– Ладно, ладно, барон, закрыли тему. Я же так, из любопытства спросил. Не ожидал, что тебя так… А что это было?
– Господин барон, давайте закончим с вопросами, уверяю, мне одного вполне хватило. Лучше расскажите, что здесь происходит.
– Ничего не происходит. Все тихо, спокойно. Если бы Его Величество налоги не поднимал – вообще бы рай земной был. А так соседи ворчат. И то сказать – раньше вассал на сорок дней сеньору дружину выставил, десятину заплатил и живи в свое удовольствие. А сейчас мало что не каждые полгода налоги повышаются. Но ничего, слава богу, урожай в этом году собрали знатный, цены на вино и оливковое масло растут, так что, в общем, все в порядке.
Соседи ворчат? На дворе семнадцатый век – век дворянских заговоров, не ввяжется ли мой «отец» в один из них? В моем мире это было чревато. И для заговорщиков, и для их семей.
– Надеюсь, вы к ворчунам не относитесь? По моим ощущениям, в ближайшее время королевская власть будет укрепляться. И становиться у нее на пути опасно. Это я по опыту своего мира говорю.
– Я королю присягу дал более двадцати лет назад и никогда от нее не отказывался!
– Ну и хорошо. Есть какие новости из Монпелье?
– Никаких, их и раньше-то не было. Торгуем, но особо друг с другом не общаемся. Так что вроде бы пакостей от них не ждем, а там кто знает, что у реформистов на уме? Дружину я на всякий случай до пятидесяти человек увеличил, гоняю их каждый день, караулы лично проверяю. Теперь нас голыми руками не возьмешь. И еще раз спасибо тебе – если бы не ты, нас бы никого не было.
– А если бы не вы – меня бы не было. Так что на мою помощь можете всегда рассчитывать.
– Решил, чем после окончания Академии будешь заниматься?
– Пока нет, буду думать после практики в войсках. Меня усиленно в Амьен зовут, но я пока решения не принял.
– Почему тогда не на королевскую службу?
– Да кто меня там ждет? Хотя может и так получиться, я же говорю – позже буду решать.
– Летом почему не приезжал?
– Я же писал, что хочу попутешествовать, страну посмотреть. Для меня здесь все новое, незнакомое. А так с людьми пообщался, города посмотрел. Заезжал и в Париж, в королевский дворец, конечно, не ходил, но вокруг прошелся – впечатляющее зрелище.
В общем, из всех разговоров с домашними я сделал вывод, что мое возвращение в Безье в ближайшее время не требуется, так что можно с чистой совестью сосредоточиться на своих делах.
Только вечером, уже собираясь лечь спать, решил пересмотреть безделушки, лежавшие в верхнем ящике комода – разные брошки, висюльки, которые любят здесь надевать мужчины. И обратил внимание на… не свет, а ту ауру, что остается на вещах, подвергшихся магическому воздействию. Исходила она из вычурной золотой… ну или позолоченной брошки, один в один похожей на ту, что сегодня носил мой брат. Аура показалась знакомой, но очень хотелось спать, поэтому воспоминания решил отложить до утра. Только ночью все само вспомнилось, да так, что я с кровати вскочил, зачем-то оделся и больше не ложился. Заклятие ласточки! Вот что было на этой брошке! Уже слабое, за три с половиной года потерявшее наверняка свою силу – но то самое, которым юного барона убили. И у Гастона такая же! Сперва решил бежать к нему, потом одумался – на брошке брата никакого заклятия не было, значит, нечего панику поднимать, утром спокойно во всем разберусь.
Однако молодость взяла свое, и я все-таки заснул сидя в кресле, так что к завтраку вышел хоть и слегка помятым, но выспавшимся и с ясной головой.
После трапезы задержал Гастона, ткнул пальцем в ту брошку и спросил, что это и откуда. Брат неожиданно покраснел.
– Жан, а разве у тебя такой нет? Сесиль говорила, что есть.
– Слушай, ты же знаешь, что у меня была потеря памяти. Так вот, вспомнил не все, так что рассказывай, при чем здесь наша красавица?
И он рассказал. Оказывается, эта плутовка подарила ему брошку в знак любви и просила не снимать. Нет, ни о каком замужестве Сесиль и близко не помышляла, более того, уже успела сама выйти замуж за солидного горожанина, родила, слегка располнела, но осталась такой же зажигалочкой, от старых привычек избавиться не смогла и не хотела. Поэтому провести часок-другой наедине с Гастоном для нее было естественно, как пообедать. Она искренне это даже за супружескую измену не считала.
И однажды Сесиль похвасталась брату, что когда-то также встречалась со мной, в смысле со старшим сыном барона, и даже подарила Жану такую же брошь, которую он носил до того рокового падения с лошади.
И вот здесь у меня случился когнитивный диссонанс, попросту говоря, я обалдел. Ну невозможно представить эту добрую любвеобильную простушку в роли хладнокровного убийцы. И уж если пыталась убить – зачем об этом брату жертвы рассказывать, да не просто рассказывать – хвастать?!
Однако эти вопросы надо было выяснять не у Гастона. Вопрос – где? И вот тут я совершил ошибку, слава богу, не ставшую роковой. Я встретил Сесиль во дворе и, без всякой задней мысли, попросил зайти ко мне в комнату. И на что я надеялся? Естественно, она пришла и, естественно, пару часов мне было не до разговоров. Все-таки одно дело избегать женщин и совсем другое – отказаться, когда тебя так обняли…
Но все же в какой-то момент силы у нас иссякли, и появилась возможность просто поговорить.
– Сесиль, а почему я вижу на Гастоне такую же брошь, какую ты подарила мне?
– Ваша милость, какое счастье – вы начали ревновать! Я о таком и мечтать не могла!
– Да, ревную страшно и намерен наказать! Только потом, когда силы вернутся. А пока кайся, неверная!
– Ой, конечно, но только если вы меня потом два раза накажете!
– Придется, но если все как на духу расскажешь.
– Как прикажете, господин барон, – она с лукавой скромностью потупила глазки. – Я когда-то решила, что буду любить всех баронов Безье, а поскольку вас трое, то купила три таких брошки. Кстати, у вашего папы такая же есть, только он ее от жены прячет.
– Да ты что? И давно она у него?
– Давно, господин барон, однако стоит ли нам об этом говорить? Неудобно, честное слово.
– И то правда, давай лучше обо мне. Ты знаешь, что я когда-то память потерял, даже забыл, что у нас с тобой было, представляешь, чего лишился. Расскажи, как мне брошь дарила.
– Ой, ваша милость, даже вспоминать жутко. Вы тогда такой были… Вас тут все боялись. Вот и хотела я вас, и подойти было страшно. Не решилась я сама дарить, попросила вашу няню, Абель, передать и брошь, и мое приглашение… Только вы ведь один раз со мной и были, а потом та беда случилась.
– Абель? Не помню. Кто это?
– Она за вами лет с пяти ухаживала, а потом в монастырь ушла, сейчас монахиня, сестра Джиннайн, в ближайшем монастыре, что рядом с Безье.
– И когда она ушла?
– А вот как мою просьбу выполнила, так и ушла.
– Понятно… Ладно, хватит болтать, иди сюда, красавица, наказывать буду…
Да… Оторвался я за все годы пребывания в этом мире. Но вот потом… То ли здорова Сесиль, то ли нет… Хорошо, что обошлось, но после такой встречи думать, не подхватил ли заразу, – все удовольствие насмарку.
Однако цель, как ни цинично звучит, достигнута. Заклятье могли наложить только в тот краткий период, когда брошь была у доброй Абель, или теперь уже – сестры Джиннайн. Ну не могли же злодеи заранее просчитать, когда и какую брошь купит эта плутовка. Поэтому следующим утром поехал я в тот монастырь.
Приехал, но ведь это монастырь, притом женский, так что ни к какой сестре Джиннайн меня не пустили. Вообще бы никуда не пустили, но я же барон де Безье, грубо говоря – представитель главного спонсора, потому был принят лично настоятельницей, матерью Филиппой. Пожилая женщина с властными чертами лица смотрела на меня сурово, словно осуждала за какой-то только ей известный грех.
– Господин барон, я благодарна вашей семье за поддержку нашей обители, но должна напомнить, что, когда женщина приходит в монастырь, она порывает мирские связи. И я не желаю, чтобы прошлое нашей сестры отвлекало ее от мыслей о Боге. Не скрою, особенно я не желаю ее встречи с вами – слишком дорого ей обошлось ваше знакомство.
– Досточтимая матушка, я клянусь, что мои помыслы чисты. Разговор с сестрой Джиннайн необходим мне, чтобы я смог покаяться в грехах. Несколько лет назад я потерял память. Многое вспомнил, но не все. Я действительно много грешил, за что сейчас раскаиваюсь, но если не смогу вспомнить свои грехи и отречься от них – как предстану перед Всевышним? Умоляю вас о милости. И, пожалуйста, прочтите письмо отца Гюстава.
Хорошо, что я догадался обратиться к нему прежде, чем ехать сюда. Думаю, что без этого письма не смог бы ничего добиться от матери-настоятельницы. Не знаю, что отец Гюстав написал – он передал мне его уже запечатанным, но именно оно помогло узнать правду.
– Хорошо, вам разрешается говорить с сестрой, но только в моем присутствии. Можете не волноваться, ничего нового для себя я не узнаю, и все, что будет здесь сказано, останется тайной исповеди.
В келью вошла женщина средних лет с добрым лицом и ясным взором, какой бывает только у искренне верующих людей. Взгляд у нее поменялся, только когда она посмотрела на меня. На мгновение, но в нем сверкнула такая ненависть…
– Матушка, вы звали меня?