Мой Ванька

Весь лёд из морозилки, заготовленный для охлаждения соков, высыпаю в полиэтиленовый мешок. Почему-то мне кажется, что ему сейчас нужен холод. Возвращаюсь и пристраиваю эту холодную грелку на Ванькиной голове.

– Саш, – тихо произносит он, – ты не волнуйся… Я немного полежу и пойду… Я всё понимаю…

– Ничего ты не понимаешь, – и вытираю капли воды с его лба. – Я тебя никуда не отпущу. Ты остаёшься здесь.

– Нет, Саш… Мне всё равно стыдно… за всё… Уйду.

– Это мне должно быть стыдно… – бурчу недовольно, но вдруг меня будто прорывает и я начинаю на него кричать: – Да ты понимаешь, что я не могу без тебя? Ближе, чем ты, у меня в этой жизни нет никого! Идиот! Весь этот год… Да! Весь этот год я думал всё время только о тебе! Ты мне каждую ночь снился! Каждую!

– Знаешь… Чтобы такое от тебя услышать, я готов выдержать ещё одну… – Ванька, улыбаясь, шепчет матерное слово и тянет меня к себе. Тоже его обнимаю.

Раз шутит, значит, не так всё плохо. Только вроде он раньше не матерился…

– Ладно… Давай я постелю нам кровать. Посиди пока на стуле и держи мешок.

Ну вот… Сидит на стуле и держит на голове лёд…

Стягиваю с него кроссовки, джинсы, куртку и рубашку. Беру на руки и укладываю.

– Саш… – рука не отпускает мою шею. – Я так счастлив, что мы опять…

– Ванюха… – выдыхаю я и прижимаю его к себе. – Какой же ты дурак! Ты не представляешь, что для меня значишь. Ты же мне как…

– Да… Я – Ванька-дурак… – шёпотом прерывает он, и слёзы начинают катиться у него из глаз, будто я его опять ударил.

– Ты чего? Вань… Ну не надо… Всё будет хорошо!

– Мне стыдно… Ты не знаешь… многого…

– Прекрати… – и касаюсь губами плачущих глаз, глажу. – Ванюха мой…

– Да… Я только твой. И был только твоим… всегда. Постарайся мне поверить…

Кажется, после такого прошедшего года можно успокоиться. Ванька лежит рядом, пусть с разбитой головой, но главное, что он тут, со мной, а всё остальное образуется.

После работы, заскочив в магазин, прихожу домой.

Ванька полулежит на тахте, как я его и оставлял.

– Ну, ты как?

– Ничего… Даже ходил немного. Только голова всё ещё слегка кружится…

– Сейчас будем есть, – объявляю я и иду на кухню.

Что это? В моей пепельнице окурки? Вроде я после себя их выбрасывал…

– Саш, – слышу из комнаты, – это я курил. И сигареты у тебя стащил. Извини…

– Ты же не куришь… – вырывается у меня, и я подхожу к нему.

– Не курил, – несколько отрешённо поправляет он. – А теперь вот… Сядь рядом… Обещай меня выслушать. Пожалуйста…

– Конечно! Я слушаю… – и сажусь.

Долго смотрит на меня, будто не решается начать.

– Саш… У меня действительно теперь, кроме тебя, больше никого нет…

Что-то мне подсказывает, что сейчас надо молчать и молчать!!

– Понимаешь… – Ванька делает длинную паузу. – Я тебе говорил не всегда правду. Ты прости… Мои мама и папа погибли… в автокатастрофе. Я ещё маленьким был. Я тебе рассказывал… Меня воспитывала бабушка. Строго воспитывала. Можно сказать, пуритански. Она мне говорила, что у меня есть сводный брат по отцу. Кстати, тоже Саша… Но кто знает, где он, этот Саша… – и вздыхает.

Что-то сжимается у меня внутри от безумной жалости к нему.

– Первый раз это было… Я учился в восьмом классе. Неплохо учился. Мне было четырнадцать. У девчонок успеха не имел. Кроме как дохликом они меня никак не звали… А он у нас вёл занятия. Мне казалось, он меня понимает. Мне так хотелось ласки! Ласки, которой я практически не знал. А он был со мной ласков. Мне было хорошо с ним, и когда он предложил… я согласился. Привязался к нему… Я потом ушёл из школы. Он меня бросил, и я не мог его больше видеть… с другим парнем. Стал учиться в колледже. Бабушка болела… Она хоть и ветеран войны, но пенсия маленькая. На лекарства денег не хватало. А тут его снова встретил… Как-то рассказал всё… Он познакомил меня… с другом. Тот дал мне работу… и деньги… Мне было стыдно, но приходилось… работать… по оказанию… – Ванькин голос, звучащий отрешённо, вдруг спотыкается. – Я был рядовой шлюхой, Саша! Потом… познакомился с тобой. Дрался я тогда с парнями, которые меня выследили и решили отметелить за то, что гей. А в тебя я влюбился сразу! Ты для меня превратился в магнит какой-то… Но деньги на лекарства бабушке всё равно надо было зарабатывать. Я их и зарабатывал… как мог. Потом… всё получилось, как получилось… Осенью меня забрали в армию. В колледже я набил морду сыночку одного очень крутого… Меня выгнали… и сразу призыв. А через два месяца после призыва… бабушку парализовало. Инсульт… Мне соседка сообщила. Спасибо ей и военкомату – меня отпустили… через семь месяцев службы ухаживать за ветераном войны. Всё время моего отсутствия соседка за ней ухаживала. Я приехал. Опять нужны были лекарства, и много. Была надежда, что она выкарабкается. Пенсии не хватало. И я опять… Ну ты понимаешь… Я же ничего не умею! Чего не сделаешь в такой ситуации… В общем, бабушка всё равно умерла. Вернулся… с похорон и сразу пошёл к тебе. Теперь ты знаешь всё… Меня жжёт стыд! Человек с этим шёл ко мне, а я… Сгребаю его в охапку. Понятно теперь, почему в моём сне он был в военной форме. Действительно, связующая нить!

– Вань… Ванюха… Прости ты скотину… Ну… Я скот!

Всё-таки Лена была права! Надо верить! Я ведь сам во всём виноват. Выслушай его тогда – помог бы, и не пришлось бы ему быть Соней Мармеладовой в мужском обличье.

– Саш… У меня всё равно, кроме тебя, нет никого… – выдыхает он и, кажется, опять плачет. – Я весь перед тобой… Делай со мной, что хочешь. Мне так плохо…

– Вань, – стараюсь говорить спокойно, но не очень получается, – запомни: у тебя есть я. Мы с тобой – вместе! Нас теперь двое! Понял? Теперь я буду тебе вместо… бабушки, брата… Вместо всех! И жить ты будешь здесь, со мной. Мы всё преодолеем!

Ванька только молча прижимается ко мне. Буквально вжимается в меня…

– Саш… – он смотрит мне в глаза. – Я ведь тогда стану обузой для тебя…

Да… Парень повзрослел за это время! И такой мудрый, я бы сказал, взгляд…

– В таком случае ты… идиот, – улыбаюсь и опять бережно прижимаю его к себе. – Ты не обуза. Знаешь, как ты мне дорог? Может, ты моё счастье… Без тебя я многое понял… Наверно, для того, чтобы по-настоящему найти, надо сначала потерять…

– Я тоже многое понял без тебя… – эхом откликается Ванька и притягивает к себе мою голову. – Я тоже боюсь тебя потерять, но…

– Без «но». Если не сбежишь сам…

– Не надейся…

Обнимает меня и дышит мне в шею. Так мы полулежим долго. Мне действительно этого так не хватало! Однако надо кормить больного.

– Ладно… Лежи. Я пошёл готовить ужин…

– Я с тобой, – и это звучит по-детски. – Помоги мне встать, пожалуйста…

На кухне кидаю мясо на сковородку и начинаю чистить картошку.

– Дай я почищу, – просит Ванька из угла, куда я его усадил.