Пищеблок

– Он сказал «пожалуйста»! – закричал Титяпкину Колька Горохов. – Волшебное слово! Обязан исполнять!

– Я же твой друг, – Лёва посмотрел Титяпкину в бегающие глаза.

– Чё сразу друг-то? – обиделся почти сломленный Титяпкин.

– У меня есть значок, – тихо сказал Лёве Юрик Тонких. – Я тебе дам.

Юрик полез в свою тумбочку.

В расписании дня это время было снабжено стихами: «Убери постель, умойся, на зарядку быстро стройся!». Общая умывалка находилась на улице: два ряда жестяных раковин и две трубы с кранами – для мальчиков и для девочек. Вода была только холодная. Под строгим взглядом Игоря Саныча мальчишки чистили зубы, тёрли физиономии и сверлили пальцами в ушах.

– Пацы, угадайте загадку! – сплёвывая зубную пасту, предложил Лёха Цыбастов. – Волосатая головка за щекой летает ловко – чё это?

– Отвали! – сердито ответили Цыбастышу. – И так все знают!

Умывание, конечно, взбодрило, но ещё больше взбодрила зарядка. По лагерной трансляции играла энергичная гимнастическая музыка, и диктор красивым голосом говорил: «Руки на поясе, ноги на ширине плеч. И-и-и раз, и-и-и два! И-и-и раз, и-и-и два!» Ирина Михайловна на зарядку не являлась – все понимали, что она стесняется своих толстых титек, прыгающих при упражнениях, – и зарядку проводил Игорь Саныч. В его модном, но слегка одичавшем причесоне торчало перо из подушки. Зарядку пионеры делали под соснами у корпуса. Мимо по аллее пронеслась Свистуха; под мышкой у неё торчало свёрнутое знамя, которое должны поднять на утренней линейке.

– Чего такие сонные? – задорно крикнула Свистуха.

Потом отряд построился парами – девочки впереди, мальчики позади, – и Ирина Михайловна возглавила шествие на линейку.

– Речёвку… начи… най! – скомандовала она.

– Мы шагаем дружным строем! – в такт шагам привычно заорали все. – Мы весёлые герои! Потому что наш отряд побеждает всех подряд!

А Гурька и Титяпкин в лад с общей речёвкой орали собственную:

– Шли какашки по дороге, увидали чьи-то ноги, убежали в тубзалет – жопа есть, бумаги нет!

Пацаны ухмылялись. Забавно было, что Гурька с Титяпой вопят такие хулиганские слова во весь голос – а вожатые ваще не слышат, как тупари.

На линейке Валерка смотрел, как в небо поднимается красный флаг, и почему-то снова вспомнил ночной кошмар про Лёву-кровопийцу. Наверное, потому что красный флаг – цвета крови. Но эта кровь, кровь борцов, пролита за счастье людей. Под таким флагом не может случиться ничего плохого.

После утренней линейки отряд отправился на завтрак.

– Пацы, давайте Гельбича накалывать, – шагая в строю, предложил неугомонный Гурька. – Фиг ли его на футболе капитаном сделают?

Лёва принял смурной вид человека, наказанного незаслуженно.

– Давайте! – обрадовался Горохов и тотчас позвал: – Эй, Гельбич!

– Чего? – обернулся Венька.

– Ничего! – радостно объявил Колька. – Проверка слуха!

– Гельбич, у тебя какой рост? – спросил Титяпкин.

– Метр шисят, – гордо ответил Гельбич.

– Хорошая палка говно мешать!

– Соси банан! – сердито ответил Гельбич.

Пацаны заржали – даже Валерка и Юрик Тонких. Не смеялись только Славик Мухин, который с подъёма был мрачный, и Лёва.

– Не надо, пацы, – поморщился Лёва, поправляя галстук. – Нехорошо.

– Венька, скажи «клей»! – не успокоился Гурька.

– Зачем? – Гельбич заподозрил подвох.

– Ну, скажи, тебе жалко, что ли?

– Ну, «клей».

– Выпей баночку соплей! – заявил Гурька и рассыпался в хохоте.

– Заманали уже тапками шлёпать! – разозлился Гельбич.

– Гельбич, Гельбич! – снова позвал Колька Горохов.

Венька неприступно молчал.

– Ну, Гельбич, отзовись, я не буду издеваться!

– Чего? – нехотя отозвался Венька.

– Ничего! – возликовал Колька. – Опять проверка слуха!

– Разговорчики в строю! – услышав сомнительный смех, пресекла забаву Ирина Михайловна. – Речёвку… начи… най! Раз-два!..

– Раз-два, мы не ели! – с воодушевлением подхватил отряд. – Три-четыре, есть хотим! Открывайте шире двери! А то повара съедим!

Ирина Михайловна остановила отряд возле пищеблока и велела:

– Сергушина, ну-ка проверь, чистые ли руки у мальчиков.

У входа в столовку вертелись собаки, прибегавшие в лагерь из деревни Первомайской. Все мальчишки и девчонки знали собак в лицо и по именам: Черныш, Долька, Мухтар, Бамбук, Вафля, Жуся и Фидель. В лагере собаки меняли зверский деревенский нрав на восторженный пионерский.

В столовке пахло хлебом, хлоркой и чем-то варёным. Сквозь окна с решётками било яркое солнце, стаканы блистали. С плакатов посетителям улыбались чистые и воспитанные пионеры. Отряды заходили в большой зал по очереди и рассаживались за длинные ряды составленных вместе столов: мальчики с одной стороны, девочки – с другой. Бренчали стулья, стучали по тарелкам алюминиевые ложки, с кухни доносился звон бачков и шум воды.

На завтрак давали манную кашу и кисель. Пацы сразу расхватали с подносов хлеб: можно съесть днём, можно покормить собак.

– Вечно всякую дрянь дают! – проворчал Гельбич, рассматривая тарелку. – В этой каше котят топить надо, чтоб не мучились!

– Я тоже не люблю манку, – виновато признался Юрик Тонких.

– А я люблю! – заявил Титяпкин и придвинул его тарелку себе.