Откатчики. Роман о «крысах»

– Ну… да… Это перспективные позиции. Уже многие сети ввели их в матрицу, понимаете! Они продаются очень хорошо!

Герман ухмыльнулся своей самой циничной ухмылкой, на которую только был способен. Он был вполне в своей стихии. Этакий карликовый фюрер, алчущий пусть и маленькой, но власти, пусть и над одним человеком. Со стороны он напоминал худого безжалостного вампира – гота, перед тем как тот собирался прокусить артерию жертвы. Торговля и готика, кто бы мог подумать, черт возьми! Он понял, что эта девочка уже никуда не денется, и, словно камикадзе, начал заход на цель:

– Светочка, все так говорят. Это чтобы не выделять бюджетов, хе-хе-хе. У вас есть деньги на продвижение этих трех позиций?

– Герман, у нас, в принципе, есть деньги. – Света сделала ударение на слове «принцип».

«Клюет!» – щелкнуло в голове Геры.

– Замечательно, что «Пудинг» такая богатая компания. Я ведь был в прошлом году на международной выставке в «Экспоцентре», проходил мимо вашего стенда. Там у вас даже лифт был, кажется?

Светлана кивнула.

– Такой стенд стоит не меньше ста тысяч долларов, не так ли?

– Вы прекрасно разбираетесь в таких вещах, Герман. Стенд действительно стоил очень дорого… Это пожелание руководства, понимаете? Руководство у нас из горян, у них понты в крови. Ну не могут они по-другому, понимаете!

– А раз вы столько денег за стенд в состоянии отвалить, то напишите мне бюджет этой ротации, и если он произведет на меня впечатление, то у нас будет предмет для переговоров. Иначе наша беседа не имеет никакого смысла. Давайте начистоту, Света! Вы считаете, что вы в состоянии до такой степени очаровать меня, что я, словно под гипнозом или под наркотиками, сделаю все, что вы попросите? Вам самой-то не смешно?

– Но что же мне делать? Это моя работа, Герман!

– Впервые слышу от вас что-то откровенное. Горянские понты – это всего лишь констатация очевидного факта. А насчет смысла вашей работы – тут вы правы.

– Герман, я просто не могу вернуться в офис ни с чем, понимаете! Человек вы или робот?

– Я – человек, Светочка. Разумеется, человек. И ничто человеческое мне не чуждо, поверьте. А поэтому, принимая во внимание, что характер нашей беседы плавно перетекает в неофициальный, предлагаю сейчас сделать паузу и продолжить обещающий так много новых ощущений диалог вечером, за ужином. Согласны? Или я…

– Конечно, согласна! Просто я с самого начала хотела предложить вам побеседовать где-нибудь в неофициальной обстановке, но поняла, что не я владею ситуацией.

– Ну что, тогда ужин?

– С удовольствием!

– «Эль-Дорадо»?

– Как скажете, но мне кажется, что это слишком пафосное место.

– Это правильное место, дорогая. Во сколько? Давайте в восемь вечера?

– Хорошо, Герман. Договорились. Я позвоню насчет столика.

– Спасибо. Мне, согласитесь, будет неловко резервировать столик в одном из самых лучших и дорогих ресторанов Москвы по телефону, будучи окруженному при этом ушами моих доброжелательных коллег, которые немедленно сделают из моего разговора нужные им и не нужные мне выводы.

– До вечера, Герман.

– Можно просто Гера. Так зовут меня все мои друзья. Ведь мы почти друзья?

В «Эль-Дорадо» Герман сразу же взял инициативу в свои руки: он прекрасно знал тамошнего сомелье Артема Кеглина, с которым его связывало многое по работе еще в «Рикарди». Герман сделал ему знак, мило улыбнулся Светлане и, встав из-за стола, сказал: «Я на минуточку, не скучайте». Затем спустился со второго этажа ресторана вниз, к туалетам. Там его ждал Кеглин. Приятели поздоровались:

– Герыч, ты как? Слышал о твоем отжиге в «Рикарди». Да-а… Круто ты их уделал. Красавчик!

– Да не в этом суть, Тёма. А суть в том, что я на новой работе, в закупках, и мне надо дела обстряпывать, сам понимаешь. Телка за моим столом – это мешок с деньгами, который мне надо напоить и трахнуть. Поможешь?

– Конечно, помогу. Я тебе ее упакую и до машины донесу тепленькую, если захочешь.

– Спасибо огромное, старый друг. С меня причитается.

– Да ладно тебе, Гера, какие между друзьями счеты. Все сделаем.

Герман вернулся за их с девушкой столик. Та освоилась с меню, выбрала что-то себе и ждала Германа, но заскучать еще не успела и задумчиво покуривала, глядя на панораму Кремля, видимую сквозь стеклянную мансарду второго этажа «Эль-Дорадо». Герман извинился, спросил Свету насчет ее винных пристрастий.

– Герман, мы сюда вина не возим. Выбирайте сами.

– Тогда предложу вам «Шабли ле Кло», а на аперитив бокал шампанского. Хотите?

– Пожалуй.

Кеглин возник возле их столика со своей фирменной ненавязчивой деликатностью, и вот уже была утоплена в серебряном ведерке, наполненном льдом, бутылка прекрасного «Ruinart», и Света, выпив первый бокал, как-то незаметно для самой себя принялась за второй и пьянела просто на глазах. Шампанское, этот мощнейший афродизиак, делало свое дело. Глаза у девушки заблестели, заметно прибавилось игривости в манерах, взгляды, бросаемые ею на Германа, приобретали все более и более откровенный характер. Кеглин без устали подливал ей в бокал: сперва шампанское, затем «Шабли», а в конце ужина, когда Светлана, кажется, и так была готова лечь на стол и раздвинуть ноги, он плеснул ей «Averna». Этот напиток обладает несколькими божественными свойствами, главное их которых – это помощь в пищеварении, что после обильного застолья особенно актуально. На какое-то время после его употребления даже кажется, что совсем протрезвел, но так только кажется…

Герман за весь ужин не выпил и бутылки вина. Ему необходимо было держать себя в форме и не ударить в грязь лицом. Чрезмерная доза алкоголя для мужчины и нещадное, бесконечное долгое упоение женским телом – вещи несовместимые. Удел импотентов: осушить ведро алкоголя и тщетно пытаться сосредоточиться в попытке затвердиться. Пьяному и полному коротких замыканий мозгу не до сотворения эрекции. Чувствовал себя наш меркантильный плейбой вполне превосходно и, усадив Светлану в такси, сам сел рядом. Попросил шофера отвезти в «Украину» и, обняв Свету за шею, притянул к себе. Не встречая никакого сопротивления, а, напротив, ощущая тепло желания, исходящее от нее, впился в девушку так, словно он был паразитом из страшной киноэпопеи «Чужие». Момент, когда Герман расплачивался с таксистом, регистрировался в отеле и оплачивал номер на сутки, показался каким-то «вжиком». И вот уже он, бросив ее на широченную кровать «люкса» на восьмом этаже и молниеносно стащив с нее всю одежду, раскидывая ее, как сеятель, направо и налево, залез языком в святая святых… Ход верный. Как правило, после такой «милой откровенности» в девушках, которые еще не расстались с некоторой природной, наивной доверчивостью, пробуждается глубокое ответное чувство. Герман это знал давно, да и не было для него в нормальном сексе ничего, что могло бы вызывать в нем отторжение. Их заплыв продолжался несколько часов, почти беспрерывно. Гера чувствовал себя игровым автоматом, который постоянно дергают за ручку и который вынужден каждый раз выдавать «джек пот». Наконец они устали и уснули…

А когда проснулись на следующий день, то на улице только-только начало светать. Стояла вторая половина осени. Свете было плоховато, а Герман чувствовал себя превосходно, как может чувствовать себя нормальный здоровый мужчина после качественного секса. Он встал с кровати, подошел к окну, раздвинул шторы и поглядел на мост, перекинутый через Москву-реку, на широкий проспект с редкими машинами и красные точки светофоров. Москва просыпалась. И было в этом городе что-то неуловимо тревожное, но не чужое, а привычное и от этого не очень-то страшное. «Не страшнее собственной тени, – подумал Герман. – Как отличается этот пейзаж от того, который так хочется видеть каждое утро: берег моря, лесистые горы, белый парус у линии горизонта и идеально подстриженный, словно мех хорошей норковой шубы, газон. Продать за это душу не жалко. Только у меня чувство, что никому она уже и не нужна. Залежалый товар». Он повернулся к Светлане. Та лежала, раскинув ноги, приподнявшись на подушке, забросив руки за голову, и из-под полуопущенных век глядела на Германа.

– Ты замечательный любовник.

Германа разозлил ее тон, ее утренняя ненужная нагота, ее полуприкрытые глаза и ленивый голос. Он бросил:

– Ведь тебя для этого прислали?

– Что ты имеешь в виду?!

– Сама знаешь. Решили меня развести всем своим «Пудингом»?

Света изобразила возмущение, затем обиду, поднялась на локтях, заняла сидячую позу и натянула на себя одеяло.

– Прекрати пороть ерунду. Просто ты мне понравился, вот и все.

– Да ладно, не втирай мне. Мы по разные стороны баррикад. Ты в своем «Пудинге», я сам по себе в своей «Ромашке». Тебе нужно, чтобы я подписал твои документы? Не бывать этому. Дешево купить хотите!

Герман ходил по комнатам «люкса» и подбирал с пола свою одежду, раскиданную вчера в порыве страсти. Он натянул брюки, застегнул рубашку, кое-как затянул на шее галстучную петлю:

– Вот так-то!

– Я думала – ты нормальный мужик, а ты просто дерьмо!

– Нет, Света. Я не дерьмо. Просто у меня есть мечта, понимаешь? И мечта эта – не ты, уж извини. Моя мечта вообще не ассоциируется ни с одним человеком, кроме меня, и только меня самого и касается, потому что это моя мечта. А для ее достижения мне нужны деньги. Вот я и говорю: либо платите мне по трешке за каждую позицию, которую хотите ротировать, и по семь штук за каждую новую позицию из тех трех, что вы собираетесь ввести сверх списка, либо идите к чертовой матери, ясно! Мой телефон у тебя есть. Надумаете – перезвонишь. Всего доброго!

И он вышел в коридор, хлопнув дверью, за которой на широченной кровати полулежала девушка, которая от переполнявшего ее разочарования так и не смогла произнести ни слова.