Четыре столетия пути. Беседы о русской литературе Сибири

Основу взглядов «Настоящего» составляла теория «литературы факта», которую проповедовал ЛЕФ. «Настоященцы» считали, что художественной литературе необходимо непосредственное участие в решении «текущих боевых задач пролетариата», т. е. служить конкретным делам дня, а для этого она должна «пойти в жизнь и стать литературой факта». «Литература факта, – утверждали „лефовцы“, а вслед за ними и „настоященцы“, – не „создает“ героев нашего времени, а берет их прямо из жизни вместе с их именем, отчеством, фамилией, точным адресом, местом работы». Такая литература «волевая, действенная», она «отказывается от выдумки», «оставляет психологистику дворянам и буржуазии» и «познает жизнь методом точного наблюдения»[67 -

 «Настоящее», 1928, №11—12, с. 27.]. Всю литературу «настоященцы» сводили к газетным жанрам (репортажу, фельетону, очерку, памфлету) и стремились доказать, что «противопоставление литературы журналистике реакционно»[68 -

 «Настоящее», 1929, №2, с. 11.]. Великую русскую литературу они называли литературой «вранья» и считали вредной для пролетариата.

Критическая практика «настоященцев» вполне соответствовала их теоретическим воззрениям. Она отличалась грубым произволом, крайним субъективизмом оценок, стремлением к политической дискредитации писателей. На страницах своего журнала «настоященцы» учиняли разносы как писателям-сибирякам, так и всей советской литературе. Показательным в этом отношении был состоявшийся в декабре 1928 года в Новосибирске литературный диспут под красноречивым названием «Нужна ли нам художественная литература?» Выступая на нем от имени группы «Настоящее», А Курс призывал развивать литературу факта и утверждал, что современная художественная литература оторвалась от жизни и «переживает болезнь: любовь к классикам, любовь к мертвецам»[69 -

 «Настоящее», 1929, №2, с. 8—9.].

Продолжая линию С. Родова, группа «Настоящее» также заняла откровенно враждебную позицию по отношению к ССП. А в апреле-мае 1928 года под лозунгом борьбы «с литературной реакцией в Сибири» она развернула кампанию против редколлегии «Сибирских огней». А. Курс назвал роман В. Зазубрина «Два мира» в одноименном фельетоне в «Советской Сибири» от 22 апреля 1928 года «кровяной колбасой», а в фельетоне «Кирпичом по скворешне»[70 -

 «Советская Сибирь», 1928, 17 апреля.] откровенно глумился над всей русской литературой. В газетной подборке под общим заголовком «Кому светят «Сибирские огни»[71 -

 Там же, 26 апреля.] «настоященцы» обвинили журнал в том, что он скатился на враждебные пролетариату позиции. В результате этой клеветнической кампании, в июне 1928 года Сибкрайком освободил В. Зазубрина от руководства ССП и «Сибирскими огнями» и полностью сменил редколлегию.

Жар литературных сражений между тем накалялся все больше. В бой, взяв себе в союзники «Настоящее», вступило руководство СибАПП. Оно не скрывало своей истинной цели. «Сибирские огни» должны стать органом СибАПП», – не раз заявляло оно и не прекращало попыток дискредитировать журнал любыми способами, одним из которых было навешивание политических ярлыков: «правооппортунистический», «кулацко-народнический», «реакционный» и т. д.

Да и «настоященцы» не успокоились. «Съев» Зазубрина, они принялись за других известных деятелей литературы и культуры. Вяч. Шишков и Вс. Иванов были объявлены кулацкими писателями. А. Луначарского они обвинили в правом уклоне. Досталось и А. Горькому, который сурово осудил «Настоящее», организовавшее, по его выражению, «гонение на художественную литературу». На оскорбительные выступления в адрес выдающегося пролетарского писателя ЦК ВКП (б) отреагировало 25 декабря 1929 года специальным постановлением «О выступлении части сибирских литераторов и литературных организаций против Максима Горького», которым положил конец разгулу «настоященцев». А. Курс был освобожден от всех должностей и исключен из партии. Журнал «Настоящее» в январе 1930 года прекратил существование, а группа распалась. Большинство ее участников и авторов журнала впоследствии были репрессированы.

Конец литературной групповщины

Вскоре после ликвидации группы «Настоящее» Союз сибирских писателей и Сибирская ассоциация пролетарских писателей провели свои очередные съезды.

С 22 по 25 января 1930 года в Новосибирске проходил краевой съезд СибАПП. Он осудил левые перегибы, но в то же время потребовал «еще более решительно разоблачать и срывать маски с классового врага на литературном фронте» и порекомендовал содействовать «классовой дифференциации писателей». Отмечались и слабые творческие успехи. Краевой съезд СибАПП не оказал должного влияния на работу этой литературной организации, что объяснялось прежде всего творческой слабостью большинства входящих в ассоциацию писателей.

А 26 – 29 января 1930 года в Новосибирске прошел II съезд ССП. Основными докладчиками были А. Селивановский и В. Итин. На этом съезде ССП был реорганизован в Сибирское отделение Всероссийского союза советских писателей (ВССП) на правах автономного филиала.

Поворотным моментом в судьбе ССП, СибАПП и других литературных организаций Сибири и всей страны стало Постановление ЦК ВКП (б) от 23 апреля 1932 года. «О перестройке литературно-художественных организаций», где говорилось об объединении «в единый Союз советских писателей с коммунистической фракцией в нем». Все прежние литературные организации в центре и на местах в связи с этим распускались.

Сибирские писатели с А. М. Горьким на Первом съезде писателей СССР.

А через два года, в августе 1934-го на Первом Всесоюзном съезде писателей СССР будет официально объявлено о создании единого Союза Советских писателей. Сибирь на I Съезде Союза советских писателей была представлена одним из самых крупных отрядов в советской литературе.

«В ногу с тревожным веком»

Разрушительная деятельность группы «Настоящее» и сомнительная политика руководства СибАПП, увлеченного групповой борьбой, на какое-то время затормозили, и довольно ощутимо, развитие литературы в Сибири, но остановить они его, конечно, были не в состоянии. Еще и потому во многом, что шла в это время полным ходом смена литературных поколений: появлялись все новые молодые талантливые поэты, прозаики, представители других жанров, воспитанные уже иной, советской действительностью и энергично создающие ее художественный образ. На образе этом, особенно в произведениях поэтических, лежала заметная печать революционного романтизма. В этом легко убедиться, обратившись к стихам молодых сибирских поэтов первых пятилеток.

Монолог «безусого энтузиаста»

Джек (настоящее имя Яков Моисеевич) Алтаузен (1907 – 1942) родился в пос. Бодайбо Якутской области, в семье старателя. Детство его прошло в Китае (Харбин, Шанхай). Зарабатывал на хлеб продажей газет. Устроившись пароходным кочегаром, вернулся в Россию. В Чите познакомился с И. Уткиным, который помог ему в 1922 году перебраться в Иркутск. Здесь Д. Алтаузен работал на лесосплаве, кожевенном заводе, учился, посещал литературный кружок (ИЛХО). В Иркутске вступил в комсомол. Здесь же начался и его творческий путь. В 1923 году редакция иркутской газеты «Власть труда» отправила Д. Алтаузена на учебу в Москву.

В столице молодой поэт активно участвовал в литературной жизни, был членом группы «Перевал». В 1931 году, чтобы лучше узнать жизнь, пошел работать на московский завод «Красный пролетарий». Одновременно успевал проявлять себя и на поэтическом поприще. Его охотно публикуют журналы «Красные зори», «Кузнецы грядущего», «Красная новь», «Перевал», «Прожектор». В 1929 году выходит дебютная книга Д. Алтаузена «Безусый энтузиаст». За ней – «Первое поколение» (1933), «Комсомольские поэмы» (1934), «Ода молодости» (1935) и др.

Первое же крупное произведение Д. Алтаузена – поэма-монолог «Безусый энтузиаст» – вызвало бурный читательский отклик. Поэт сумел выразить настроения, типичные для значительной части молодежи 1920-х годов: с одной стороны, досада на то, что «опоздал родиться» и не участвовал в боях за революцию, а с другой – стремление быть достойным подвига тех, кто сражался за нее.

В дальнейшем образ молодого современника, комсомольца, строителя пятилетки, энтузиаста становится центральным в творчестве Д. Алтаузена. Тему революции он осмысливает как поэт-романтик. Революция и Гражданская война представляются ему как неповторимая и недосягаемая в своем величии эпоха. Отсюда условность времени и места действия, своеобразная экзотика революции, некоторая отвлеченность образов и т. д.

И эту романтическую устремленность Д. Алтаузен пронес через всю жизнь, до срока оборвавшуюся в Великую Отечественную войну, 1942 году в бою под Харьковом.

«Шла к бессмертью наша молодежь…»

Иосиф Павлович Уткин (1903 – 1944) по духу был близок своему младшему поэтическому собрату Д. Алтаузену – он тоже шагал «в ногу с тревожным веком».

И. Уткин родился на станции Хинган Китайско-Восточной железной дороги, в семье железнодорожного служащего. Детство прошло в Иркутске. Из высшеначального училища он был исключен за плохое поведение и «вольномыслие». С этих пор началась для него, говоря словами самого И. Уткина, «почти блатная биография» подростка-бродяги. Работал на кожзаводе, разносчиком газет, маркером в бильярдной…

Революция круто изменила его жизнь. В декабре 1919 года И. Уткин вступил в рабочую дружину и участвовал в восстании против колчаковцев, а в мае 1920-го отправился в числе комсомольцев-добровольцев на Дальневосточный фронт, где был командиром маршевых рот, походных ремонтных мастерских.

После окончания Гражданской войны И. Уткин работал репортером в иркутской газете «Власть труда», в губернском комитете комсомола. Активно участвовал в создании в Иркутске молодежной газеты.

В 1924 году по решению Иркутского губернского комитета партии И. Уткин был направлен в Москву на учебу в Коммунистический институт журналистики. Годом позже он становится заведующим литературного отдела только что организованной «Комсомольской правды». Стихи И. Уткин начал печатать в 1922 году, когда работал во «Власти труда». Публиковался затем в журналах «Красные зори», «Сибирские огни», «Сибирь» и др.

Поэтика ранних произведений И. Уткина (а наибольший успех в эту пору выпал на его поэму «Повесть о рыжем Мотыле», увидевшую свет в 1925 году) представляет собой сложный и весьма противоречивый сплав возвышенной романтики, героического пафоса, былинной образности, библейской мифологии и попыток реалистичного изображения человека на пороге новой жизни. Однако настоящие поэтические удачи ожидали И. Уткина тогда, когда он пытался с возможной глубиной постичь внутренний мир живого, реального человека. Прекрасным помощником в этом случае становился и собственный опыт И. Уткина участника Гражданской войны. Лирические произведения тогда обретали не только яркую эмоциональную окрашенность, но и подлинность «художественного документа» времени.

Вот они стоят передо мною,

Юноши в семнадцать – двадцать лет,

Неприступной и живой стеною

Ныне воспеваемых побед.

Босые, нечесаны, небриты…

Но щетиной этих юных лиц

Были, как штыками, перерыты

Все обозначения границ.

Без сапог, в задрипанных обмотках,

Сквозь огромный азиатский дождь,

С песней, с матом, с кровью в сердце…

Вот как

Шла к бессмертью наша молодежь!

«Я, – писал И. Уткин, – принадлежу к той счастливой части молодежи, которая делала революцию. Поэтому я говорю не о влиянии Октября на мое творчество, а о рождении моего творчества из Октября».

И его поэзия, в которой поэт в ярких песенно-народных образах запечатлел драматические, нередко и трагические перипетии Гражданской войны, приведенное выше высказывание подтверждают.

В годы Великой Отечественной войны И. Уткин служил сначала во фронтовой газете, потом военным корреспондентом Совинформбюро, газет «Правда», «Известия». И продолжал писать стихи, в которых признавался в горячей любви к Родине, в духовной слитности с ней:

А мы споем о Родине,

С которой столько связано.