Служу Советскому Союзу 2

Давненько я не спал на теплых кирпичах. Прямо как привет из детства, где в пахнущем сухой глиной закутке снились чудесные сны. И вроде бы сейчас что-то снилось, но вот что? Со взрослением всё меньше получается видеть снов – проваливаешься в темноту и выныриваешь из неё. Вроде бы что-то снится, но под утро забываешь об этом.

Зато спозаранку меня разбудили истошные крики петуха за окном. Чуть позже послышался деревянный стук падающих поленьев. Похоже, что хозяин встал раньше петуха. Вот всегда уважал людей, которые поднимаются рано – они больше дел успевают сделать, пока другие дрыхнут.

Корнев отряхивал с рваной фуфайки приставшие щепки.

– Доброе утро, Пантелеймон Борисович, – высунулся я с полатей.

– Пойдем, сделаем утро добрее, – кивнул он мне в ответ.

– Сейчас, накину что-нибудь.

– Не надо. Так будет лучше.

Выйти на улицу в семейниках по колено? На улице ноябрь, ни разу не тепло. Но Корнев поджал губы, а это означало, что лучше его не злить. Всё-таки мы у него в гостях.

Возле колодца уже переминался с ноги на ногу Зинчуков. Он махал руками, пытался согреться. Холодный ветер категорически отказывал ему в этом. Неподалеку лежал Лорд, посматривая на нас грустными глазами. На краю колодца стояли три бадьи, словно вытащенные из сказки про Емелю и щуку.

Если это то, о чем я думаю, тогда холодный пронизывающий ветер покажется мне всего лишь ласковым летним ветерком.

– Ну что, Борис! – радостно окликнул меня Зинчуков. – Готов к труду и обороне?

– Всегда готов, – вскинул я руку в пионерском приветствии.

– Похвально, – кивнул Корнев. – Тогда начнем наше обучение.

Он скинул фуфайку, оставшись в одном нижнем белье. После этого начал разминку. Мы повторяли за ним. Это даже напомнило мне сцену из "Джентльменов удачи", вот только снега не хватало. Чтобы "Косой" подкрался к Василию Алибабаевичу с полными пригоршнями, а к нему подскочил Хмырь и грянула месть.

Как мне помнится, тогда Крамаров пытался саботировать эту сцену и не выходить на неё, но актер Муратов опоздал на съемки и в саботаже не участвовал. За что ему Крамаров и отомстил таким образом. Но Вицин не растерялся и тут же подхватил игру. В итоге появился незапланированный, но такой юморной эпизод с двумя дикими криками.

После взмахов руками, ногами, скруток и разогрева всего тела мужчины взялись за бадьи. Я тоже взял. Мне уже было понятно, что я не зря готовился к худшему. От тела шел пар, так что требовалось его остудить.

Хмыкнув, Пантелеймон Борисович скомандовал:

– Раз! Два! Три!

Три бадьи взмыли в воздух и на разогретые тела хлынули водопады ледяной воды. Я даже не закряхтел, чем вызвал уважительные взгляды Корнева и Зинчукова.

Уже спустя обтирания досуха и путь в дом, Корнев проговорил:

– Чем хорошо подобное утро? Тем, что после этого ты готов ко многому. Заодно закаляешься и бодришься. Закаляющую процедуру рекомендую проводить с утра, чтобы тело взбодрилось и зарядилось положительной энергией. После внезапного соприкосновения с водой организм испытывает стресс, и в течение некоторого времени температура тела повышается до сорока градусов. За этот период уничтожаются болезнетворные микроорганизмы.

– А Борману ты до какого уровня поднял температуру? – хмыкнул Зинчуков как бы между прочим.

– Рейхсляйтера Мартина Бормана мы основательно подготовили ко встрече в аду. Конечно, по всем коммунистическим канонам рая и ада не существует, но если после смерти есть жаркое место, то этому мерзавцу там будет прохладно. Он целых два месяца испытывал на себе премудрости наших мастеров, прежде чем его сердце окончательно остановилось. Мне думается, что он предпочел бы смерть на Нюрбергском процессе, где был приговорен к повешению заочно, чем попадать к нам в руки… – ровным голосом ответил Корнев.

– А тело?

– А тело через месяцок обнаружат возле станции Лертер. Там как раз готовятся почтовый кабель проводить. С этим скотом ещё одного урода прикопали. Оберштурмбаннфюрера СС Штумпфеггера. Всё сделали согласно общей информации. Даже челюстями разбили ампулы с цианидом. И знаешь, ни грамма эту шваль не жалко. Можно сказать, что он ответил за всё. А также рассказал, где скрывается его вождь. Осталось только добраться до этой престарелой гниды. И я даже рад, что приложу свою руку к его ликвидации. Это просто как в сказку окунуться.

– Так Борман только недавно умер? – спросил я. – А как же…

– Нам нужна была победа и она должна была быть полной, молодой человек. Потому, согласно официальным данным, вся фашистская верхушка трусливо покончила с собой или же была повешена. Но это только согласно официальным данным. На самом же деле…

Во дворе басовито залаял Лорд.

Глава 7

Пантелеймон Борисович невольно бросил взгляд на висевшее на стене ружье. От меня не укрылся этот мимолетный взгляд. Однако, Лорд ещё раз тявкнул, как будто для острастки, а потом смолк.

– Кто-то из знакомых, – выдохнул Корнев. – Вы пока накрывайте на стол, а я… Я схожу на разведку.

Он вышел. Зинчуков неторопливыми движениями оказался возле занавески, выглянул наружу и улыбнулся:

– Свои… Борь, поставь ещё один прибор на стол.

Вскоре к нам присоединился Вягилев. Он чуть осунулся, словно провел не одну бессонную ночь. Глаза впали, но поблескивали задорным светом. Возле уха чернела полоса, как от мазута. Похоже, что в пути была поломка машины.

– Ну что, слегка освоились? Я успел к завтраку? – спросил он, входя в кухню и протягивая руку для приветствия.

– Сперва руки бы с дороги помыл, – буркнул Корнев.

– Это да… После такого можно неделю руку в мыльном растворе держать, – хмыкнул Вягилев в ответ, но и в самом деле пошел к умывальнику.

– Встретился? Поговорил? – спросил Зинчуков.

– Поговорил. Темнит он что-то, но вот поймать не удалось. Похоже, что с ним тоже хорошо поработали, – ответил Вягилев.

– Это вы про кого? – спросил я.

– Про Мартина-Адольфа Бормана, старшего сына Мартина Бормана. Правда, от Адольфа он отказался после сорок пятого, но полное имя звучит именно так, – ответил Вягилев.

– Он ездил в Хердекке, – пояснил Зинчуков. – До нас дошла информация, что Мартин Борман-младший сложил с себя сан священника. Причиной называлось плохое здоровье, вот наш общий друг и съездил, чтобы лично убедиться в подобном.

– И что? – спросил я. – Какие выводы?

– Да какие выводы… – вздохнул Вягилев и сверкнул глазами на стол. – Я бы поесть не отказался. Если хочешь посмотреть, то в папке наш разговор. Я записал с его слов почти дословно.

Моё любопытство не знало предела. Всё-таки это был разговор с тем, кто считался сыном нациста номер два в фашисткой Германии. Не знаю, что я хотел там увидеть, но…

Папка содержала фотографии, с которых смотрел тот, чье лицо частенько можно было увидеть рядом с фюрером на черно-белых исторических снимках. Также было несколько листков с текстом. Я вчитался…

"Когда я был священником, мне приходилось выслушивать разные исповеди. Один раз пришёл бывший солдат вермахта. Он рассказал, что во время Варшавского восстания они „зачищали“ бункеры: из одного такого убежища внезапно выскочила и бросилась бежать шестилетняя девочка, но споткнулась и упала прямо перед ним. „Ткни эту тварь штыком!“ – сказал обер-лейтенант, и солдат убил девочку. Её карие глаза, обращённые к нему с мольбой, он помнил 25 лет. Не завёл своих детей, не мог видеть чужих и смотреть им в глаза. Он был у меня на исповеди и сказал: „Бог не простит меня. Единственное, что я хочу: как можно больше мучиться в аду за то, что сделал“. Я не знал, что сказать ему. Через неделю этот человек повесился"

Я вздохнул. Доля священнослужителей такая – выслушивать грязь человеческих поступков и деяний.

"Я каждый день молюсь за души миллионов, погибших по вине моего отца, – евреев, русских, поляков"

Вот его отец вряд ли бы молился за подобное. Для нациста номер два это были нации с грязной кровью.