один, за ним пришел третий, и почти сразу четвертый. Зал Стали наполняли сущности, и с каждым мгновением их становилось все больше. Зачем? Что происходит?..