Русофобия. С предисловием Николая Старикова

Функционирование обороны страны в самом широком смысле также возлагается на государственную заботу. Допустим только государственный контроль над созданием и распространением оружия массового поражения. Не может частный бизнес формировать и поддерживать армию, да еще крупную, сильную и дорогостоящую. Либералы выступают против сильной армии, обычно защищая вариант компактных и мобильных вооруженных сил. Когда их слушаешь, кажется, что мир наконец-то стал по-фукуямовски цивилизованным и что армии больше не нужны. Однако реальность с ее войнами показывает обратное.

Главным образом государство занимается формированием социально необходимого тренда в СМИ – воспитания общества в русле высоких нравственных ценностей. Государство – и только оно – отвечает за функционирование налоговой и пенсионной систем, за социальное страхование и социальную политику в самом широком смысле этого слова. Наконец, именно государство сохраняет экономический, политический, информационный, военный суверенитеты страны. Но либералы считают иначе.

И если государство недостаточно эффективно (что зачастую и бывает) обеспечивает развитие в данных областях, это не повод утверждать, что оно неэффективно как таковое и потому его роль нужно минимизировать. В таком предположении мы видим лечение головы методом ее отрубания, поскольку никакой другой институт, кроме государства, не будет поддерживать функционирование перечисленных областей. Социуму необходимы именно общественные структуры, а не только частные, ориентированные лишь на свои личные и корпоративные цели.

Реализация всех перечисленных функций государством позволяет назвать последнее государством всеобщего благосостояния, институтом, несущим максимальную социальную пользу обществу. Ведь именно для этого и оно и было создано. Либерализм же стремится отодвинуть государство от исполнения собственно государственных обязанностей, связанных с реализацией названных функций.

Либерализм предполагает полную приватизацию государственной собственности, что ведет к значительным экономическим потерям и дефициту бюджета со всеми вытекающими отсюда последствиями для той же социальной политики.

Предполагается, что приватизация госсобственности даст бюджету дополнительные налоги от переданных в частные руки предприятий. Однако бюджет значительно богаче, когда с предприятия идут не налоги (частные компании нередко пытаются избегать налогообложения), а наибольшая доля прибыли от его функционирования. Невозможно приватизировать до бесконечности, поскольку объем госсобственности ограничен. К тому же после успешно проведенной приватизации, как это было в ельцинской России, бо?льшая часть предприятий просто разрушается или уходит под иностранный контроль, что в принципе недопустимо. Либералы создали раковую опухоль на теле России в виде финансовых спекулянтов и безответственных олигархов, которые грабили страну и продавали активы за рубеж, давая возможность глобальному бизнесу повышать свою капитализацию за счет некогда народного хозяйства России.

Проповедуя свободу и демократию, либералы на деле предоставляют возможность глобальному бизнесу управлять обществом.

Либерализм отрицает национальные интересы, буквально продает суверенитет глобальному бизнесу, называя это демократизацией и вступлением в цивилизованный мир. Он выступает политикой, позволяющей влиятельному корпоративному меньшинству контролировать государство, общество и экономику для извлечения максимальной выгоды за счет государства, общества и экономики. Поскольку интересы транснационального бизнеса противоречат интересам любого общества, либерализм следует в этом отношении считать антиобщественной идеологией и практикой. Здесь мы уже выходим на геополитический и геоэкономический уровень.

Короче говоря, либерализм выгоден глобальному бизнесу, интересы которого сводятся к собственному благополучию, но не к росту благосостояния экономически подчиненного ему народа. И это благополучие в условиях глобализации достигается за счет целых народов. Как бы ни считали сами либералы, что коммунистический проект осуществляет модель «человек для государства», а либеральный проект реализует модель «государство для человека», в реальности он стремится к утверждению модели «государство для корпораций». В целом экономика (причем не только национальная, но и мировая) из служанки общества превращается в служанку держателей сверхкрупных капиталов. Либерализм замещает всевластие государства всевластием не народа, а глобального бизнеса.

Бизнес интересует не природосообразность и социальная польза, а выгода. Он пропагандирует потребительскую идею.

Либерализация ведет к тому, что на откуп бизнесу отдаются пространство масс-медиа, школы и культурные учреждения. В результате градус коммерциализации растет со всеми вытекающими отсюда последствиями. В потенциальном смысле коммерциализируется все: нормы, ценности, учебные планы, произведения искусства и т. д.

В общем, либерал – это тот, кто требует от государства отказаться от своих социальных функций и поддерживать не собственный народ, а глобальный бизнес, выражая его интересы. Страной, ассоциирующейся с глобальным бизнесом – анклавом транснациональных корпораций, – являются США. Поэтому неудивительна американофилия, присущая либералам.

Глобализация осуществляется либералами в основном с помощью подконтрольных Вашингтону Международного валютного фонда и Всемирного банка, которые каждому правительству-клиенту, независимо от его национально-культурных особенностей и имеющегося спектра проблем, рекомендуют один и тот же рецепт – неолиберальный. Этот метод предполагает приватизацию госсобственности, урезание социальных программ (в том числе повышение пенсионного возраста), отказ от протекционизма и т. д. В результате экономика подвергнувшейся принудительной либерализации страны стагнирует. Растет бедность (нередко доходящая до голода), увеличивается социально-экономическая поляризация в обществе. Государственный суверенитет утрачивается, страна переходит в руки транснациональных корпораций, а наднациональные организации наделяют себя правом диктовать выгодный для себя (а не для народа страны) политический курс национального правительства, которое стало должником глобальных кредиторов. Рынок страны открывается для развитых стран, хотя последние оставляют свои рынки закрытыми, несмотря на их же риторику. Государственные активы переходят в частные руки – нередко их владельцами становятся иностранные структуры, совсем не заинтересованные в экономическом развитии страны и, соответственно, в наращивании ею глобалитета.

Глобальные силы лоббируют либерализм не в отдельно взятой стране, а в мире в целом, представляя его в качестве универсального инструмента для решения всех проблем. В реальности же он становится архипроблемой для подавляющего большинства населения мира.

Следовательно, либералы – не граждане мира, а номадические единицы, восставшие против мира. Поэтому само понятие «российский либерал» весьма условно, так же как понятие типа «китайский космополит». Все-таки космополит или же человек, ассоциирующий себя с китайскостью? Так либерал или человек, идентифицируемый с Россией?

Российский либерал – это преимущественно всего лишь тот, кто проживает в России (скорее всего), родился в России, занимает или ранее занимал здесь какие-либо должности, имеет или имел российское гражданство. Этими характеристиками «российскость» многих либералов исчерпывается. Когда же от формальной области идентичности мы переходим к «духовной», «российскость» сменяется «американскостью» или более широкой формой идентичности – западничеством.

Либерализм на мировом уровне представляет собой одну из самых главных глобальных угроз человечеству. С углублением либеральной политики сопряжены многие проблемы, в том числе демодернизация, деиндустриализация и разрушение суверенитетов государств. Причем либерализм стал универсальной концепцией, которую западные элиты стремятся еще больше универсализировать, то есть экспортировать в максимально большее количество стран. Недаром проект либерализации мира откровенно называется Вашингтонским консенсусом. Он является инструментом реализации интересов политических, корпоративных и финансовых элит западного мира.

В самом широком смысле либеральную русофобию можно назвать не явной, заключающейся в неприятии русских как таковых, а в неприятии национального государства, общества, общественных интересов, развития страны и действительно гуманистических ценностей. Такое неприятие лишено конкретной национальной или этнической привязки. Однако оно не перестает быть деструктивным для конкретных народов и этносов. Не все либералы в прямом смысле заражены русофобией, но либерализм является благодатной средой формирования русофобских настроений.

Рост имущественной поляризации, тиражирование бедности, мировой финансово-экономический кризис капитализма, нейтрализация здоровой нравственности и масса других явлений дискредитировали неолиберальную идеологию, указали на ее неспособность защитить человечество. Однако слово «либерал» в массовом сознании настолько закрепилось в качестве защитника прав и свобод личности, что оно приобрело серьезный культурный капитал, оставило за собой положительно воспринимаемое значение борьбы за свободу, превратилось в некий бренд, в точку притяжения позитивного отношения. И несмотря на бесповоротную дискредитацию, осуществленную на эмпирическом уровне, таковая не произошла на уровне ментальном. Многие люди очень удивляются, когда им рассказываешь о действительной сути современного либерализма: мол, как же так, ведь это хорошее явление? Закрепившееся в массовом сознании положительное отношение к либерализму, исходящее из его теперь уже неверного значения, играет на руку либералам. Поэтому в России по-прежнему масса ученых, писателей, политиков продолжают проповедовать либеральные идеи приватизации госсобственности, всеобъемлющего распространения рыночных отношений, минимизации функций государства. И они находят в обществе определенный слой сочувствующих этому. Распространение подобных идей не что иное, как призыв к социальной деструкции. В конечном счете это можно было бы охарактеризовать как некое социальное предательство.

Либералы продолжают свою политическую деятельность, оппонируя действующему режиму. На мой взгляд, поддержку либеральных оранжистов кроме как сепаратизмом назвать нельзя, а сами рядовые оранжисты являются слепыми проводниками глобального русофобского проекта, ведущего страну и ее народ к гибели.

Сейчас идет война – пусть не горячая, но все равно война, использующая иные средства. Во время войны бессмысленно отрицать ее существование, хотя особенность этой войны – внешне мирный (а потому неочевидный) ее облик. Неосознание серьезности происходящего, непонимание самого факта противодействия, поддержание противника и предложение отдаться его более «цивилизованной» и «мудрой» воле – это все равно, что проявление непревзойденной подлости. Один раз отдались, за что до сих пор «благодарим» Горбачева и Ельцина, – хватит! Второй такой тотальной ошибки допускать нельзя. Ведь Алексей Навальный и другие «борцы с коррупцией» хоть и находят реальные доказательства коррумпированности власти, все-таки сами находятся в стане других коррупционеров, которые в 90-е неплохо поживились. Народу непростительно наступать на те же самые грабли, доверяя преемникам тех, кто ранее развалил СССР и позже разворовывал Россию.

Но либералы думают иначе, и их американоцентричная идеология есть не свободное выражение своего мнения, а проявление настоящего сепаратизма.

Ничего хорошего не следует ожидать от либерального флакона, наполненного двумя ингредиентами – американофилией и русофобией. Наконец, ничего хорошего не следует ожидать от тех деятелей современной внесистемной оппозиции, которые ранее уже входили во власть, поддерживали приватизацию и продажу богатств страны за бесценок. Уместно здесь вспомнить слова П. А. Столыпина: «Вам нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия».

Глава 2. Современная западная русофобия

Запад есть Запад. Мы с ним конкурируем, и он категорически не хочет принимать нас за своих. Его стремление опорочить Россию, лишить ее чести и совести (чего так недостает самому Западу) будет постоянным. И для реализации такого намерения все средства хороши. Тут используются как реальные ошибки российской власти, которые раздуваются в неимоверных масштабах, чтобы показать несостоятельность российских политических элит, так и парадоксальная «дискредитация на успехах», когда фактические достижения переворачиваются так, что представляются массовому сознанию в качестве недостатков и ошибок. Поэтому любое событие, которое касается России или же совершенно к ней не имеет отношения, теоретически можно сделать антирусским. Кроме того, по-прежнему идут в ход извечные, корнями уходящие в далекую историю, мифы об изначальном варварстве, пьянстве, невежественности и агрессивности России.

Основную причину очернения России следует искать в геополитических мотивах. Она кроется в желании западных элит настроить мировую общественность против геополитического гиганта, а общественность России – против своей страны и ее истории.

Здесь следует сделать оговорку, что под словом «Запад» я понимаю не все поголовье политиков «цивилизованного мира» в совокупности, не 100 % элит, а именно основную властную массу в ее качественном и количественном смысле. На Западе, естественно, есть пророссийские политики, но, к сожалению, их немного (количественный аспект), и они редко оказывают серьезное влияние на политическую обстановку (качественный аспект).

* * *

На Западе утвердилось мнение, что в России законы не работают, Конституция не выполняется. Отчасти это правда. Однако в «демократической» Великобритании и поныне нет конституции – документа, символизирующего демократию. Значит, британская власть не гарантирует народу никаких прав. Если нет гарантий, нет и прав, следовательно, и нарушать нечего. При отсутствии конституции Великобритания является не конституционной монархией, как любят про нее говорить, а абсолютной. Эту истину доказывает также то, что власть королевы Великобритании ничем не ограничена, ей подчинены все ветви власти, она же управляет парламентом. Суды Британии нередко выносят вердикты на основе решения монарха – налицо отсутствие суверенности судебной системы. Престол там наследуется, что противоречит идее демократических выборов, а право на престол имеют только протестанты, что является дискриминацией по религиозному признаку. Британский парламент состоит из палаты лордов и палаты общин. Народ выбирает не монарха, а только представителей палаты общин, палата лордов формируется путем наследования. Зарплату британским депутатам стали платить только с 1911 г. Это значит, что политикой до этого времени занимались только богатые люди[9 - См.: Стариков Н. Национализация рубля – путь к свободе России. – СПб.: Питер, 2011.]. Впрочем, настоящей политикой там по-прежнему занимаются именно они. Но диктатура почему-то, с точки зрения западных пропагандистов, правит бал именно в России. Критика «прогрессивного» Запада представляется неполиткорректной, а критика России и СССР – правилом хорошего тона.

Стоит отметить такие важные для России и ее граждан подвижки во внутренней политике, как запрет пропаганды гомосексуализма и сексуальных перверсий (извращений). Эти ограничительные меры, несомненно, необходимы для поддержания культуры россиян и их здоровья. Неудивительно, что они (особенно закон о пропаганде перверсий) вызвали негодование не у нормальных граждан, а у либералов и «прогрессивного» человечества, которое внезапно завопило о нарушении прав человека, а именно сексуальных меньшинств. Значит, тысячи ежедневно умирающих от голода и эпидемий в странах третьего мира детей – это нормально, по данному поводу бить тревогу не надо, а вот запрет гей-парада или региональный закон, запрещающий гей-пропаганду, требует самого пристального внимания.

Тот же закон о перверсиях не нарушает права человека, так как он запрещает вместо самого гомосексуализма его пропаганду. Но «мировые формирователи вкусов и нравов» под лозунгом права каждого на самоопределение внушают толерантность к различным порокам, пропагандируют идеалы потребления и тем самым превращают людей в потребительски мыслящие растения и моральных монстров. Западные лоббисты подняли волну возмущения по поводу принятого в России закона, а министр культуры и спорта Великобритании М. Миллер, протащившая через палату общин законопроект о легализации однополых браков, объявила, что правительство страны будет увеличивать размеры финансирования деятельности организаций, отстаивающих права геев в России[10 - Рябиченко Л. Вся власть извращенцам? // Семья. Любовь. Отечество. Межрегиональное общественное движение. http://semlot.ru/gender/1219-vsya-vlast-izvrashchentsam]. Если это не вмешательство в дела суверенного государства – то что?

Глубоко укоренился тезис о коррумпированности российского правительства. Западные лоббисты довольно долго носятся с ним, крича из всех углов о том, что российская коррупция побивает все рекорды. Конечно, коррупция в России – крайне важная проблема, требующая решения. Однако именно те, кто привел к власти на Украине коррупционеров с большой буквы, обвиняют Россию в коррупционности. Что-то здесь не сходится.

На политику многих западных стран оказывает сильное влияние крупнейший бизнес. Недаром утвердилась мысль, что Западом управляют не столько политики, сколько представители корпоратократии. Это стоит квалифицировать как коррупцию.

Как отметил Дж. Гэлбрейт, корпоративный менеджмент интегрировался в политические круги, и нет больше четкого разделения между государственным и частным секторами[11 - Гэлбрейт Дж. К. Экономика невинного обмана: правда нашего времени. – М.: Европа, 2009.]. Одни и те же люди занимают одновременно государственные посты и высокие должности в ТНК, что указывает на нарушение принципа разделения власти. Министр сельского хозяйства при Буше-младшем Э. Венеман пришла в Вашингтон с должности директора биотехнологической компании «Колген». Министр обороны Д. Рамсфелд был исполнительным директором «дочки» «Монсанто» «Джи. Ди. Серл», а также председателем совета директоров калифорнийской биотехнологической компании «Джилед Сайнсес». Там же заседал бывший глава Агентства по защите окружающей среды при администрациях Никсона и Рейгана Уильям Ди. Рукельшаус. Первый вице-президент по клиническим исследованиям в подразделении «Джи. Ди. Серл» М. А. Фридман был директором Управления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и лекарств. Директор «Монсанто» по связям с британским правительством М. Хэйл ранее исполняла обязанности ассистента президента Клинтона по межправительственным связям. Вице-президент «Монсанто» по связям с общественностью Л. Дж. Фишер являлась администратором Отдела по предотвращению загрязнения пестицидами и токсическими веществами Агентства по защите окружающей среды. Юрисконсульт «Монсанто» Д. Уотсон выполнял обязанности шефа аппарата Белого дома при администрации Картера[12 - См.: Энгдаль У. Ф. Семена разрушения: тайная подоплека генетических манипуляций. – СПб.: Нестор-История, 2009.]. С. Фишер, заместитель исполнительного директора МВФ, перешел из МВФ на пост вице-председателя в «Ситигруп». Р. Рубин, будучи министром финансов США, играл главную роль в определении политики МВФ, а также был председателем исполнительного комитета «Ситибэнк» – банка, который получил особую известность благодаря своей поддержке отличившейся серьезными финансовыми махинациями корпорации «Энрон». Военный министр Т. Уайт стал вице-президентом «Энрон»[13 - См.: Стиглиц Дж. Ю. Глобализация: тревожные тенденции / Пер. с англ. Г. Г. Пирогова. – М.: Национальный общественно-научный фонд, 2003; Стиглиц Дж. Ю. Ревущие девяностые. Семена развала / Пер. с англ. и примеч. Г. Г. Пирогова. Вступит. статьи Г. Ю. Семигина и Д. С. Львова. – М.: Современная экономика и право, 2005.].

Р. Макнамара был главой корпорации «Форд» и министром обороны. Д. Шульц – министром финансов и председателем совета по экономической политике при Никсоне, занимал должность президента «Бигтел», а потом получил пост госсекретаря в администрации Рейгана. К. Уайнбергер был вице-президентом «Бигтел» и генеральным консулом, а при Рейгане стал министром обороны. Р. Чейни был министром обороны при Дж. Буше и президентом «Халлибертон», известной, как пишет Дж. Стиглиц, многочисленными нарушениями американского законодательства, в том числе завышением курса акций и взятками иностранным чиновникам для получения контрактов. Вовсе неудивительно, что Чейни оказал влияние на решение США начать войну в Ираке, а корпорация «Халлибертон» получила на бесконкурсной основе крупный заказ на нефтедобычу в Ираке[14 - Стиглиц Дж. Ю. Ревущие девяностые. Семена развала / Пер. с англ. и примеч. Г. Г. Пирогова. Вступит. статьи Г. Ю. Семигина и Д. С. Львова. – М.: Современная экономика и право, 2005.]. Гендиректор «Голдман Сакс» Г. Полсон в 2006 г. стал министром финансов США[15 - См.: Стариков Н. Спасение доллара – война. – СПб.: Питер, 2010.]. Бывший директор ЦРУ Р. Хелмс являлся главой представительства «Бигтел» в Иране. Семейство Бушей непосредственным образом связано с различными ТНК. Дж. Робертсон был заместителем председателя совета директоров и председателем комитета по аудиту «Бритиш Петролеум», а также министром обороны Великобритании и генеральным секретарем военного блока НАТО. Список можно продолжать долго. Если внимательно проследить за историей становления американских корпораций, можно увидеть массу случаев, когда после того, как руководитель компании заступал на серьезную государственную должность, его бизнес-детище внезапно начинало развиваться.

В книге Н. Кляйн находим следующие факты. Компания «Джилед Сайнсес» обладала патентом на лекарство «Тамифлю» от птичьего гриппа. В июле 2005 г. Пентагон приобрел «Тамифлю» на $58 млн, а Министерство здравоохранения заявило, что собирается потратить $1 млрд на закупку этого препарата. И все благодаря тому, что занимающий далеко не последнее место в руководстве «Джилед Сайнсес» министр обороны Д. Рамсфелд делал свою работу. После 11 сентября на волне страха перед биологическим террором и птичьим гриппом административное решение Рамсфелда о финансировании кампании «Джилед» привело к повышению цены акций этой корпорации. Благодаря высокому государственному посту Рамсфелд смог лоббировать интересы своего бизнес-проекта. Стоимость акций «Халлибертон» до начала войны с Ираком составляла $10, но за три года выросла до $41, что объяснялось повышением цен на энергию и иракскими контрактами. Оба эти фактора – следствие того, что война в Ираке была выгодна Д. Чейни как представителю «Халлибертон». Да и вообще война в Ираке стала особо прибыльным мероприятием для массы американских корпораций типа «Карлайл Груп», которая торгует робототехникой, оборонными системами связи, готовила полицию в Ираке через свою дочернюю компанию USIS. В этой компании восседал посол по специальным поручениям Буша – Дж. Бейкер. Как посол Бейкер должен был аннулировать долги Ирака перед миром. Но копания «Карлайл Груп» предложила правительству Кувейта собрать в Ираке $27 млрд для погашения долга за вторжение Саддама в Кувейт – Бейкер вздумал осуществить то, что противоречило его деятельности как посла, – но за это Кувейт должен вложить $1 млрд в «Карлайл Груп». Однако сделка не состоялась.

Входящий в совет директоров «Бигтел» бывший госсекретарь Дж. Шульц призывал напасть на Ирак, ведь компания стояла перед перспективой отличного заработка на реконструкции Ирака. Возглавляемая Шульцем группа для поддержки войны была создана Б. Джексоном, ранее работавшим вице-президентом по стратегии и планированию в корпорации «Локхид Мартин». Благодаря войне стоимость акций «Локхид Мартин» выросла с $41 в марте 2003 г. до $102 в феврале 2007 г. Трое членов руководства фирмы «Тритем Партнерс», инвестирующей в компании, производящие оборонную продукцию или оказывающие услуги в сфере национальной безопасности, стали консультантами министра обороны США. Это Ричард Перл, Джеральд Хиллмен и Генри Киссинджер[16 - Кляйн Н. Доктрина шока / Пер. с англ. – М.: Добрая книга, 2009.]. В общем, конфликты интересов налицо, а также наличие в правительстве людей, которые получают прибыль с войны.

С другой стороны, нетрудно заметить примеры, при которых негосударственный пост давал возможность для развития бизнеса, а крупный бизнес позволял оказывать давление на власть. Так, в литературе мы находим описание множества примеров того, как руководители тех или иных крупных корпораций в стремлении протолкнуть выгодное им политическое решение оказывали поддержку отдельным политикам или целым партиям[17 - См.: Стиглиц Дж. Цена неравенства. Чем расслоение общества грозит нашему будущему. – М.: Эксмо, 2015.]; причем далеко не всегда это прямо именуется коррупцией, хотя на деле ею является.

Сегодня именно сверхкрупный бизнес, а не государственная власть по-настоящему руководит Штатами и оказывает сильнейшее влияние на мировые процессы. Причем когда совмещение политики и коммерции происходит в других странах (и если они невыгодны глобальному правящему классу), существующие под сильным давлением корпоратократии мировые СМИ начинают вопить о коррупции. Если же конфликт интересов наблюдается в странах, зависимых от США, это игнорируется. Так, проамериканский президент Порошенко по совместительству является олигархом, который обещал продать свой бизнес, но обещание нарушил. Хотя мы не можем записать Д. Бхагвати – ярого защитника глобализации – в стан своих теоретических единомышленников, стоит вспомнить его слова о том, что применительно к другим странам американцы называют соответствующее явление коррупцией, а в отношении внутренней политики США – лоббированием[18 - Бхагвати Дж. В защиту глобализации / Пер. с англ., под ред. В. Л. Иноземцева. – М.: Ладомир, 2005.].