Мнение о драме г. Островского «Гроза»

Мнение о драме г. Островского «Гроза»
Алексей Дмитриевич Галахов

«Не имея возможности, по случаю отъезда моего в Москву, заняться подробным рассмотрением драмы г. Островского «Гроза», но, вместе с тем, считая для себя особенным удовольствием исполнить поручение Академии наук, которым ей угодно было почтить меня, – я должен ограничиться кратким отзывом об упомянутой пьесе…»

Алексей Галахов

Мнение о драме г. Островского «Гроза»

Не имея возможности, по случаю отъезда моего в Москву, заняться подробным рассмотрением драмы г. Островского «Гроза», но, вместе с тем, считая для себя особенным удовольствием исполнить поручение Академии наук, которым ей угодно было почтить меня, – я должен ограничиться кратким отзывом об упомянутой пьесе.

Прежде всего позволю себе сделать два замечания, говорящие в пользу таланта г. Островского и достоинства его сочинений.

Упадок драматической поэзии в современной эпохе не подлежит сомнению. Это факт, знакомый каждому, кто занимается литературой. Ни в Англии, ни в Германии, ни во Франции давно уже не является таких пьес, которые могли бы по праву стоять в ряду истинно изящных произведений. Гетнер в сочинении своем «Das moderne Drama» (1852) справедливо сетует на внутреннюю скудость драм, написанных поэтами так называемой школы «Юная Германия». Он не отрицает таланта в их авторах, но признает, что произведения их далеко уступают образцам Шиллера и Гете, как последние поэты стоят на высоте художественного творчества, так последователи их заняли уровень посредственности. Этого уровня не подняла и драма Фрейтага «Валентина», хотя дарование Фрейтага выходит из среды обыкновенных. То же неутешительное явление замечается и во французских драмах. После В. Гюго, А. Дюма, Скриба и некоторых других наступило затишье или фабрикуются мелодрамы. Но и Скриб, в отношении к Мольеру, и Гюго с А. Дюма, в отношении к Корнелю и Расину, – то же, что «Юная Германия» в отношении к Шиллеру и Гете: в комедиях нет силы мольеровского комизма, в трагедиях нет силы трагизма, которая прославила Расина и Корнеля, хотя и вращалась в кругу ложно-классического искусства. Новейшие попытки французов создать нечто оригинальное производят иногда блестящие пьесы, но блестящие не светом истинного художества, а внешними эффектами и внешним же соприкосновением с текущими новостями, с интересами дня (nouvelles du jour). Везде мелодрама, и нигде настоящей драмы.

Вышесказанное не применяется к современной русской комедии, или, точнее, к пьесам г. Островского, так как в них единственно и нераздельно заключается вся наша комедия. Положение г. Островского – иное. В ряду известнейших наших комиков он занял также видное место. Он достойно продолжает дело Гоголя. Я не сравниваю их талантов: я говорю только, что в таланте, сравнительно низшем, бывают такие стороны, которые не выказывались в таланте много высшем. Так, в пьесах г. Островского есть нечто свое, особенное, что имеет вес после «Ревизора» и «Женитьбы». А в произведениях искусства, равно как и во всех произведениях духовной деятельности человека, эта особенность, своеобразность ценится преимущественно. Она свидетельствует об отличительных свойствах таланта; ею объясняется сочувствие к таланту публики – и образованной, умеющей сознавать то, что ей нравится, и необразованной, бессознательно воспринимающей эстетическое наслаждение.

Вторая заметка имеет в виду указать врожденную наклонность г. Островского к драме. Он вступил в литературный свет с драматическою пьесой и до сих пор не изменил выбранному им поэтическому роду. Другие авторы пробуют свои силы в разных родах, как бы назло своей природе. Г. Тургенев, например, пытался, кроме повестей и романов, которыми он приобрел себе такую громкую и вполне справедливую известность, писать также драмы; но если и можно признать относительное достоинство и частные красоты его «Провинциалки», «Нахлебника», «Завтрака у предводителя», то нельзя не видеть, что он вошел не в свою колею. Г. Островский, напротив, и не пытался менять драматическую форму на лирику или эпос. Одна из пьес его, «Воспитанница» (в «Библиотеке для чтения»), могла бы легко дать сюжет повествователю; однако ж он не увлекся этой легкостью. Ясно, что призванием его служит драма. Неизменность направления нередко, сама собою, независимо от других предметов, указывает на внутреннюю цену направления, и неспособность свободно входить в разнородные области знания или творчества тем ощутительнее выказывает способность правильно распоряжаться в той области, к которой автор, так сказать, приписан от рождения. Специальность г. Островского – поэтическое представление купеческого класса. Перемена во взгляде на характер явлений, которыми обнаруживаются сословные отличия, производила некоторую перемену и в характере представления, так что драмы автора, написанные в небольшой период времени, в течение десяти или двенадцати лет, выказали уже несколько направлений.

Первая его комедия, «Свои люди – сочтемся», принадлежащая к числу самых блестящих литературных дебютов, изображает сущность купеческого класса, насколько она раскрывается в семействе и торговле. Следовательно, это комедия нравов известного сословия в известную эпоху, комедия общественная, образцы которой даны у нас Фонвизиным, Капнистом, Грибоедовым, Гоголем. Г. Островский тесно примыкает к школе последнего; его комедия указывает темные стороны купеческого быта: в семействе – самоуправная власть отца, от которой страдают жена, дети и прислуга и которая не знает других оснований, кроме личного произвола; в торговле – неправильное ведение дел, поставляющее единственной целью нажиться как можно скорее. Но развязка имеет замечательную особенность: посредством нее комедия переходит в действительную трагедию, ибо семейный деспот и злостный банкрут пожинает то, что посеял; перед лицом зрителя совершается его наказание, а в перспективе готовятся другие наказания – бесчувственной дочери от ее будущих детей, и плуту Подхалюзину от плута-слуги его, Тишки.

Как бы испугавшись темного колорита своей первой пьесы, автор отступил назад, и – подобно Гоголю, нарисовавшему во 2 томе «Мертвых душ» несколько идеальных лиц светлой стороны русского общества, – решился также создать идеалы, которые долженствовали примирить публику с тем сословием, в жизни которого так много комического; и комизм так часто разрешается трагическим концом. Желанное примирение найдено в коренных, стихийных свойствах русского человека, преимущественно такого, который не подвергся еще действию цивилизации. Плодом такого воззрения автора были пьесы «Не в свои сани не садись», «Бедность не порок», «Не так живи, как хочется», имевшие большой успех на сцене как по артистической игре актеров, так и по своим несомненным достоинствам, как бы ни судили об идее, лежащей в их основании. Светлым, идеальным личностям в них противополагаются такие русские люди, которых добрые начала, присущие русской природе, искажены цивилизацией. Задача пьес – дать торжество первым лицам над вторыми, иначе – показать превосходство патриархального быта над бытом ложной образованности, в котором человек не заменил ничем существенным утраченной им первобытной наивности, природной простоты. Превосходство это может выразиться следующим образом: в простом русском человеке, сохранившем всецело свои стихийные начала, эти начала возобладают некогда над внешней грубостью и необразованностью, тогда как человек, поведенный по дороге поверхностной цивилизации, невольно подчиняется ей и теряет сочувствие к своим коренным началам.

Когда критика, недовольная этим направлением г. Островского и подозревая его в славянофильских тенденциях, приняла на себя защиту цивилизации, тогда автор задумал отдать справедливость образованному классу и представлением его хороших сторон противопоставить им дурные стороны необразованности. Явились две новые пьесы: «В чужом пиру похмелье» и «Доходное место». В первой из них идеалы из быта купеческого и простонародного перенесены в быт класса просвещенного. Нравственный героизм воплощен в лице учителя и его дочери; наоборот, богатый купец оказывается самодуром, со всеми дикими выходками человека, не озаренного светом знания. Задача пьесы рельефно выставляется напоказ читателям или зрителям. Так как задача, предположенная автором, всегда почти вредит художественному исполнению, то комедия «В чужом пиру похмелье» вышла в этом отношении неудачною.

В новой своей пьесе «Гроза» г. Островский, по моему мнению, возвратился к пункту начального отправления. Он не покинул выбранной им специальности – поэтического представления купеческого быта в существеннейших его проявлениях; но его не стесняла уже более намеренная постановка вопроса, не обязывало ни желание выставить одни темные стороны, при которых, по словам Гоголя, остается единственно честным лицом – комический смех, ни желание отыскивать идеалы там, где они еще не выработаны историческим развитием. Действительность является именно такою, какова она на самом деле: в смешении нравственного и умственного безобразия с красотою души и сердца. И в этой невымышленной действительности, с одной стороны – исключительная преданность обычаю, как святому, непреложному догмату, обоготворение старины, понимаемое не иначе, как в виде ненависти ко всему новому, свежему, молодому; с другой – желание вырваться из душной атмосферы обычной, обрядовой жизни и заявить законное действие жизни, кипящей избытком сил. Освобождение совершается различно, смотря по различию темпераментов и понятий; иногда это – грубая разнузданность, резкое самоотрешение от семейных и общественных связей (как это мы видим в лице Варвары), иногда же прервание ровного существования, с сожалением и раскаянием, с внутреннею борьбою, стоящею крови и слез (что и представляет нам Катерина), иногда же еще заглазная преданность разгулу и пьянству, которыми забитый (как сын Кабанихи) отводит себе душу. Различием освобождения уславливается и различие исхода драмы: в одних случаях столкновение враждебных сил начинается, продолжается и оканчивается смехом; в других оно – постоянная гроза, тайная или явная. В пьесе г. Островского, носящей имя «Грозы», действие и катастрофа трагические, хотя многие места и возбуждают смех. Обрядовая жизнь выведена им с суровыми последствиями: она имеет значение как бы греческой судьбы, сокрушающей всякую неподчиненность. Верная хранительница обычаев, непрерывно протестующая против движения жизни, Кабаниха даже над трупом жены своего сына не выговаривает слова примирения. И между тем, как она неумолимо ломает все, что идет наперекор ее понятиям. Дикой, по своенравию, которое для него служит орудием, преступает иногда обычаи, хотя в других он этого не допускает, – Дикой заедает жизнь своего племянника (Бориса), отправляя его в Кяхту, и неугомонную деятельность свою истощает в беспрерывной брани встречному и поперечному. Мир, изображенный г. Островским, – тяжелый мир, и впечатление, производимое его драмой, совершенно соответствует характеру того, что в нем совершается. В этой нравственной тяжести, от которой прискорбно уму и чувству, я полагаю, яснейшее доказательство превосходства пьесы.

В заключение замечу, что драма «Гроза» принадлежит по своему направлению и по своим художественным достоинствам к той школе драматической, которая, по моему понятию, единственно законна в настоящее время, равно как единственно законна и одна только школа повествовательная. Я называю эту школу двумя именами: историческою, потому что она относится ко всем явлениям так же, как история относится к явлениям прошлой жизни, и физиологическою, потому что она изображает отправления нравственной и духовной жизни, как физиология рассматривает действия органов. Такая школа не влагает в жизнь того, чего в ней нет, не населяет ее небывалыми идеалами добра или зла, и, конечно, не заглядывает в будущее на том основании, что поэт и пророк – одно и то же. Дело поэзии созерцать действительно существующее, в этом действительно существующем подмечать законы явлений, их сущность, их идею, и схваченную идею выражать по-своему, конкретно, т. е. влагая ее в созданный творчеством образ.