Рюрикович

Я по сравнению с ними проигрывал по всем фронтам. Словно обосранный цыплёнок неожиданно выскочил перед прекрасными лебедями. Четыре трона, четыре пары глаз, смотрящих и оценивающих меня.

Ну, да я здесь не для того, чтобы красоваться, поэтому хмыкнул и хрипло произнёс, глядя на отца:

– Что, Ваше Величество, не глянусь я вам? Знаю, что рожа дрянная и несуразная… да зато сам живой, а вот той стрыге, что память оставила – не поздоровилось… Зато не будет больше беспокоить городок Старицу, возле излучины Волги. Не будет рвать народ почём зря!

Да уж, знатный был махач. Если бы не подоспели вовремя собратья-ведари с магом-лекарем, то сейчас не хмурился бы посреди палат белокаменных. Не стоял бы я среди напомаженных, надушенных и наманикюренных чистеньких обитателей дворца, а тихо-мирно гнил в испражнениях стрыги…

И эти обитатели позволили себе перешёптываться, как будто не знали, что у ведарей слух сродни волчьему:

– Кто его вообще пустил во дворец?

– Какой же он…

– Неужели это в самом деле царский сын? Я помню его только мальчишкой.

– Вон как смотрит, как будто кинуться готов…

Кто сейчас вокруг меня? Дворяне да бояре, воеводы, дорогие костюмы, меха и шёлк, золото и драгоценные камни… Аристократия чистейшей воды, которая тяжелее фамильного меча ничего не поднимала.

Они разглядывали меня, как монстра из зоопарка. Для этой почтенной публики я сам сродни стрыге – чудовищу, имевшему два сердца, две души и два ряда зубов. И если не наличие царской крови в моих венах, то погнали бы меня прочь поганой метлой, лишь бы не смущал благочестивые взгляды своим приобретённым уродством.

Да чего я вдруг стал загоняться подобными мыслями? Чего мне стыдиться?

Хоть одного из этих полупокеров запустить бы в Васюганские болота без оберегов и чар на полчасика, тогда на их никчёмную жизнь никто не поставил бы и погнутую копейку. Или на другой планете, в другой жизни, пустить по болотам жёлтой гнили – тогда бы вообще без шансов на возврат.

А пока вот они, вельможные господа, аристократы, стоят, пялятся на мои потрёпанные, хотя и чистые походные одёжи.

Да, одет я не по последнему писку моды, но под моими руками не мода издаёт последний писк… Под моими стальными пальцами воют и рычат чудовища из Бездны. Поначалу воют, а потом скулят и вырываются, чуя приближение неизбежного конца.

В разных мирах существ подобных мне называли по-разному: Страж, Охотник, Истребитель, Защитник. Тут же меня называют Ведарем – боевой машиной для уничтожения монстров из Бездны…

Но сейчас стою посреди дворца, и мне катастрофически не хватает боевого ножа на бедре. Без него чувствую себя голым. Заставили-таки снять для аудиенции. Седобородый воевода Вакула Зимний заставил. Из уважения к этому старому борову я послушался и отдал на время боевого товарища.

В принципе, и без ножа я сам по себе опасен. Сколько тут людей в дворцовой зале? Около двух сотен? Взгляды разные – от полных интереса до совсем безразличных. Все молчат, ведь между собой общаются члены царской семьи. Отец-батюшка, мать-царица и три сына.

Да потому мне тоже "посчастливилось" родиться царевичем. Вот только судьба третьего сына не такая, как у двух старших. Другая судьба…

– Смотрю на тебя, сын, и узнаю себя в молодости. Такой же блеск в глазах, такой же задор, – негромко проговорил Василий Иванович. – Лишь только грусти могильной не было, а так всё одно к одному.

– Жизнь не маслом по мёду катала, – хмыкнул я и перевёл взгляд на старшего брата, сидевшего по правую руку от царя. – Мне всё больше камень да сыра земля заменяли перины пуховые. Волки пели колыбельные, а нежить хотела навсегда убаюкать.

– Какой же ужас, – покачала головой царица.

Сказала это так, как будто ей доложили о пропаже одного мотка ниток из набора для вышивания крестиком. Вроде и выказала сожаление, но, с другой стороны, ни грамма эмоций, ведь моток можно взять и другой.

Старший брат Владимир Васильевич полным изящества движением взял с золочёной тарелки вишню и неспешно положил её в рот. Надкусил. Прожевал, проглотил и только после этого проговорил:

– Сурова жизнь воина, но лишения и трудности закаляют характер. Иначе и быть не может, ведь Бездна рядом… Иван, ты уже не тот нюня и размазня, каким мы тебя помним с детства. Теперь ты статный воин, образец для подражания нашим воеводам! И неужели не было ни одного хорошего дня? Неужели в памяти ничего доброго не осталось?

Его голос обволакивал. Звуки словно обтекали и поглощали, закутывая в кокон. И уже почему-то захотелось слушать этого человека. Слушать, прислушиваться, ловить малейшие намёки и… повиноваться! Отдать жизнь за повелителя!

Я чуть передёрнул плечами, сбрасывая наваждение:

– Осталось, Владимир Васильевич, осталось. В памяти ещё теплится воспоминание о том снежном вечере, когда мама сидела рядом на кровати и читала сказку… – я изменил голос, подражая женскому: – Было у царя три сына. Старший умный был детина, средний был и так и сяк, младший вовсе был… другак! – после этого чуть кашлянул и продолжил уже собственным голосом. – А дальше вы появились, Ваше Величество, Василий Иванович. Вошли в горенку вместе с воинами. Грозный и суровый. От вас пахло гарью, металлом и кровью. И с этого момента все эти три запаха начали сопровождать меня по жизни.

По залу прокатился шепоток. Я сдержал ухмылку. Помнят ещё мою маму, засранцы великовельможные, вон как стойку сделали бояре, стоило только её голосу проявиться. Отец же чуть скривился и ответил:

– Так было нужно, Иван. Мы вернулись с большого выброса Бездны, и было не до шуток! Много ведарей полегло в той битве, и требовалось пополнение. Третий сын – самый подходящий для ратного дела! Ты должен был отправиться на обучение, чтобы в будущем встать на охране рубежей. Это не моё решение, это наши устои и традиции. На том стояла и стоит земля русская…

Я кивнул, соглашаясь. От моего кивка не убудет, зато смогу выиграть ещё немного времени для своего слуги, который в этот момент работает над нашим общим светлым будущим. Вернее, над улучшением нашего светлого будущего.

Для неподготовленного глаза его перемещения были вовсе не заметны. Да и мой опытный взгляд тоже не всегда видел странные движения оттопыриваемых карманов.

– Ты же знаешь, брат, что все мы ходим под Богом и только одному ему дано решать – кто и какую получит участь, – подал голос средний царский сын, Фёдор Васильевич. – А мы уж смиренно должны принять судьбинушку и не противиться ей, дабы не случилось чего дурного…

А вот у среднего сына голос тёк медовой речкой с кисельными берегами. Чуть ли не пах церковным елеем. Такому голосу хотелось лишь внимать и внимать, слушать бесконечно и поражаться мудрости, доброте и духовной мощи говорящего. Как-никак будущий Патриарх Московский и всея Руси, ему нельзя звучать иначе, только торжественным перезвоном колоколов благовеста…

Митрополит Даниил, что стоял позади трона Фёдора Васильевича, не смог удержаться от кивания. Он явно гордился словами своего воспитанника. Митрополит был один из тех, кто всегда стоят в тени трона, но мягко оказывают на него влияние. В данном случае влияние шло через воспитанника – среднего сына царя.

– Я не совсем понимаю, Фёдор Васильевич, – покачал я головой, незаметно делая знак отрицания. – Что-то вроде бы и слова хорошие, но к месту ли они произнесены?

– Конечно же, к месту, – мягко улыбнулся Фёдор Васильевич. – Вот ты сам сказал, что в той сказке было сказано: "У царя три сына. Старший умный был детина…" Это касается первого сына, который опора династии, продолжатель Рода. А что было дальше? "Средний был и так и сяк"? Это уже относится к духовному становлению среднего чада, который идёт по религиозной стезе и общается как с высшими материями, так и с мирскими существами. Да, среднему брату положено быть духовной особой… А ты, младший брат, – другак. Тебе самой судьбой предначертано быть ведарем, защитником людей от монстров и чудовищ Бездны… Колдуном и ратником…

Я только криво усмехнулся. Как гладко излагает, словно по писаному. А может быть даже готовился к нашей встрече и уже проговаривал эту небольшую речь. И ведь ему хотелось верить. Смотреть в благостное лицо с аккуратно подстриженной бородкой и слушать, чувствуя, как губы расплываются в глупой улыбке.

Но я не из его паствы. Нечего меня умасливать, чтобы потом ножницами состригать отросшую шерсть!

– Я не ропщу на судьбу. Я всегда помню, что Бездна рядом, – ответил я на очередную попытку успокоить меня. – Но я хочу получить то, что должен получить по праву крови!

Между боярами прокатились урчащие шепотки. Дворовые люди охренели от моих слов.

– По праву крови? А не много ли ты на себя берёшь, сын? – между кустистыми бровями отца пролегла гневная складка. – Ты уже обладаешь жизнью, а это высший дар права крови!

Я помнил эту складку. В первый и в последний раз я её видел в тот вечер, когда мать пыталась защитить меня… Пыталась укрыть своим телом. И как взлетела к закопчённому дереву потолка металлическая рукавица…

– Не думаю, что много, Ваше Величество. Я человек, привыкший к суровым условиям жизни. Однако я не хочу сдохнуть где-нибудь в подворотне от клыков очередной мерзости из Бездны. Я достоин лучшей жизни!

Братья переглянулись. Отец сурово взглянул на них, а они слегка склонили головы в ответ, показывая, что готовы принять любое его решение. Старший брат – преемник власти отца, средний брат – будущий духовный властитель. Я на этой схеме весов лишний, поэтому от меня лучше всего просто избавиться, подарив какую-нибудь захудалую губернию на окраине Руси. На рубеже с другими государствами.

Запихнуть подальше сынулю, чтобы не выёживался лишний раз. Пусть там чувствует себя свободным, но под строгим надзором. Вроде бы и ссылка, а вроде бы и выполнение отеческих обязательств. С глаз долой, из сердца вон…

– Чего же ты хочешь, сын? И как на это посмотрит Ведарская Община? Ты же ещё не достиг двадцать первого года, Иван…

Ну да, сейчас по местному летоисчислению мне всего восемнадцать лет, и я должен был находиться на воспитании ещё три года, но…

– Ведарская Община отпустила меня на все четыре стороны, когда я притащил башку аспида. Я сдал экзамен экстерном. Больше они меня ничему научить не могли…

Находящиеся в зале переглянулись и дружно ахнули. Их взгляды сменялись с недовольных на восхищённые. Похоже, что все были наслышаны про данного монстра, с которым редко справится и дюжина стрельцов.