На границе тучи ходят хмуро…

– Эгей, браточки! Свои, не пальните там!

– Ну-ка выходь, глянем, каков ты свой! Ага, Панько. Его благородие где?

Последние слова унтер прорычал с подозрением и угрозой, но быстро сменил гнев на милость, увидев своего командира живым и почти невредимым. Едва солдаты, приблизившиеся наконец к размочаленному краю, заглянули в овраг, зазвучали многочисленные ругательства и упоминания Господа, а двоих чересчур впечатлительных вывернуло. На дне вповалку, в два, а кое-где и в три слоя, лежали трупы. Несколько вытянувшихся в последнем усилии тел лежало отдельно, редкой линией показывая, куда убежали самые удачливые. Вот и постреляли.

Когда вернулся отправленный на поиски удобного спуска и подъема солдат, уже появились и остальные офицеры Олькушского отряда – Блинский и Зубалов. Первый сразу же развил бурную деятельность, раздавая направо и налево громкие команды и лихо гарцуя при этом на жеребце. Зубалов вел себя заметно проще и скромней – при виде первого же мертвеца его стало тошнить, и он мужественно боролся с собственным желудком, не обращая больше ни на что внимания. Вот к этой «сладкой» парочке и направился корнет Агренев, слушая по пути доклад своего унтера:

– Пятеро убито, осьмнадцать ранено, из них двое тяжко. Нарушителей убито тридцать один, пятерых раненых нашли. Если только выживут – все тяжелые. Оружие пока подсчитывають, ишшо не все подсобрали. С той стороны порубежников видели, но близко не подошли, издалече смотрят, в трубки зрительные.

Отдав недлинный рапорт, Александр был многословно похвален и отправлен обратно на заставу – писать подробный отчет и, как изящно выразился штаб-ротмистр, «приводить себя в надлежащий такому герою вид».

Видок и в самом деле был не очень: где-то потерялась фуражка, китель был весь в надрывах и бурых пятнах от земли и травы, на бриджах темными пятнами выделялись колени. Да и сам себя чувствовал, можно сказать, соответственно состоянию кителя.

Как позже оказалось, совет был дан очень вовремя – до вечера на заставе не побывал только самый ленивый из высокого начальства. Отрядный писарь замучился переписывать подробный рапорт корнета Агренева, в основном из-за того, что все требовали уточнить тот или иной момент. Кто стрелял первым? Где и как все началось? Где был командир заставы? На последний вопрос Александр твердо отвечал, что он повел на помощь летучий отряд (так было принято именовать аналог группы быстрого реагирования), а штаб-ротмистр поспешал следом с основными силами (после этих слов нервничающий Блинский едва не кинулся обнимать подчиненного). Точку в граде вопросов поставил чиновник департамента, рассеянно-лениво поинтересовавшийся:

– Скажите… э-э… корнет, а нельзя ли было все уладить мирно?

– Можете не отвечать, князь Агренев!

За него ответил самый старший по званию из присутствовавших офицеров. Армейская солидарность против гражданской «штрафирки» мигом сплотила его сослуживцев, неприязнь ко всяким писарям была у них на уровне безусловного рефлекса. Уже выходя из канцелярии, подполковник Росляков задержался:

– Напомните мне, сколько вы уже служите?

– Недавно минул первый год, господин подполковник.

– Хм… Продолжите в том же духе и, я уверен, быть вам в генеральском чине. Вам передали приглашение на бал? Прекрасно, продолжим нашу беседу позже. Всего хорошего, князь.

– Честь имею.

Через день, ознакомившись с окончательным вариантом рапорта о происшедшем бое, корнет был сильно удивлен: в результате всех проверок и уточнений невесть откуда появились еще 15 нападавших. Для круглого счета не хватало, что ли? Недостаток контрабандистских тушек объяснили очень просто – их, сильно израненных, заботливые (и выжившие) товарищи унесли с собою.

«И как только не надорвались, бедолаги? Наверняка традиция приписок в СССР зародилась не на пустом месте, а, так сказать, имеет глубокие исторические корни, хе-хе. Ну да ладно. Сергею Юрьевичу виднее, сколько там было нарушителей госграницы. Небось на очередную медальку бонусы копит».

Глава 13

Несмотря на все опасения, первый бал в жизни Александра неприятностей не доставил. Его представили всем офицерам бригады, порадовали именными (по крайней мере, пока он на службе) столовыми приборами, немного поведали о славном боевом пути 14-й Ченстоховской и отпустили «погулять». Окружающих его офицеров больше занимали присутствовавшие на этой своеобразной «дискотеке» дамы и общение по интересам, а не молодой корнет. Чином пока не вышел – что для дам, что до остальных. Поэтому он, полюбовавшись издали на манерных, кокетливо-томных «красавиц» (вообще-то попадались и действительно милые мордашки), ознакомившись с высшим обществом небольшого города Ченстохова, остался этим знакомством доволен. Неспешный ритм жизни, немудреные интересы. Все разговоры вертелись вокруг двух тем: день рождения какой-то мадам Кики и слухи со сплетнями из Варшавы и Петербурга. Причем день рождения неизвестной ему мадам интересовал всех заметно больше. Самым же главным результатом посещения бала стал невольно подслушанный разговор об энтузиасте-оружейнике. Речь в нем шла о долгах оружейного мастера Греве. Вернее, о том, что тот вечно придумывает всякую ерунду вроде ненужных усовершенствований, вбухивая в это дело половину собственного, и так не сильно большого жалованья. Это вместо того, чтобы просто прилежно делать свою работу. Отдали старую винтовку на запчасти, а он из нее карабин сотворил. Другую, списанную, сам купил и переделал в гладкоствольное охотничье ружье. Теперь вот мается, пытается продать.

– И так во всем, представляете? Прямо боязно что-то стоящее доверить. Отдашь револьвер в пустяшный ремонт, а получишь потом на руки картечницу или митральезу!

«Вот и энтузиаст отыскался. А причиной для знакомства будет… У меня ж револьвер любимый сломался! Один из трех, хех. Трех десятков. Ну а там слово за слово, хвостом по столу – глядишь, и подружимся».

К большому его сожалению, сразу с бала исчезнуть не получилось. Вначале всех громогласно пригласили поиграть в фанты – этакий аналог лотереи, только в качестве приза полагалось что-нибудь спеть или продекламировать (от этого счастья ему удалось отвертеться – попросту фантов на всех не хватило). Затем начались танцы, и уйти стало неудобно, а после того, как объявили белый танец, и вообще невозможно. Увы, маскировка за колонной не помогла: отыскали, пригласили, и пришлось в «темпе вальса» вспоминать, как этот самый вальс танцуют. Утешало лишь одно – партнерша досталась как раз хорошенькая. Гибкая, фигуристая, лет двадцати пяти и с неизменной улыбкой, причем не вымученной, а искренней.

– Корнет, не будьте букой, улыбнитесь. Вот так гораздо лучше. Я не расслышала ваше имя.

– Прошу простить, мадемуазель, моя вина. Корнет князь Агренев, Александр Яковлевич, очарован вами.

– Софья Михайловна, баронесса фон Виттельсбах. Как вам наша сонная провинция?

Разговор-флирт со статной красавицей оказался на удивление занимательным, но продолжался, увы и слава богу, недолго. Увы – потому что его собеседница оказалась довольно остроумной дамой, а слава богу – потому что он едва не засыпался, допуская одну за другой мелкие ошибки.

Воспользовавшись объявленным перерывом, он предусмотрительно испарился – уж больно многообещающе на него поглядывала баронесса.

«Только репутации пошляка или невоспитанного хама мне не хватало».

Чтобы найти господина Греве, пришлось изрядно походить по не такому уж и большому, зато изрядно пыльному городу. Мастер не разочаровал. Поначалу он без особого интереса спросил, с чем пожаловал очередной посетитель, повертел в руках «раст-гассер» и пригласил зайти за ним через денек, но чем дальше, тем больше оживал, слушая интересный заказ. Идея насадки на ствол револьвера, способной сильно приглушать хлопок выстрела и полностью убирать огонь вспышки, вскоре захватила его с головой. Подробно обсудив желаемое, даже набросав примерную схему-эскиз глушителя с обтюраторами и место посадки под него у револьвера и винтовки, князь оставил оружейника в глубокой задумчивости. Тот уже не воспринимал окружающий мир, целиком уйдя в расчеты и прикидки, рисуя в воображении готовое изделие, и, похоже, даже не заметил, что остался один.

«Скорее всего, и спать не ляжет, пока не сделает», – мелькнула мысль, когда корнет уже уходил из маленькой конторки мастера.

Разговор с ротным фельдфебелем только утвердил его в этом.

– Так ведь это все знают: любит он с железками своими повозиться, вечно что-то придумать старается. Даже, грят, нагоняй получил от его высокоблагородия господина полковника, чтобы просто работу делал и вовремя, безо всяких там мудреностей бесполезных, вот!

Получалось так, что в первом приближении мастер-оружейник ему подходил. Дело свое знает хорошо, раз с модернизацией устаревшей берданки возится, немного зажат, но это даже в плюс – болтать меньше будет. И на нестандартный заказ отреагировал нужным образом, заинтересовался – в отличие от двух других оружейников, те только в затылках чесать горазды были. Опять повидаться с Валентином Ивановичем удалось только через неделю. Зато какая вышла встреча! Оружейник светился такой радостью, что корнету стало даже как-то неловко оттого, как мало этому человеку нужно для счастья. Сам глушак получился так себе, на троечку: тяжелый толстостенный цилиндр из латуни, отполированный до зеркального блеска и с обтюраторами едва ли не из чугуна, но главное – начало было положено! На этот раз в руки оружейника попал «манлихер-каркано», и обсуждение предстоящего тюнинга затянулось до вечера: с рисованием эскизов, изготовлением проволочных макетов, даже из глины чуток пришлось полепить, пока мастер уяснил все тонкости переделки приклада. Теперь уже Александр нетерпеливо отсчитывал дни, стараясь лишний раз не ездить в город. Прошла долгая неделя, другая, и…

– Надо сказать, задали вы мне задачку, Александр Яковлевич! Посмотрим, понравится ли вам результат. Вуаля!

Слетевшая со стола тряпица открыла готовый заказ, а мастер победно приосанился – ему было чем гордиться. Новый, «анатомический» приклад с упругим тыльником, переделанная рукоять затвора, удобная ложа с выемками под пальцы, съемное крепление впереди – под сошки, планка под будущий оптический прицел. Готовая снайперская винтовка поля боя получилась.

– Отменно, Валентин Иванович, у меня и слов нет. Просто шедевр!

Неизбалованный такими хвалебными речами Греве краснел как девица, но прерывать не спешил. Вместо этого неразборчиво начал уверять, что ему было совсем нетрудно и что он всегда готов, тем более для такого понимающего господина, как князь Агренев… После таких слов предложение о дальнейшем сотрудничестве упало на плодородную почву, и если ужать и перевести счастливое бормотание оружейника, то получалось нечто вроде «я на все согласная, князь!». Несмотря на робкие возражения, но, к вящей, плохо скрываемой радости мастера, на месте бережно упакованной стальной красавицы остались двести рублей гонорара. Напоследок и вместо прощания Александр пообещал привезти в следующий раз – этак через недельку – эскизы новейшего, никем пока не виданного самозарядного пистолета.

– Мне хотелось бы услышать ваше мнение по поводу… реальности воплощения в металле моих идей.

– Князь! Если эти эскизы хотя бы вполовину похожи на те, что вы давали мне до сего дня… Признаться, вы меня заинтриговали преизрядно!

– Терпение, Валентин Иванович, терпение. Еще раз благодарю за крайне удачную модернизацию моей винтовки. До скорой встречи.

Как он и думал, у Греве хватило терпения ровно на два дня, после чего мастер заявился на заставу сам. Проведя с ним короткую беседу о перспективах развития оружейного дела (тот слушал с недоумением) и о ведущихся сейчас перспективных разработках (тут уже появился интерес и удивление от такой осведомленности), под конец Александр коротко описал ожидаемые тактико-технические характеристики якобы придуманного им недавно оружия. Протянутые бумаги были выхвачены из руки и изучены с пристрастием. Полчаса князь ждал, пока Греве насмотрится – не дождался, в такую глубокую нирвану ушел мастер. Пришлось отпаивать его чаем, перед этим почти силком отобрав бумаги и кинув их на стол сбоку от себя. Как показало время, это было ошибкой – пришлось убирать их вовсе, не то Греве рисковал обжечься чаем, попутно зарабатывая косоглазие. Придя в себя, оружейник выдал такое количество вопросов, что теряться стал уже сам хозяин: какая сталь, для чего то, почему так, зачем здесь вот эта деталь… В конце концов измучились оба: один – пытаясь быстро понять и освоить новое для себя, а другой – объяснять те вещи и понятия, которые сам считал (и зря!) простыми. Когда вопросы закончились (временно, надо думать), потекла простая беседа:

– Валентин Иванович, как впечатления?

– Я в восторге, Александр Яковлевич! Такая четкость эскизов, проработка деталей. Право, я не смогу спокойно спать, пока не исполню все в металле. Какова идея, а? Ведь если удастся… Нет, не так. Когда мы это сделаем, то это будет… нечто. А как вы хотите назвать его?

– Ну, говорят, какое имя, такая и судьба? Пускай тогда «орлом» станет!

Греве от переполнявших его чувств замолчал, не в силах выразить свои эмоции словами.

– Я вас прекрасно понимаю, поверьте. Но все же позволю себе заметить, что не все так просто.

На вопросительно-удивленный взгляд оружейника Александр начал неспешно перечислять предстоящие невзгоды: сложность изготовления и подбора материалов, необходимость разработки и изготовления патронов конкретно для нового оружия, отработка конструкции, испытания, устранение неизбежных недостатков. Зря старался – не убедил. А вот честолюбие оружейника подогрел изрядно.

Корнет и оружейный мастер заключили соглашение: на основании эскизов и немногочисленных (увы, и еще раз – увы!) точных деталировок Греве изготавливает два опытных образца «орла», а князь Агренев финансирует все связанные с этим работы. Разумеется, в случае успеха все права на самозарядный пистолет «орел» будут принадлежать заказчику, зато Валентин Иванович станет состоятельным господином. Попутно мастер должен был порекомендовать того, кто поможет решить проблему с патронами, точнее, с их массовым (относительно, конечно) производством. Отпустив находящегося почти в экстазе оружейника, Александр едва смог подавить усмешку – так трепетно Валентин Иванович прижимал к груди свернутые в трубочку чертежи и при этом незаметно (как ему казалось) поглаживал карман, в котором находились пятьсот рублей аванса «на великие дела».

«Этот сделает. В лепешку расшибется, но сделает. Даже непонятно, что его больше радует: возможность заниматься любимым делом без помех или избавление от мелких, но многочисленных долгов? Неважно, главное, чтобы результат был».

Глава 14