Слезы Бодхисаттвы

– Portefeuille[12 - Бумажник (фр.).]! – строго произнес Вадим, крепко схватив карманника за правую руку, чтобы тот уже не смог улизнуть.

Воришка быстро затараторил что-то по-кхмерски, делая какие-то странные жесты левой рукой, которая была свободна.

– Бумажник давай! – повторил Вадим. – Бу-маж-ник!

Но мальчонка вновь принялся объяснять что-то на своем родном языке и отчаянно жестикулировать.

– Отлично, тогда сейчас отведу тебя в полицейский участок, там и разберемся, – сказал Вадим и дернул мальчишку за локоть, направляясь в сторону выхода. Их разговор между тем привлекал все более пристальное внимание зевак и продавцов.

– Non! Non police! – испуганно взмолился мальчик.

– Ага, значит, понимаешь все-таки по-французски! – хитро ухмыльнулся Вадим. – Ну тогда отдай же, черт возьми, мой кошелек!

– Какой кошелек? У меня ничего нет, ничего нет! – произнес мальчишка на ломаном французском.

Вадим почувствовал, как его терпение подходит к концу. После сумасшедшей пробежки по рынку он ощущал, как с него градом катился пот, сердце бешено колотилось, а голова шла кругом. Вадим притянул мальчонку к себе и влепил ему легкий подзатыльник. Воришка схватился левой рукой за голову и захныкал. После этого начало происходить что-то странное.

Столпившиеся вокруг зеваки, покупатели и торговцы вдруг принялись оживленно обсуждать и комментировать увиденное, а одна пожилая женщина подошла к Вадиму и принялась что-то громко говорить ему недовольным тоном по-кхмерски, указывая на мальчишку. Несколько человек активно вторили и поддакивали ей, бросая на молодого человека недовольные взгляды. Вадим продолжал держать воришку за локоть и недоуменно смотрел на обступивших его людей, не понимая, что они от него хотят.

– Это вор, – принялся объяснять журналист. – Он украл у меня кошелек, понимаете? Украл кошелек.

Но на объяснения Вадима никто из окружающих не обращал внимания. Он продолжал слышать со всех сторон какие-то реплики в свой адрес, совершенно не понимая их смысла. Понятно было только одно: этих людей что-то не на шутку возмутило в его поведении. Вдруг он почувствовал, как на его плечо легла чья-то рука. Рядом стоял Крижевский.

– Пошли отсюда быстро! – процедил он сквозь зубы.

– Но я же… У меня украли бумажник… – начал было обрисовывать ситуацию Вадим, но шеф уже тянул его к выходу, попутно что-то объясняя по-кхмерски столпившимся вокруг камбоджийцам. Вадим выпустил локоть воришки, и мальчуган тут же растворился в рыночной сутолоке.

Крижевский довел растерявшегося Вадима до припаркованной возле рынка «Волги». Журналисты сели в машину, и Вадим глубоко вздохнул: бумажник с долларами и карточками теперь точно был утрачен навсегда.

– Ну ты даешь! – воскликнул Крижевский. – Теперь тебя на этом рынке точно запомнят. Еще и прозвище какое-нибудь придумают типа «баранг-разрушитель».

– Да я за вором погнался! – сказал Вадим. – Черт возьми, у меня в кошельке было сорок долларов, и какой-то сопляк у меня их украл. И ведь я его поймал, за руку держал…

– Значит так, – оборвал коллегу Крижевский. – Во-первых, запомни: никогда, слышишь, никогда не смей бить по голове местных детей. Тем более на глазах у людей. Здесь это воспринимается как что-то крайне непристойное, почти как акт насилия, понимаешь? Так делать нельзя! И повышать голос тоже нельзя. Это говорит о том, что ты потерял контроль над собой. А значит, потерял лицо в глазах окружающих.

– Но это же воришка! – недоумевал Вадим. – Он украл у меня деньги, и я его поймал. Да я и не бил его, так, стукнул чуть-чуть по макушке. Я им пытался объяснить, но никто ничего не понял, похоже…

– Во-вторых, твой бумажник наверняка был не у этого мальчишки, – продолжал Крижевский. – Местные карманники не действуют в одиночку, они орудуют группами. Скорее всего, этот парень и должен был просто отвлечь тебя, а настоящий вор благополучно скрылся сразу же после того, как вынул его у тебя из кармана. Так что, извини, твой бег с препятствиями по рынку был напрасным. Но зато его теперь будут очень долго обсуждать. Так что, думаю, нам не следует здесь отовариваться в ближайшие несколько недель. Благо, в Пномпене есть еще несколько хороших базаров, город ими славится.

– Вот черт! – вздохнул Вадим, вытирая крамой покрытый испариной лоб. – Как же все по-дурацки вышло. Ладно, Николай, ты извини меня, если что…

– Да ничего, ты же тут новичок, – улыбнулся Крижевский. – Зато будешь теперь знать одно из правил поведения в Камбодже.

Вадим чувствовал себя ужасно. За несколько минут он умудрился не только стать жертвой банды карманников, причинить материальный урон нескольким торговцам и стать посмешищем в глазах всего рынка, но также грубо нарушить несколько важных социальных табу.

– Это Восток, Вадим, – глубокомысленно протянул Крижевский. – Тут все совсем по-другому. Но не переживай, со мной тоже такие штуки случались на первых порах. Это неизбежно, особенно когда ты только приехал и еще не освоился.

Крижевский вырулил на просторную стоянку возле дворца приемов Чамкармон, ярко освещенного многочисленными фонарями. Его «Волга», хоть и блестела как новенькая копейка, выглядела несколько неказисто среди стоявших вокруг роскошных «Кадиллаков», «Мерседесов» и «Ягуаров».

– Ну вот мы и приехали, – сказал Крижевский сидевшему рядом Савельеву. – Можешь не переживать по поводу утерянных визитных карточек: сейчас тебя ждут гораздо более важные и высокие знакомства.

Савельев молча кивнул, поправляя недавно купленный синий галстук из чистейшего тайского шелка. Молодой человек явно был взволнован перед предстоящим мероприятием.

– Учти, что сегодняшний прием носит не совсем официальный характер, это скорее светская вечеринка, – объяснил Крижевский. – Так что не советую тебе углубляться в обсуждение политических вопросов. Улыбайся, знакомься, говори на общие темы, делай комплименты. Главное, чтобы тебя здесь запомнили, сам понимаешь.

Журналисты вышли из машины и направились к входу во дворец, над которым нависал массивный ребристый козырек из бетона. Крижевский уже не раз бывал в этом просторном современном здании, построенном талантливым молодым архитектором Ван Моливаном специально для подобных мероприятий, которые принц Сианук устраивал чуть не каждую неделю. Приемы, вечеринки и прочие светские рауты были еще одной страстью главы государства, наряду с кинопроизводством. Нередко принц приглашал джазовые оркестры и театральные труппы из Франции и США, которые приезжали в Пномпень специально для того, чтобы развлечь гостей на очередной вечеринке, а сразу после ее окончания уезжали обратно.

У входа во дворец стоял красивый коренастый камбоджиец в пестрой национальной одежде, который вежливо поклонился гостям и открыл им большую стеклянную дверь. Савельев еще раз поправил галстук, чуть подтянув узел, который и так был завязан довольно туго.

– Главное, не волнуйся, Вадим, – ободрил коллегу Крижевский, – сейчас ты увидишь, что члены древней королевской семьи – это вполне земные и приятные в общении люди.

– Да я и не волнуюсь, – сказал Савельев, стараясь изобразить бодрую улыбку.

В огромном зале с высокими окнами уже собралось несколько десятков человек. Тут была вся столичная богема, от министров и других крупных чиновников до популярных артистов, писателей и художников. Из «барангов» присутствовали в основном журналисты и дипломаты. Мужчины были одеты в дорогие костюмы, сшитые на заказ в элитных парижских бутиках, женщины носили элегантные вечерние платья и были буквально увешаны блестящими драгоценностями.

Николай заметил, что его молодой коллега еще больше засмущался – его костюм фабрики «Большевичка», который в Москве полностью соответствовал последним веяниям моды, здесь явно смотрелся блекло, примерно как «Волга» на стоянке среди дорогих иномарок. Впрочем, костюм Крижевского, хоть и был сшит на заказ во французской мастерской в центре Пномпеня, тоже выглядел весьма скромно на общем фоне.

– Пусть тебя не смущает вся эта роскошь, – шепнул Крижевский молодому человеку. – Статус здесь определяется далеко не качеством костюма, а тем, как скоро с тобой поздоровается принц и его родственники. Нас, кстати, уже хотят поприветствовать.

К журналистам подошел красивый молодой кхмер в парадной военной форме. Он крепко пожал руку Крижевскому.

– Je suis tr?s heureux de vous voir ici[13 - Очень рад видеть вас здесь (фр.).], – сказал камбоджиец.

– Я тоже очень рад, Ваше Высочество, – любезно ответил Николай. – А это мой коллега, Вадим Савельев. Он приехал неделю назад. Вадим, хочу представить тебе Его Королевское Высочество Принц Нородом Чакрапонг.

– Рад знакомству, – улыбнулся принц, пожимая руку Савельеву. – Как вам нравится Камбоджа?

– Мне все очень нравится, – ответил молодой человек. – Только немного жарковато тут у вас.

Принц снова расплылся в сверкающей добродушной улыбке.

– О да, у нас тут теплые края!

В этот момент к ним подошел строгий молодой мужчина в элегантном бежевом костюме. Крижевский узнал принца Нородома Ранарида, с которым тоже был шапочно знаком. Оба принца были почти ровесниками и любимыми сыновьями Сианука, оба получили образование во Франции и уже строили блестящую карьеру: Чакрапонг был пилотом Королевских ВВС Камбоджи, а Ранарид в свои двадцать четыре года уже считался одним из крупнейших мировых специалистов по морскому праву. Принц коротко поздоровался с журналистами, пожав им руки.

– Отец очень хотел с вами поговорить, – сказал он. – Пойдемте, я проведу вас к нему.

Крижевский и Савельев последовали за Ранаридом через банкетный зал, который продолжал заполняться гостями. Вдоль стен были расставлены длинные столы с разнообразными холодными закусками и горячими блюдами на больших металлических подносах, накрытых крышками. Некоторые гости, не теряя времени, наполняли тарелки едой и пристраивались с ними за небольшими столиками. В дальнем конце зала располагалась сцена, обрамленная красивыми цветными панно с изображениями древних храмов Ангкора. «Интересно, кого принц пригласил на этот раз развлекать публику?» – подумал Крижевский, заметив установленный посреди сцены микрофон и стоявший рядом большой черный рояль.

Принц провел журналистов в небольшую, красиво оформленную комнату, примыкавшую к банкетному залу. В центре комнаты стоял массивный, обитый дорогим шелком диван, на котором сидели принц Нородом Сианук и его жена, принцесса Моник. Увидев посетителей, принц и его супруга тут же встали и подошли к ним, широко улыбаясь. Крижевский и Савельев низко поклонились монаршей чете, изобразив традиционный «сомпеах».

– Я вас очень жду, мои советские друзья! – сказал Сианук, жестом приглашая гостей занять два кресла, стоявшие напротив дивана. – Располагайтесь.

Моник что-то шепнула на ухо мужу и вышла из комнаты. Взглянув на нее, Крижевский в очередной раз невольно залюбовался ее необычной красотой. Отец принцессы был французом, а мать камбоджийкой, и сочетание двух кровей придавало ее внешности какую-то особенную утонченность. В свои тридцать два года она находилась в самом расцвете молодости и красоты. Да и принц, который был старше своей супруги на четырнадцать лет, тоже был видным и ухоженным мужчиной с неизменной белозубой улыбкой на круглом добродушном лице и безупречной – волосок к волоску – прической.

Журналисты уселись в кресла напротив принца. Крижевский заметил, что Савельев снова начал слегка теребить галстук. Молодой человек явно не ожидал, что спустя всего неделю после приезда в Пномпень он будет беседовать с самим главой государства.

– Не буду вас долго задерживать, друзья мои, – сказал Сианук, сразу переходя к делу. – У меня есть к вам серьезное предложение. Вы ведь знаете, какая сейчас ситуация на наших восточных и западных границах. Особенно на восточных, откуда все сильнее пахнет войной. Мы бы хотели послать туда корреспондентов, которые бы постарались разоблачить провокационные действия США и Сайгона против Камбоджи.