Регенерация у меня прокачивается на отлично. Раны заживают после короткого сна. Вот со скоростью и ловкостью проблемы, но тетя и их тоже упорно прокачивает. Я напоминаю себе какого-то игрового персонажа, которого упорно качают к битве с финальным боссом. Вот только что там будет за финальный босс?
Когда засыпаю, то иногда вижу перед собой дорогие карие глаза. Думаю о Юле, о ней одной. Как она там? На второй план уходят мысли об оборотнях и ужасах смерти. Вижу, как она мне улыбается. А я гуляю с ней по улочкам Шуи, обнимаю за талию, шучу и наслаждаюсь колокольчиковым смехом. Я тону в омутах её глаз. Я мечтаю ещё раз увидеть её…
Последнее время количество света уменьшается, тетя меняет лампы на более тусклые. Глаза понемногу привыкают, даже ночные выходы не кажутся такими уж темными. Тетя Маша объясняет это тем, что нужно наращивать ночное зрение, так как оборотни чаще всего охотятся ночью. По ночам я гуляю по поднятым над землей бревнам, и с каждым разом жерди становятся тоньше. Падаю, поднимаюсь и снова иду, учусь на ошибках.
Комнатка под землей обогревается за счет проложенных труб. Газовый нагреватель горит у тети в избе. За провинности или недостаточно быстрое выполнение указаний – напор газа уменьшается, и я просыпаюсь от дробного стука зубов. В таких случаях приходится вставать и двигаться, чтобы не окоченеть.
– Мы же не в Африке живем, теть Маш! Зачем тепло убираешь? Вот явишься как-нибудь, а тут на тебя четыре манекена пялятся. Вот тогда поймешь, вот тогда заплачешь, а уже поздно будет! – без особой надежды на жалость выговариваю я после очередного «холодного» наказания.
– Ничего страшного, Саш. Вон мамонты как сохранились в мерзлоте, и ты останешься вечно молодым и красивым. А спустя тысячу лет по тебе будут изучать историю нашего края, всё же польза!
Я научился двигаться по осиновому бревну, установленному в метре над землей, когда тонкая кора слетала со скользкого ствола, а тетя коварно била по ногам палкой. Нужно подпрыгнуть, чтобы палка пронеслась подо мной, иначе встреча пятой точки с землей была неминуема.
Прокачка ловкости, скорости, равновесия… Раньше я о таком мог только мечтать.
Так развлекался и чувствовал свою крутость, пока однажды ночью тетя не предложила прогуляться по заборам. Я согласился, кошки же лазят, а я чем хуже? Пару раз сверзился с подгнивших балок, пришлось улепетывать от соседского Тузика, но, в конце концов, научился ходить бесшумно.
Трудно? Дело привычки.
Выпал первый снег…
Я стал настолько ловок, что могу пройти над будкой и вытащить кость из-под носа спящего пса. Один раз хотел оставить её на память, как медаль, но вид худого шибздика, который не знает, каким жестоким может быть пробуждение, заставил вернуться и положить кость обратно.
Тетя радовалась моим успехам, но виду не подавала, нагружала физически и морально все больше. Тётка уговорила соседа пустить по забору колючую проволоку, а мне сказать об этом «забыла». Попросила принести собачью кость в очередной раз. Вот когда я подумал о ней много «хорошего» – мой взгляд пылал красноречивее тысячи слов, а изрезанные руки и лодыжки подтверждали непроизнесенное.
Однако косточку Тузика принес, бросил к ногам мучительницы и собирался горделиво удалиться в собственную келью, чтобы повыть и пострадать вволю, но вместо этого получил нехилый пендель и указание отнести кость обратно. В душе погрозив тете Маше кулаком, проделал и это, хотя руки и ноги дрожали от напряжения.
Собака не проснулась, пока тихо клал мозговую косточку в миску, но тут же подняла визг и лай, когда я рухнул с забора, поскользнувшись на мандариновой корке. Только что прошел по черно-белой балке и никакой кожуры не наблюдалось.
Откуда шкурка там взялась?
Я тогда лежал и смотрел в черные зрачки надрывающегося пса. Изрезанные руки горели огнем, ледяными иголочками остужал мягкий снег. Черные глаза-бусинки мелькали в метре от меня.
«Замолчи! Враг близко!» – я постарался передать песику свои мысли. Сам не знаю – почему такое пришло в голову.
– Гав! – неуверенно ответил Тузик и замолчал.
«Тихо, волки рядом!» – песик даже жалобно заскулил.
Животные не выдерживают человеческого взгляда, но дворняга не отрывала от меня глаз. Улыбнулся псу – он едва слышно зарычал, и я тут же спрятал зубы. Тузик наклонял голову то влево, то вправо, то одно ухо поднимал, то другое. Пёс явно находился в недоумении.
«Я тебе не враг! Я смогу тебя защитить от волков!» – я смотрел ему в глаза и протянул руку между досками забора.
Сперва негромко порычал, но потом пес обнюхал руку и ткнулся влажным носом в ладонь. Мои пальцы прошлись по мокрой шерсти, Тузик тихо рычал, я ощупал напрягшиеся мышцы.
Хотел ещё раз погладить и закрепить дружеский контакт, когда Тузику в нос прилетела ярко-желтая мандариновая корка. Пса моментально подменили, я еле успел отдернуть руку от укуса. Звонкий лай подхватили другие сельские собаки.
– Вот теперь урок закончен, можно и домой пойти, – тетя кинула в рот ломтик мандарина.
Половинка сочного плода полетела в мою сторону. Я поймал её в воздухе.
– Ох, тетя Маша, коварная же ты женщина! – я вздохнул как можно тяжелее и горше.
– Кстати, у меня ещё осталась «колючка», завтра будем прыжки изучать. После баланса, конечно! Но ты молодец, смог слегка повлиять на животное. Делаешь успехи, я-то думала по весне заняться одурманиванием и Зовом. Шуруй в дом, да скидывай вещи, пусть сохнут! – тетя одобряюще пошлепала по спине.
Тренировки, сон, тренировки, сон. Перемежались едой и туалетом. Через каждые три дня жаркая баня. И снова тренировки, сон, тренировки, сон. В сильный ветер, в лютый мороз, в обильный снегопад – наши тренировки продолжались, несмотря на погоду.
К тете периодически заглядывал участковый, но ничего не находил. Сидели, чаевничали, болтали о том, о сем. Приезжали милиционеры, она сама ездила в Южу, когда вызывали на допрос. И вновь – тренировки, тренировки, тренировки…
Я находился в круге Защиты. Иногда, забывшись, натыкался на невидимую преграду. Люди и тетя Маша спокойно проходили сквозь эту стену, а я находился в добровольном заточении-убежище.
– Как так? Тетя Маша, или на тебя не влияет заговор? Почему ты спокойно можешь пройти, а я бьюсь лбом? – в очередной раз ударился о невидимую стену и посмотрел, как тетя пролетает дальше.
– Я не только от оборотней сделала заговор, но и на тебя поставила ограду. Зная тебя, непоседу, можно было бы ещё и наручи наговорить, чтобы ноги и руки сковать – но тогда не сможешь тренироваться. Пока не научишься обороняться от оборотней, будешь сидеть как в детском вольере! – тетя улыбнулась своей шутке.
Я огорченно вздохнул, окончательно рухнула надежда на тихий побег. Хорошо ещё, что приехал Евгений. Он встретился с тетей в Палехе, назначили время и, по всем законам разведчиков и шпионов, пробрались до нашего дома. Для всех же Евгений ночевал у знакомого, а для самого знакомого – у одной замужней дамы, не желающей разговоров.
Под еле слышный треск свечи мы пьем на кухне горячий чай. Я как раз снова провинился и успел замерзнуть, поэтому Евгений оказывается очень кстати. Окна задернуты тяжелыми шторами, но свет все равно не включается. Тетка сказалась о неполадках в электропроводке.
– Сань, не поверишь – сам до сих пор в шоке! Защищаю я, значит, наше доброе имя от поползновений неприятельских, стараюсь, чтобы не повалили в грязь, смотрю, а ты с каким-то парнем на земле обнимаешься, – Евгений укоризненно покачивает головой. Он рассказывает, что произошло в тот злополучный вечер.
На память приходят простынки с красными пятнами…
– Да не обнимался я! Он со спины зашел! – я хочу объяснить, но останавливаюсь, чувствуя подначку.
– Уволь меня от подробностей вашего интима! Ай! Не бей! Пошутил же! – Евгений успевает заслониться от моего неспешного замаха. – А если серьезно, то я услышал твой крик! Увернулся от Жилы, и тот воткнул нож в бок своему.
– Я этого не видел, – вставляю я, пока Евгений отхлебывает чай.
– Пока порезанный схватился за бочину, а остальные застыли, я успел заметить, как ты ласточкой упорхнул в кусты. Я отскочил от ребят, чтобы дух перевести и чуть не оглох, когда заорал братишка Жилы. Все обернулись, а его черная псина за горло треплет. Здоровенная такая, больше теленка, ещё и лапищами так с боков сдавила, что хруст пошел. Может, мне с испуга привиделось, но пальцы у нее длиннее наших в два раза, – Евгений показывает ладонями жест рыбаков, когда те хвастаются размерами пойманной рыбы.
Словно я не знаю. Если бы Евгению показать мою келью, то он бы узнал много интересного…
– Показалось, наверно. А что было дальше? – я понимающе киваю.
– Не, Сань, ты прикинь – эти отморозки бросились отбивать пацана, а псина откинула в сторону порванного и сказала человеческим голосом: «Кранты тебе, Жила!» – Евгений говорит все тише, а на последней фразе рявкает так, что подскакивают чашки на столе.
Мы с тетей сочувствующе смотрим на него – нашел, кого пугать. Евгений же, не добившись ожидаемого эффекта, шмыгает носом, цапает конфету со стола и начинает её разворачивать, будто ничего не случилось. Да уж, прошли те времена, когда можно было вздрогнуть от резкого вскрика.
– Будешь орать, отправишься домой! – спокойным голосом предупреждает тетя.
– Скучно с вами, непробивные вы какие-то. А вот другие пугались, особенно девчонки, – жалуется Евгений.
– Ты дальше рассказывай, а девчонкам потом будешь заливать, – поглядываю я на друга, и незаметно от тети ворую булочку со стола. Я думаю, что незаметно…
– Да что рассказывать-то? Всё это я уже говорил не один раз, но мне не верят. Та псина накинулась на ребят, а меня словно током ударило, и я взлетел на дерево. Представляешь – за несколько секунд полегли все отморозки. За несколько секунд! Потом эта животина уставилась на меня. Брр. До сих пор мороз по коже, как вспомню эти красные огоньки! – Евгений и в самом деле ежится, будто представляет глаза оборотня. – А когда она прыгнула ко мне, то зажмурился. Думал – всё! Кирдык пришел откуда и не ждали. А потом слышу – рычание, визги, писки!
– Прости, не расслышал – чьи визги? Какой писки? – у меня вырывается нервный смешок.