Архивник

– Присядь, сосед, выпьем. Грустно мне сегодня, – выдавил слезу Кадуло. Эта переходящая в агрессию тоска в вечернее время была его обычным состоянием. И не подавшись на слезную просьбу, Фродо приглашение отверг.

– Да ты знаешь, с кем говоришь, червь бумажный?! – в пьяной обиде крикнул Кадуло.

– Да уж, слышал! – скривился архивник.

– Не черта ты не знаешь! – продолжал сосед.

" И кто ты на этот раз?" – думал, уходя прочь, Фродо. Обычно Кадуло озвучивал две версии биографии. Он, то представал героем прошлой войны боевым полковником кавалеристом, то сенатором и членом тайного совета. В этот раз, судя по выкрикам, оба сюжета перемешались. Слушать это приходилось не в первый раз, но сегодня очередное пьяное бахвальство вдруг подтолкнуло к размышлениям о нравах человеческого рода:

" Конечно Кадуло, человек опустившийся и никчемный. Все его подвиги пьяная выдумка. (Хотя шрам, якобы от сабельного удара, на лице откуда-то все-таки взялся!). Но ведь и другие любят выпячивать свои заслуги. И многим, в отличие от этого пьяницы, верят!"

Фродо вспомнил, как прошлым летом, водил детей смотреть заезжий зверинец. Погода была жаркой. Шумная разновозрастная детвора толпилась у клеток, где в тени дремали их обитатели. Выглядели львы, тигры, медведи довольно смирно. Казалось, неволя навсегда сломила их звериную мощь и ярость. Но Фродо поразила тогда небольшая проворная ящерица. У ее клетки народу собралось мало, и удалось подойти совсем близко. Заметив его, юркое существо перестало бегать. Несколько мгновений ящерица смотрела на посетителя и видимо приняла его любопытство за агрессию. В тот же миг шея ее стала раздуваться, и там, где только что была миниатюрная голова, возникло нечто похожее на большую оскаленную пасть. Когда обманщица имитировала выпад, Фродо невольно отпрянул. И теперь, слушая Кадуло, вспоминал защитную метаморфозу маленького создания.

Но на пороге своего дома он постарался отбросить все неприятные мысли и накопившуюся усталость. Домашний очаг был местом сакральным. Благополучие семьи основной заботой, а счастье, которое здесь обрел, главной удачей в жизни. Во всяком случае, той части жизни, которую помнил.

Глава 3

Ближе к выпускному классу ведомость Алехо Каморо уже выглядела удручающе. Видимо своим поведением он настроил против себя учителей. Преподавательские отчеты это подтверждали. Но если поначалу, вместе с вызывающими выходками отмечались и выдающиеся способности ученика, в старших классах все больше писалось о нарушениях дисциплины. Товарищи Алехо хорошей успеваемостью не могли похвастаться с самого начала. Однако, в последний год Себастьяно продемонстрировал некоторые успехи, Марио же так и остался оболтусом и лентяем. Но вне учебы троица лидировала. Судя по докладным классного надзирателя, был среди учеников и свой пария. Наверное, тот молодой человек, которого Фродо поначалу принял за Алехо. Как и большинство гимназистов, Крис Климо происходил из дворян. Однако, из рода обедневшего и захудалого. За учебу платило общество опеки. Сам этот факт уже ставил его в униженное положение. А слабые нервы и истеричные срывы, становились поводом для издевательств. История для подростковых сообществ обычная. Но с большим удивлением Фродо прочел в докладной, что в старших классах Крис обрел в лице Алехо Каморо заступника.

" Вот, ты, оказывается, каков! – думал, вглядываясь в фотоснимок, Фродо.– Действительно жаждал изменить мир? Хотел стать защитником обиженных и угнетенных?"

Скопировав выпускную ведомость, Фродо поменял школьную папку на более толстую, украшенную гербом императорского университета. Экзамены на факультет естественных наук молодой повеса сдал на удивление хорошо. Видимо, сумел, наконец, использовать доставшиеся от природы способности. На тот же факультет на грани проходного бала поступил Себастьяно. Марио в списке принятых студентов не числился. Крис, неплохо сдав экзамены, поступил на философский.

Дальше судьба молодых людей терялась. В стопках университетских документов, приказах о взысканиях, поощрениях и учебных планах их фамилии не упоминались. Только по экзаменационным ведомостям можно было отследить, как Себастьяно и Крис, улучшали оценки, а Алехо с каждым разом скатывался вниз. Продолжая набрасывать психологический портрет, Фродо пришел к выводу, что юноше не хватало упорства:

"Все норовил блеснуть "золотой мальчик", а чуть что не так, сразу в кусты!"

Тут же он вспомнил, как сам десять с лишним лет назад пытался улучшить подчерк и избавиться от грамматических ошибок. Встав на ноги после горячки, Фродо еще несколько месяцев жил при монастыре. Сначала помогал ухаживать за лежачими больными, потом, как человек владеющий грамотой, попал в канцелярию. Призванное служить Богу заведение одной ногой стояло на земле, и как всякое большое хозяйство обрастало бумагами. Договоры аренды, прошения на имя губернатора, переписка со Святым Престолом – все требовало чернил, бумаги и аккуратной руки. По сравнению с выносом горшков такая работа имела преимущества, но Фродо она на первых порах тяжело давалась. Он хорошо помнил, как в первый же день, старый монах Кубо вернул переписанный документ:

-Такой подчерк и небрежность только гений может себе позволить! А ты, брат мой, не гений… произнес он, тыкая ногтем в подчеркнутые помарки и ошибки.

Обидные слова сильно запали в душу. Что ему отказали в гениальности, Фродо еще кое-как перенес, куда тяжелее было осознать, что неспособен хорошо делать самые простые вещи. С тех пор, "приковав" себя к письменному столу, он часами, не разгибая спины, тщательно выводил буквы. И постепенно подчерк улучшился, а в переписанных бумагах все реже попадались описки. Потом Фродо даже был благодарен сварливому старику. Приобретенные навыки помогли получить рекомендацию и устроиться младшим хранителем в архив. Должность, конечно, не сильно уважаемая и доходная, но тогда она, казалась, подарком судьбы. Фродо хорошо помнил, как в первый раз, получив жалование, в приподнятом настроении возвращался со службы. Недавняя гроза освежила воздух. Дышалось легко, и в кармане позвякивали новенькие флорины. Забираться в свою чердачную коморку в такой вечер совсем не хотелось, и он завернул в первую попавшуюся на пути таверну. Наконец-то можно было позволить себе кружку вина, с обжаренным в оливковом масле хлебом. А, когда в приподнятом настроении вышел на свежий воздух, навстречу попалась молодая женщина с тяжелой корзиной. В другой раз он вряд ли бы решился заговорить и предложить помощь. Но в тот вечер все скалывалось на редкость удачно. Сначала незнакомка испуганно вцепилась руками в плетеную ручку. Но неожиданно согласилась и дала ему нести свою корзину. Отправляясь к ее дому, ни он, ни Эльза еще не догадывались, как долго им предстоит идти рядом…

" Интересно, а как бы посмотрел на роман архивного червя и белошвейки Алехо Каморо? Наверняка, счел бы историей слишком обыденной и пошлой."

Фродо вдруг стало интересно, как складывалась личная жизнь самого Алехо. В официальных университетских бумагах следы таких историй искать было бесполезно. Но он вспомнил о его литературной деятельности, и разыскал подшивку издаваемого небольшим тиражом университетского журнала. Фамилии Каморо он среди авторов не обнаружил, однако, интуиция подсказывала, что не мог Алехо не объявиться на этом поле, и, наверняка, публиковался под псевдонимом.

Чувствуя азарт исследователя, Фродо начал читать отрывки. Тяга к литературе видимо досталась ему из прежней потерявшейся в закоулках памяти жизни. При первой же возможности, несмотря на ворчание супруги, он отправлялся в книжную лавку. Издания приобретал самые дешевые в тонкой обложке, но к выбору авторов подходил привередливо. Теперь же на него обрушился мутный поток дилетантских попыток выразить себя в слове.

"Каждый человек вселенная!" – вспоминал Фродо. И сейчас эти миры пытались рассказать о себе, но большей частью неумело или откровенно скучно. Последним больше грешили преподаватели. Они тоже публиковались не под своими именами, однако присущие возрасту взгляды хорошо высвечивались между строчек. У многих вылезало раздутое до невероятных размеров самомнение. Некоторые пытались морализировать, но хорошо знакомые истины, в их изложении, выглядели мертво и уныло. Откровения студентов временами были живее и интереснее. Однако, читая, он то и дело спотыкался о неправильно построенные фразы. И здесь также рвались на свет амбиции и гордыня. И, все же, троих авторов Фродо из общей массы выделил. Первый, публиковавшийся под псевдонимом Филин, скорее всего, принадлежал к старшему поколению. У него Фродо отметил хороший стиль и литературный язык. А некоторые мысли в изложении " мудрой птицы" показались интересными. Также заинтересовал автор, называвший себя "Изгнанник". Даже в выборе имени чувствовался юношеский максимализм и театральная поза. Но писал Изгнанник довольно живо и порой даже страстно. Именно с ним архивник попробовал связать образ Алехо. У третьего автора тоже привлек внимание красивый сочный язык. Но не нектар, а яд стекал с отточенных язвительных строчек. Псевдоним "Скорпион" этот, судя по всему, молодой человек выбрал себе с полным правом. И, читая его человеконенавистнические откровения, Фродо почему-то вспомнил о Крисе.

Спохватившись, что слишком много времени потратил на литературные изыскания, Фродо закрыл журнал, и, вернувшись в хранилище, раскопал личные дела студентов. Но обнаружив тоненькую папку Алехо Каморо, оставил ее на завтра. Стрелки настенных часов опять показывали начало седьмого.

Глава 4

После ужина Фродо, покачиваясь в кресле, просматривал газеты. Эльза, напевая себе под нос, ловко работала иголкой. Дети, делая вид, что готовят уроки, исподтишка щипали и награждали друг друга тумаками. Время неспешно двигало стрелки настенных часов, и торопить его совершенно не хотелось. Эти вечера в семейном кругу были его маленьким счастьем. Но в последние дни идиллию нарушила ничем необъяснимая тревога. Словно заплывшая в тихую заводь щука, она хищно кружила под спокойной гладью воды, разгоняя стайки пловы, заставляя карася глубже прятаться в тину. Отложив газету, Фродо задумался, о возможных причинах:

"Не слишком ли ты заинтересовался судьбой чужого человека? Ну, растратил этот "золотой мальчик" врожденные способности впустую. Мечтал о славе, хотел изменить мир, а закончил в безвестности. Тебе, что до этого?"

Сделав скачок, мысли перенеслись на свою судьбу:

" А ты о чем мечтаешь? Заработать на новый сюртук, подарки жене и детям. Позволить в праздник, чуть больше чем позволяешь в будни. Не слишком ли приземлено и пошло?"

Словечко, которое раньше не употреблял, выскочило неожиданно, будто прилетело из другого мира. Наверное, именно так охарактеризовал бы его жизнь Алехо Каморо.