Я не местный. Книга первая. Плач младенца. Историческое фэнтези

Когда они вошли в помещение, матушка настоятельница, держала на руках сверток с младенцем, увидев входящих, она аккуратно положила младенца обратно в корзинку, повернулась к прибывшей парочке, и снова выговорила сторожу.

– Пантелей, а ты что тут торчишь, ступай к себе, ты уже сделал свое дело, притащил нам подарочек.

Проворчала не довольно игуменья. Тот что-то пробурчав себе под нос, нехотя развернулся, и зашаркал по коридору.

Дождавшись, когда исчезнет фигура сторожа, обратилась с некоторой иронией к Марфе.

– Ну что сестрица во Христе, полюбуйся на очередной подарочек.

И махнула рукой в сторону лавки у себя за спиной.

Марфа подошла к лавке, на которой стояла корзинка с младенцем, бросила взгляд на корзину с содержимым, и не говоря ни слова вперилась в настоятельницу, ожидая продолжения, она зная свою наставницу, понимала, что та все уже решила.

– Скажи мне Марфуша, а как дела у боярыни Василисы, как ее самочувствие?

– Слаба боярыня, да и все слезы льет, печалуется что не наследник родился, а очередная дочка.

Доложилась своей начальнице Марфа, она в этом монастыре знало все или почти все и обо всех, не зря она была правой рукой у настоятельницы.

– Печалуется, говоришь, это хорошо.

В задумчивости проговорила игуменья.

В помещении повисла тишина, настоятельница несколько углубилась в раздумья, на ее обычно спокойном и властном лице, сейчас пробегали тени сомнения, отражая некоторый внутренней мыслительный процесс, тщательного обдумывания сложного решения.

– роды лекарица Лукерья принимала?

Утвердительно-вопросительно высказалась в сторону Марфуши настоятельница. Та в ответ кивнула головой.

– И сейчас она при боярыне?

– так ты же знаешь, матушка, Лукерья болящих, в немощи не оставит, покуда или на ноги не поставит, или ко Господу душа не отлетит.

Выразила свое мнение ключница.

– Да, знаю, знаю, за это и ценю. Ты вот, что Марфуша, отнеси младенца сестрам, что принимали роды, пусть позаботятся, и пусть что бы больше никто не знал, да и пусть не болтают как прошли роды, и кто родился.

Немного помолчала, а затем добавила.

– Да, и Пантелея предупреди что бы язык за зубами держал, так и скажи ему, будет болтать, выгоню, все поняла? А с Лукерьей я сама поговорю.

Та кивнула головой, подхватила корзинку с младенцем, и удалилась из кельи, закрыв за собой дверь в помещение. Настоятельница встала на колени перед иконами, и крестясь зашептала слова молитвы.

С самого начала, как только сторож притащил подкидыша, и поставил корзинку с ребенком у ног монахини, она сразу подумала пристроить младенца, на воспитание боярыни Василисы.

Но когда она взяла на руки младенца, пока Пантелей, как обычно, не спеша ходил за Марфушей, и тот ей улыбнулся протянув к ней свои ручонки, у нее возникло некое сердечное чувство к этому малышу, что она вдруг загорелась идеей, не просто отдать его на воспитание, как сироту, а уговорить боярыню, принять как своего родного.

Матушка Антония не могла иметь своих детей, в юности она была схвачена в полон степняками, и хотя длился плен вовсе не долго, их караван полонян был отбит, но после того как над ней покуражились эти степные стервятники, родить она уже не могла.

Это ей тогда повезло, тогдашний «полон» был явлением жестоким, он вел к пожизненному рабству с правом продажи в другие страны, и не случись, что их многотысячный караван пленников был отбит княжеским войском, нести бы ей ярмо рабыни по жизни.

Умом она это понимала, но сердце не могло принять то что с ней сотворили проклятые степняки.

Да и вообще жить ей тогда совсем не хотелось, и если бы не религиозный страх о погибели своей души, а этот страх вбит в нее был с младенческих лет, она точно бы не раздумывая рассталась с жизнью, но и жить в миру стало не возможно.

В результате всех этих несчастий, приключившихся с ней, она и ушла в монастырь, но невозможность иметь своего ребенка лежала тяжким грузом на ее душе.

И вот сейчас, когда этот найденыш, потянулся к ней своими ручонками, ища у нее защиты, некое материнское чувство всколыхнулось в ее душе, и ей захотелось что бы у этого малыша непременно все сложилось в жизни, что бы он не рос неприкаянным сиротой.

То, что задумала матушка Антония, прежде чем осуществить, требовало молитвы, иначе сомнение в душе будут мучать, и мешать выполнять задуманное, это она знала из опыта, и всегда руководствовалась правилом, пока есть сомнения, не начинай дела.

Глава вторая. Подкидыш

Резкая перемена моего состояния, из взрослого, полноценного мужика, пусть и на склоне лев, в младенчество, вогнало мое сознание в шок. Да я и не сразу осознал, что со мной приключилось.

В момент, когда пришел в себя, ощутил скованность всего тела, только и мог что вертеть головой. Я находился в чем-то, весь запелёнатый в какое-то тряпье.

Кругом была темнота и только над головой сияли звезды, их было так много, что я никак не мог высмотреть ни одного созвездия. Звезды выстилались какой-то одной небесной дорогой, эта картина звездной дороги приковывала к себе взгляд. На какое-то время я даже залюбовался этим звездным, млечным путем. Впитывая в себя это звездное пространство, сознание как бы соприкасалось с вечностью. Я тихо лежал, в голове не шуршала ни одна мысль, ощущая себя охваченным вечным покоем вселенной.

Постепенно небесный свод стал затухать, темнота еще окутывала пространство, но на каком-то интуитивном уровне становилось понятно, что приближается рассвет. Очнувшись, от картины звездного неба, я вошёл в новое земное бытие, и оно мне не понравилось.

Стали слышны звуки предутреннего леса, щебетание просыпающихся птах, какие-то шорохи лесного зверья, послышалось где-то далеко, хруст ломаемых веток. Мне вдруг представилось как меня сейчас сожрет какой ни будь лесной хищник, страх беспомощности проник в сознание, и я заорал, нет даже не заорал, а заголосил, так как членораздельное что-то сказать у меня не получалось.

Затем послышался скрип, открываемой двери, какое-то бородатое чуда наклонилось на домной, пытаясь видно рассмотреть, что там так орет, потом, это чуда, подхватило то в чем я находился и куда то меня потащило. Его кряхтение и сопение по чему-то меня успокоило, и я перестал орать. Это чудо в конце концов приволокло меня в какое-то помещение, нарисовался еще один персонаж, дородная тетка в монашеском облачении, они о чем-то говорили, но я ничего не понимал.

Затем пошла целая череда теток в монашеском облачении, с начало с интересом меня разглядывающих, а потом передающих меня с рук на руки. В итоге я просто утомился и тихо уснул.

Проснулся от того что наконец почувствовал свободу, правда вся свобода заключалась в том, что мог произвольно дрыгать ногами и руками, изображая из себя одновременно велосипедиста с трактористом. Меня тетки монашки распеленали, и проводили, так сказать водные процедуры, в виде обтирания влажной тряпкой. После чего снова замотали в тряпки, на что я стал издавать недовольное повизгивание, те меня поняли по-своему, и всунули в рот влажную тряпицу, обмазанную какой-то фигней. Подержав некоторое время ее во рту, и проникнувшись не вкусным вкусом, я ее выплюнул. Кстати, на протяжении всего последнего времени, мне по чему-то абсолютно не хотелось есть, как будто, меня кто-то кормил чем-то более съедобным, чем вот эта склизкая тряпица. Поняв меня по-своему, монашки стали дите убаюкивать, и добились своего, я снова задрых.

И вот так продолжалось последний три дня, а почему именно три, да Бог его знает, просто мне так подсказывало мое внутреннее чувство времени.

А вот сегодня меня передали очередной тетеньке, как говорится, помыли, накормили и передали с рук на руки.

Ну до чего же эти монашки хитропопые. Взяли и сплавили младенца тетке какой-то, я уже к этим теткам в рясах привыкать стал, а они просто отдали меня первой встречной, и что прикажите думать об этих, мягко говоря не адекватностях.

Да, бабы в очередной раз мне показали какие они верные создания. Несколько дней меня донимали своим вниманием и можно сказать любовью, а тут взяли и всеобщего любимца задарили не понятной клуше, да мне по барабану, что она высокородная боярыня, чуть ли не от Рюрика пра… пра… пра… правнучка, я просто не хочу, из принципа и из вредности, вы божьи невесты меня спросили или поинтересовались моим мнением, прежде чем меня отдавать не весть кому. Ну и что, что мне всего ничего как говорится с не большим хвостиком, от роду. Аз покамест безгрешный младенец, но при этом имею своё мнение.

Ну кто они после этого, вот сколько раз убеждался нельзя верить бабам, вот теперь мой опыт еще более усугубился, теперь не буду верить бабам и в рясах.

Вот на этом моя мысль в очередной раз, за последние время, вступила в клинч. Мне пятьдесят с хвостиком лет по сознанию и одновременно, я реально, младенец упакованный в пеленки так, что мама не горюй, и не смеющий ни слова вякнуть, по объективным причинам, а именно просто пока еще не умею говорить это, во-первых, а во-вторых у меня во рту был постоянно кляп в виде тряпицы с какое-то клейкой гадость, ну нафига спрашивается ее мне постоянно пихать в рот, хотя с третьего дня, вместо этой тряпицы, мне эта тетка которой меня задарили, грудь свою в рот пихает.

А ни чего так, повкусней молоко будет, той тряпицы. Но как же так получилось, что я взрослый и можно сказать старый дядька, вот сейчас конкретно баюкаюсь на руках женщины, которая что-то мурлыкая, сунула мне в очередной раз свою грудь, а я причмокивая насыщаюсь ее молоком.

Ну бред же, но если бы это был бред пациента желтого дома, то это было бы понятно и объяснимо, а посему мой мозг не впадал бы в клинч периодически, от ситуевины ни каким образом невозможной в реальной жизни, и ни при каких обстоятельствах, но тем не менее абсолютно реальной.

Кстати, а с чего это я взял, что моя новая кормилица праправнучка Рюрика? Да все с того же, сильнючая интуиция понимаешь во мне проснулась, сверх сознание какое-то иной раз проявляться стала, стоило мысленно сосредоточится на каком-то предмете, каким-то сверх естественным образом прозревал суть этого предмета. Причем это понимание приходило никогда я бодрствовал, а в моменты сна, или лучше сказать, в промежуточный момент между сном и явью. Вот это сверх сознание меня наверно от клинча собственных мозгов и спасало, то есть в этом своем полусне я что-то такое осознаю, а уже в своем естественном сознании, разбираю. Так мозги и отвлекаются и не клинит их до определенного момента, благо момент этот если и наступает, то младенческая жизнь, поспать, поесть и под себя сходить, как-то его преодолевает.

Ладно клинч, клинчем, а жить или выживать, кому как нравится все едино надо. Хотя не очень то и понятно, как жить младенцу с сознанием взрослого или как жить взрослому сознанию в теле младенца. Дилемма, однако, тфу, зафилософствовался. Сие мой друг не дилемма, а реалии жизни, понимаешь. Но и это только полбеды, хотя, как эту самую беду вычислить в процентом соотношении не очень понятно, ну да ладно отвлекся чей-то.