Я держался, сколько мог. Но наступил момент, когда я дрогнул. Я стал пытаться вернуться в коллектив. Но обратно меня уже не принимали. Когда я к кому-то подходил, пытался о чем-то заговорить, на меня смотрели с холодком, нехотя что-то отвечали, явно давая понять, что мое общество нежелательно.
Все это, конечно, было крайне неприятно. Я ходил в школу, как на казнь. Я не оставлял попыток вернуть бывших приятелей, настойчиво лез в их компанию, поддакивал, лебезил, терпел то пренебрежение, которое мне выказывали, и при этом утешал себя надеждой, что в конце концов ко мне снова все привыкнут и снова станут относиться ко мне так, как относились раньше.
Приближался мой день рождения. Он был как нельзя кстати. Ведь день рождения – это прекрасный повод пригласить одноклассников к себе домой. Я на него очень рассчитывал и надеялся, что после этой вечеринки ребята вновь повернутся ко мне лицом, и я снова почувствую их уважение и внимание. Мне очень хотелось перед ними блеснуть. Мне очень хотелось, чтобы мои именины получились шикарными и незабываемыми. Ради этого я старался изо всех сил. Как моей матери было ни тяжело, она все же дала мне необходимую денежную сумму, хотя из-за этого ей пришлось залезть в долги. Я купил большой торт, сок, лимонад, дорогие шоколадные конфеты, а также пару бобин с модной зарубежной музыкой, которую в те времена можно было найти только у фарцовщиков, и за немалые деньги. Все это, по моему мнению, должно было принести мне успех.
Вспоминая тот вечер, я до сих пор не могу избавиться от ощущения горького осадка на душе. Этот злополучный день рождения не только мне не помог, а напротив, только еще больше мне навредил. Мне всегда хотелось его забыть и никогда больше не вспоминать. Но память о нем, как проклятие, преследует меня всю жизнь, и, словно едкая кислота, разъедает мою душу.
23 апреля. Я пришел в школу, отсидел первый урок, – по-моему, это была физика, – а на перемене стал поочередно подходить к ребятам и приглашать их вечером к себе домой.
Первый, к кому я подошел, был Славик. Он принял мое приглашение с удовольствием. Но вот дальше начались проблемы. Никто из одноклассников откликаться на него не захотел. Мое приглашение слушали без всякого воодушевления, а далее неизменно следовала какая-нибудь отговорка.
– Вряд ли, – поморщился Роман Коренев. – Уроки нужно делать, да еще отцу в гараже помочь. Поэтому вряд ли.
– Что ж ты не сказал об этом хотя бы пару дней назад? – с фальшивой досадой воскликнул Сергей Рукавицын. – А сейчас у меня уже есть кое-какие планы. Так что, извини.
Точно так же отказались и все остальные. Один бог знает, как тяжело было у меня на душе. Я чуть не плакал от обиды. Мне так хотелось, чтобы на мой день рождения пришел кто-нибудь еще, кроме Славика. Все равно кто, лишь бы пришел. А приглашать было уже практически некого. Меня все проигнорировали. И тогда я, скрепя сердце, подошел к Гребенюку, человеку, который постоянно надо мной насмехался и унижал. Черт с ним, я уже был готов даже на его компанию.
Ох, как неприятно мне сейчас вспоминать эту сцену! Как же унизительно я себя вел! По тому, какие слова, и с какой интонацией, вырвались тогда из моих уст, это было не приглашение. Это была слезная просьба, чуть ли не мольба.
Первой реакцией Гребенюка явилось неподдельное удивление. Затем в его глазах появилась насмешка.
– Никаких подарков мне не надо, – торопливо добавил я, заискивающе глядя ему в глаза. – Мне нужна только хорошая компания, с которой можно будет весело провести время.
Гребенюк снисходительно оглядел меня с головы до ног, комично сморщив при этом нос.
– Я подумаю, – уклончиво произнес он.
Я отошел в сторону. Гребенюк немного поговорил со своим другом Андреевым. При этом они постоянно поглядывали на меня и посмеивались. Затем, через некоторое время, они подошли ко мне.
– Ну, что ж, – весело произнес Гребенюк, – если, как ты говоришь, никаких подарков тебе не надо, и тебе нужна только хорошая компания, мы к тебе придем. Поможем тебе весело провести время. Во сколько, говоришь, начало банкета?
– В шесть, – радостно выпалил я, чувствуя, что у меня словно гора свалилась с плеч.
Наступил вечер. Мать ушла к знакомым, чтобы не мешать моему празднику. Я накрыл на стол, переоделся в свою лучшую одежду и стал ждать гостей.
Первым пришел Славик. Его глаза светились искренней радостью. Он вручил мне шикарный подарок – одну из книг своей богатой библиотеки. По-моему, это был «Всадник без головы» Майна Рида. Мы сели с ним за стол, принялись о чем-то болтать и дожидаться остальных. Но остальные все не шли. Часовая стрелка уже перевалила далеко за обозначенные шесть часов, но нас по-прежнему оставалось двое. Мое настроение заметно испортилось. Славик, видя это, изо всех сил пытался меня развеселить.
И вот, спустя час, когда я уже нисколько не сомневался, что надо мной просто посмеялись, в дверь раздался долгожданный звонок. В квартиру ввалились Гребенюк и Андреев. Они вручили мне какую-то допотопную открытку, разулись и по-хозяйски прошли в комнату.
– О, господи! – воскликнули они, увидев Славика. – И ты здесь?
Славик помрачнел, но в ответ ничего не сказал.
– Ну, чем нас тут попотчуют именинники? – спросил Гребенюк и, осмотрев накрытый стол, поцокал языком. – Недурно, недурно. Я ожидал худшего.
Они уселись за стол и без всяких церемоний принялись трескать стоявшие на нем яства.
Я изо всех сил старался быть гостеприимным, радушным хозяином. Я включил музыку, бегал, суетился и послушно поддакивал тому, о чем они говорили. Гребенюк и Андреев разговаривали, в основном, между собой. На нас со Славиком они не обращали никакого внимания, словно нас здесь и не было. Меня это, конечно, раздражало, но я старался не подавать виду.
Боже, как я тогда был глуп! И я еще надеялся заслужить их уважение?! На какое уважение может рассчитывать человек, который сам себя не уважает? Мне нужно было их просто выгнать. Перенесись я сейчас в тот вечер на какой-нибудь машине времени, я бы, несомненно, так и сделал. Но тогда у меня не хватило на это духу, и я терпеливо и безропотно сносил их откровенное хамство.
Когда все заготовленное мной угощение иссякло, Гребенюк вдруг хлопнул ладонями по столу.
– Так, все это, конечно, хорошо, – сказал он. – «Тархун», «Байкал», торт, музыка – это замечательно. Но все же недостаточно для настоящего веселья.
– Недостаточно? – переспросил я. – А что еще надо?
– Ты нас для чего сюда позвал? – обратился ко мне Андреев. – Чтобы весело провести время? Так?
– Так, – робко согласился я.
– А какое может быть веселье без пива?
Меня охватила растерянность.
– Да рановато нам, наверное, еще пиво-то, – пробовал оправдаться я.
– Чего? Рановато? – засмеялся Гребенюк. – Ты что, маленький ребенок? Тебе уже сколько? Четырнадцать! В такие годы пора становиться настоящим мужиком. Это же не водка. Это всего-навсего пиво.
Я пожал плечами.
– Ну, ладно. Если вы так хотите. Но я боюсь, что мне пиво в магазине не продадут.
– Эх, чего не сделаешь для именинника! – воскликнул Гребенюк. – Ладно, давай деньги. Так уж и быть, мы сами за ним сходим.
Я отчетливо помню, что какой-то внутренний голос настойчиво советовал мне этого не делать. Словно ангел-хранитель пытался уберечь меня от беды. Я в нерешительности замялся.
– Ну, что ты? – нетерпеливо спросил Андреев. – Денег нет, что ли?
Выглядеть в их глазах нищим мне решительно не хотелось, поэтому я отогнал от себя последние сомнения, достал из шкафа круглую металлическую коробочку из-под леденцов, в которой хранил свои куцые накопления, и высыпал находившуюся в ней мелочь в ладонь Гребенюка.
– Ну, вот! – довольно воскликнул он. – Сейчас все организуем. Сиди, жди.
Гребенюк и Андреев вышли из квартиры. Мы со Славиком остались сидеть за столом.
Лицо Славика было хмурым. Его явно не радовал мой день рождения. Он чувствовал себя здесь лишним. Я видел, что ему хотелось уйти. Но из дружеской солидарности он удерживал себя от этого шага, боясь, что я могу на него за это обидеться.
Мне тоже было как-то не по себе. Я чувствовал себя неуютно. Я понимал, что веду себя как-то не так. Но я заставлял себя смириться с обстоятельствами. Если я хочу, чтобы в классе меня снова стали считать своим, я должен быть вместе со всеми, я должен делать то, что делают они, и не отделяться. Так я думал тогда. Сейчас-то я понимаю, как сильно я заблуждался.
– Что приуныл? – спросил я Славика. – Сейчас принесут пиво, будет повеселее.
Славик нахмурил брови.
– Зря ты это, – тихо произнес он. – Зря.
Я в ответ только вздохнул.
Когда Гребенюк и Андреев вернулись, в руках у них было четыре бутылки «Жигулевского».