Лекарство от долгой жизни

Лекарство от долгой жизни
Алексей и Ольга Ракитины

Невыдуманные истории на ночь
Сюжет романа «Лекарство от долгой жизни» основан на реальных событиях, связанных со скоропостижной смертью владельца крупной пароходной компании Николая Максименко, последовавшей в октябре 1888 г. Расследование тривиальной смерти от тифа привело к раскрытию хитроумного заговора с целью захвата доходного предприятия. В 2006 г. сокращенный вариант книги под названием «Царская экспертиза» вышел в издательстве «Крылов».

Настоящее издание представляет собой авторский вариант текста.

Лекарство от долгой жизни

Серия «Невыдуманные истории на ночь»

Алексей и Ольга Ракитины

© Алексей и Ольга Ракитины, 2017

ISBN 978-5-4485-6328-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Лето 1889 года выдалось на юге России жарким и засушливым. Ни капельки дождя не пролилось с неба с самого начала июня! Иногда на заре, у самого горизонта, показывалось нечаянно заблудившееся облачко, но с восходом солнца и оно исчезало как дым. К полудню донские степи накалялись так, что ни ступить, ни поваляться на мелком песочке у обмелевших водоёмов не представлялось никакой возможности.

Впрочем, Алексею Ивановичу Шумилову жара была только в радость. Уже много лет его жизнь была неразрывно связана с Петербургом. Закончив с золотой медалью Училище правоведения, Шумилов послужил некоторое время в прокуратуре Санкт-петербургского судебного округа. Но он покинул сие учреждение после скандального дела Мариэтты Жюжеван, гувернантки-француженки, обвинённой в отравлении восемнадцатилетнего Николая Прознанского. Алексей Иванович заступился за несправедливо оговорённую женщину, истина восторжествовала, но работу он потерял.

Объективности ради следует заметить, что о коллегах из окружной прокуратуры Шумилов не тосковал. Теперь он работал юрисконсультом по вопросам межевого права в «Обществе взаимного поземельного кредита», организации, занимавшейся кредитованием дворян под залог их поместий. Помимо этой службы, не требовавшей большой занятости, Шумилов вот уже десять лет был чем-то вроде частного сыщика, этаким русским Натом Пинкертоном без лицензии, без разрешения на подобный род деятельности и вообще без каких-либо особых прав. Можно сказать, что не столь часто встречающееся ремесло само нашло Шумилова. Это был как раз тот случай, когда сначала человек работает на репутацию, а затем уже репутация начинает работать на него. Шумилова приглашали для негласных расследований,

когда полиция не могла или не хотела по тем или иным причинам докапываться до истины, или же когда из-за соображений конфиденциальности в полицию обращаться было нежелательно. Адвокаты, знакомые, люди в затруднительном положении, обманутые мужья, недоверчивые отцы и прочие – были клиентами Алексея Ивановича. Он умел делать дело быстро, ловко, он не считался со временем и затратой сил, лишнего не просил, а главное – всегда был честен. Ни разу полученные сведения (а их было немало – тайных, подчас постыдных, чрезвычайно секретных) не употребил он в корыстных для себя целях.

Пару раз недобросовестный работодатель пытался использовать Шумилова для того, чтобы обмануть следственные власти и правосудие. Шумилов проявил редкую твердость, – и даже очень высокий гонорар не смог заставить его принять участие в афере. О его работе быстро пошла слава, особенно после ряда громких судебных процессов, которые без негласных расследований Шумилова прошли бы совсем иначе и наверняка были бы проиграны защитой. С уходом из прокуратуры Алексей не принимал более непосредственного участия в судебных слушаниях, довольствуясь ролью этакого «непубличного человека». Но не было в Петербурге ни одного крупного адвоката, агента Сыскной полиции или работника прокуратуры, который не знал бы фамилию Шумилов.

Летом 1889 года Алексею Ивановичу выпала редкая возможность навестить родных в Ростове-на-Дону. Он вознамерился провести здесь месячный отпуск и вот уже неделю жил в большом деревянном родительском доме, расположившемся в глубине старого сада на самом берегу Дона. Когда-то это была обширная усадьба – с выгоном, лугом, с огородами и даже арбузной бахчой чуть ли не в четверть версты длиною. Теперь же распроданное по частям прадедушкино наследство являло собой лишь остатки былого мощного хозяйства. Да и то сказать: город значительно разросся и поглотил окрестные луга, степи, бахчи и пасеки. Люди зажили по-городскому – с извозчиками, конкой, водопроводом, с ежедневными визитами кухарок на рынки, где всегда можно было купить всё, что пожелаешь, и притом отменного качества. Но сад вокруг родного дома, памятный с детства, в котором Алексей когда-то ловил майских жуков, знал каждое дупло и каждый камень, под которым можно было отыскать притаившуюся лягушку, он воспринимал как старого друга.

По утрам, встав у открытого окна, Алексей срывал горсть спелой, крупной, почти как слива, черешни, что тянула свои ветви прямо в комнату, потом бежал босиком по тенистой тропинке мимо яблоневых и грушевых деревьев, на ходу стягивал с себя тонкую льняную рубаху и с разбегу прыгал в прохладную поутру донскую воду. Эх, это было хорошо! После длительного купания, нанырявшись вволю и чувствуя приятную легкую усталость, он возвращался в дом, где на террасе уже накрывали стол для обильного завтрака. И чего только здесь

не было! Вареники в сметане, омлет, нарезанный крупными ломтями ароматный домашний хлеб с парным молоком, густая простокваша, домашние ветчина и колбасы… И черешня, много черешни – желтая, розовая, красная, темно-бордовая. Ею в эти недели были заполнены все фруктовые вазы, миски, она лежала горкой на хрустальном подносе. Алексей Иванович в первые дни пребывания в родительском доме только ею и питался, да всё никак не мог наесться.

Так замечательно сложилось, что в это же самое время к родителям приехал и старший брат Алексея – Сергей. Разница в возрасте между ними была небольшой, всего полтора года, но внешне

старший брат мало походил на младшего: здоровенный, смуглолицый Сергей на фоне невысокого бледного Алексея казался сущим бандитом. Единственное, что явно роднило братьев – это кривые ноги потомственных кавалеристов, но обладателями таких ног была большая часть населения Дона. Жил Сергей в Туле, там держал конезавод, разводил скаковых лошадей, причем весьма успешно. Начинал с небольшой фермы, но постепенно расширил дело и теперь был уже известным в кругах специалистов коннозаводчиком.

Он холил своих питомцев, как иная мать не холит своих детей. Выписав из-за границы кучу новейшей литературы по коневодству и ветеринарии, Сергей Иванович оснастил свой завод по последнему слову европейской науки: с особым питанием, всевозможными развивающими процедурами, выучкой и массой хитрых секретов, благодаря которым только и можно было вырастить настоящих, породистых лошадей, будущих скаковых чемпионов. Выставки, бега и конкурсы были для Сергея Ивановича самой притягательной темой разговора. Он мог часами обсуждать московские ипподромные новости, достоинства пород и прочие сугубо специальные вопросы, интересные только знатокам, каким Алексей – даром, что казак! – вовсе не являлся. «Дай ему волю – заговорит всякого», – со сдержанной снисходительностью думал о брате Алексей.

Сергей Иванович приехал в Ростов по делам: ему нужно было получить подтверждение о поставке лошадей в Войско Донское. Это позволило бы ему «обскакать соперников» в очень выгодном деле – получении казённого заказа на поставку скаковых лошадей в армию, в части Московского военного округа. Эх, если бы всё сложилось так, как хочется! Это могло бы решающим образом изменить не только жизнь самого Сергея Ивановича, поместив его в один ряд с крупнейшими коннозаводчиками центральной России, но, главное – дать толчок к значительному расширению дела. И поэтому он уже в течение двух недель мотался по городу и окрестностям, с кем-то встречался, кому-то наносил визиты, осматривал хозяйства других донских конезаводчиков, свёл – либо возобновил прежние – знакомства со всеми сколько-нибудь заметными лицами администрации Войска Донского. Возвращался в отцовский дом Сергей только к ночи. Был он обычно предельно утомлён, но с каждым днём делался всё более доволен. «Поди, переоденься к столу, конюшней от тебя пахнет», – шутила, встречая его по вечерам, матушка.

Родители не могли нарадоваться одновременному приезду сыновей. Семейство Шумиловых было большим, дружным, кроме Сергея и Алексея была ещё дочь Мария, выданная замуж в Таганрог за местного предводителя дворянства, и младшенький, Дмитрий, закончивший два года тому назад Харьковский университет и поступивший служить на ростовскую таможню. Завтракали все в разное время, но ужинать собирались вместе за большим столом в гостиной первого этажа. После ужина выходили на веранду и долго пили чай, шутили, спорили, смеялись.

Иногда просили Алексея что-нибудь рассказать из его криминальной практики. Но чаще говорили о народовольческом терроре, о марсианских каналах, открытых не так давно Скиапарелли, о спиритизме, о тайнах египетских пирамид, об эпидемиях холеры, о балканском вопросе. Дмитрий брал в руки гитару, и тогда нежный перебор приглашал к исполнению романсов прямо на свежем воздухе, под куполом из виноградных лоз, оплетавших веранду.

Как трогательны и милы были эти семейные посиделки при свете фонарём висящей в небе луны, когда дневная жара сменялась мягкой вечерней негою, а воздух делался густым и тягучим от запаха цветущей петунии! В чёрном небе, таком высоком и чистом, искрились россыпи звёзд, словно протёртые спиртом бриллианты на чёрном бархате витрины ювелирного магазина. «Когда-то мы ещё вот так все вместе соберёмся?» – думал Алексей порой. Алексей Шумилов замечал в эти дни в старшем брате разительную перемену, произошедшую за те два года, что минули с их предыдущей встречи. Непоседливый и неугомонный балагур, картёжник и ловелас, каковым был Сергей прежде, исчез. Теперь его брат стал успешным коммерсантом, тонко чувствующим конъюнктуру рынка и умело балансирующим на грани законности. «А почему бы и нет, если это приносит выгоду?» – таков был его девиз. Встретившись с братом как-то раз за завтраком, Алексей услышал от него весьма нетривиальный монолог:

– Эх, Алёшка, посмотри, что кругом творится. Россия строится, растёт! Какие деньги куются! Сколько вокруг сильных, быстрых, алчных! Если будешь рохлей, мягкотелым интеллигентом – тебя сожрут, не поперхнутся. Погляди на потомственное дворянство, на всю эту голубую кровь. Вот сейчас они (заметь, я себя к ним не причисляю, хотя тоже дворянин) позакладывали свои земли, поместья, вскорости промотают остатки прежних состояний по заграницам, по балам и маскарадам, по казино, по кокоткам, а дальше-то что? Пшик, ничего от них не останется. Сейчас надо деньги делать, поворачиваться, ловить момент. Каждый разумный человек пытается урвать кусок. И это нормально! Станешь спорить?

– Нет, не стану, – отмахнулся Алексей, – тебя послушаю…

Менее всего он желал за завтраком начинать диспут на тему смысла жизни. Но вот матушка не сдержала любопытства:

– Серёженька, сынок, а что такое «интеллигент»? Сейчас везде можно слово это услышать, да только всяк его по-разному перетолковывает…

– Интеллигент, маменька, это такой типический персонаж нашей расейской действительности: человек, обезьянничающий с западных либералов, прежде всего французских, этакий вечный оппозиционер власти, – объяснил Сергей. – Но, в отличие от народовольцев, бросавших бомбы и совавших кинжалы в жандармов, интеллигент борется с властью гадким подхихикиванием и невнятным критиканством. Короче, маменька, наш русский интеллигент – самая безответственная, самая бесхребетная и при этом самая сволочная часть образованного общества.

– Да неужели? – изумилась мать, – ты, верно, шутишь?

– Нет, маменька, – вмешался Алексей, – Серёжа, конечно, ёрничает, но он по большому счёту прав.

Слово «интеллигент» придумал в 1876 году журналист Боборыкин. Это слово не надо путать с французским «intellectuels», поскольку понятие «интеллигент» не связано ни с умом, ни с образованием. Наиболее точный его смысл – «вечная оппозиция», но не политическая, а моральная, насколько вообще можно говорить о морали применительно к людям, лишённым религиозного чувства. Ведь «интеллигент» – это всегда атеист.

– Ну-у, мальчики, наговорили, ну наговорили, – мать сокрушённо покачала головой. – Как-то всё очень запущено в ваших столицах, так сразу и не разберёшь…

– Короче, Анна, свет, Никифоровна, «интеллигент» – это внутренний супостат, – подытожил отец. – Но ты лучше поторопи Пашку с оладьями.

– Философия на голодный желудок заканчивается призывом к топору, – добавил шутливо Алексей.

Однако старший брат не был настроен шутить и продолжил прерванный монолог с прежним напором:

– Вот ты, Алексей, сидишь на золотой жиле – сделки с недвижимостью, с землей. Колоссальные наделы через твои руки проходят, шутка ли сказать, в крупнейшем в России обществе поземельного кредита работаешь!

– Ты, братец Серёжа, рака за камень не заводи, на меня твоё цицероновское красноречие не действует. Скажи прямо, чего хочешь, – ответил Алексей.

– Давеча вечером случилось мне присутствовать на обеде в Купеческом собрании, там один купчик обмывал покупку рыбного заводика.

– Обед, как водится, плавно перетёк в ужин и закончился глубоко за полночь к утру…

– Ну-у, как водится, – не стал спорить Сергей. – Да только ты меня не сбивай. Не в заводе дело, и не в купчике этом… Так вот, представили меня там одной молодой даме, весьма состоятельной, как я понял. Поговорили, то да сё… Как я понял, знакомство произошло не без умысла.

– Что ты имеешь в виду?

– Думаю, она от кого-то слышала, что брат у меня младший, то есть ты, Алёша, в «Обществе взаимного поземельного кредита» юрисконсультом аж в самом Петербурге. Вот она и решила свести знакомство.

– Если она семнадцатилетняя вдовица действительного тайного советника, то я уже согласен. А что ей нужно?

– Попросила познакомить с тобой. Помощь ей нужна в покупке земли. Алёша, это как раз по твоей части. Ты же, поди, собаку съел на этом деле. Так лови момент! При желании и известной поворотливости, если с умом подойти, можно не одно состояние нажить на этих сделках. И, заметь, почти не нарушая законов!

– Ой, братишка, твои слова да Богу в уши… Если б это было так просто, то все бы наши делопроизводители в миллионщиках ходили. Ты мне лучше скажи, что за дама-то?

– Некто Максименко Александра Егоровна, купчиха, вдова, но очень молодая, то есть совсем молодая, года двадцать три, не больше. Так что от семнадцатилетней вдовицы действительного тайного советника не очень далеко. Кстати, весьма недурна собой. Это ещё одна причина, по которой тебе стоит с ней познакомиться! – и уже совсем другим тоном, шутливо-игривым, добавил: – Не тебе, пню замшелому, молодых вдов перебирать. Бери то, что есть. Сколько тебе? Тридцать пять уже стукнуло. Матушка вон спит и видит женить тебя, а то, говорит, в этом Питере за тобой и присмотреть некому.

Алексей поморщился, точно сжевал дольку лимона. Матушкино представление о том, что мужчина может состояться как личность и быть счастлив