Диалоги со смертью

Доктора сказали, что ему снова надо ложиться в стационар. Но, как это сейчас стало принято, ничего скрывать от него не стали и честно пообещали жизни не более двух – трех месяцев. Я, конечно, стал его успокаивать, говорить, что он достаточно молод, что все врачи, вне зависимости от квалификации – козлы, и веры им не много, они лучше разбираются в своих таблетках и ампулах, чем в человеке… В общем, говорил все, что обычно может сказать здоровый человек, своему больному собеседнику.

Но он меня, казалось, и не слушал. Он рассказывал о своих ощущениях и, действительно, как старик жаловался на болячки.

Еще жаловался на работодателя (владельцем новой фирмы, где мой приятель директорствовал, был лощенный иностранец), который только узнав о сложной ситуации своего нанятого руководителя, сразу же уволил его, даже не удостоив беседы. Просто уведомил через своих шестерок.

И много еще на что жаловался.

Говорили мы с ним минут сорок. Только в конце мой друг сказал, что звонит он с тем, чтобы, если (причем «если» прозвучало, как «когда») с ним произойдет непоправимое, я помог его жене разобрать архив, и посмотреть, что еще можно использовать. Дело в том, что когда-то в 90-е мы с ним много проектов нагенерили…

Договорились, что я приеду к нему в больницу и мы все обсудим…

На следующее утро он умер. Его жена, а точнее вдова, так меня и не позвала разбирать бумаги, очевидно, посчитав, что все это лишние хлопоты. А я и не настаивал… Понятно, что позвонил он мне тогда совершенно не из-за проектов. Ему, как вдруг выяснилось, в последние часы существования на Земле, и поговорить было не с кем. Вот обо мне и вспомнил.

Но в том случае все было понятно. Само состояние человека подсказывало, что счет земного времени у него закончился. А представим, что я сейчас позвоню кому-нибудь из приятелей и скажу, что завтра могу помереть. Почему? Ко мне смерть заходила, и мы с ней договорились еще на денек.

Боюсь, что утешать меня если буду, то из-за страшного повреждения психики.

Вот даже священнику не решился сказать… Буду честен перед собой: постеснялся. Побоялся, что и он примет меня за человека тяжело неадекватного!

Стесняюсь собственной смерти. Да, безнадёга…

Но правильно в народе говорят: когда дела совсем швах, надо идти к маме…

– Аллё… Привет, ма…

– …Да не забываю, не забываю тебя…

– … А самой позвонить?

– …Ладно, не ворчи… Вот, чтобы ты не ругалась на меня – я сейчас загляну к тебе!

– …Что значит не надо. А кто сейчас говорил, что забывают её???

– …Зачем готовить? Меня кормить не надо…

– …Ма, не надо супчика и котлет. Я утром их не ем. Чай есть?

– …Ну, вот и завари чай, а я печеньица куплю…

– …Хорошо, хорошо, печенье тоже твоё… Только когда будешь заваривать чай, бросай не две чаинки, а хотя бы четыре, ты же знаешь, что я люблю крепкий чай, а не эту обычную твою едва желтенькую…

– …Все, все… Договорились, минут через сорок и не раньше!!!! А потом спрашиваешь, в кого я такой зануда уродился…

У нас с мамой принято иронично общаться друг с другом. Может, потому что с детства как-то не приучен ко всяким сю-сю и тю-тю. Но отношения от этого хуже не становятся. Наоборот.

Итак, у меня, пока она будет что-то готовить – без этого никак, есть минут сорок. Десять – на дорогу. Она совсем недалеко от меня живет, а на маршрутке – так совсем рукой подать.

Тут я понимаю, куда я хочу в оставшиеся полчаса пойти.

Я хочу пойти в детство… А детство сегодня начнется со школы.

Чтоб не терять времени даром, поднимаю руку, и тут же меня подхватила машина. Понятно дело, не такси. На такси в середине нулевых годов такие расценки, что каждый его клиент может почувствовать себя олигархом на время в пути и, особенно, в момент расчета. По мне, проще было бы нанять вертолет за эти деньги, если бы над Москвой разрешали полеты.