Сокровища

Бородин со Славкой безмолвно последовали за ним. Бородин – потому что от каждого произнесённого слова у него в голове срабатывала кувалда, от которой чуть ли не искры сыпались из глаз, а Славка – по привычке. Он всегда выполнял то, что затевал Лёшка.

В пивном баре, оказавшемся обыкновенной пивнушкой, народу в середине дня было немного. Таких, как они, страждущих там почти и не было. В одном углу сидело несколько чисто одетых человек, о чём-то мирно беседующих, а в другом – тройка хануриков, которые пиво бодяжили водкой, делая вид, что этого никто не видит.

Дородная круглолицая продавщица, окинув их опытным взглядом, только спросила:

– Сколько?

– По три, – важно заказал ей Лёшка. – Да три селёдки вон с теми солёными крендельками.

Налив кружки, барменша ещё раз взглянула на Лёшку и назвала цену. Этой тётеньке ничего не надо было объяснять лишнего. Взгляд у неё был почище рентгена, она моментально просвечивала каждого клиента до мозга костей и безошибочно определяла, кто есть кто и что от этого очередного посетителя можно было ожидать.

Под её взглядом Лёшка не оробел и небрежно бросил на прилавок трёшку, а Бородин накинул сверху ещё одну. Продавщица небрежным жестом смахнула деньги и так же небрежно кинула на поверхность мраморной стойки сдачу.

Потом, махнув по стойке каким-то замызганным полотенцем, важно процедила:

– И чтобы тут не курили и не шумели, а то и без вас голова кругом идёт, – а потом, глянув в угол, где ханурики заканчивали производство ерша, зычно выкрикнула: – А вас там, в углу, это тоже касается.

Интеллигентные мужики от такого окрика даже стали ростом ниже и чуть ли не засунули свои носы в кружки, а со стороны хануриков только раздалось развязное:

– Не переживай, мамаша, всё будет тип-топ.

– Ты посмотри на него, этого недоделка, в сыночки он мне намылился… Я вот сейчас звякну участковому, тогда уже и посмотрим, кто у кого сыночек, а кто мамаша. Живо на «луноходе» отправитесь отдыхать.

В ответ в углу воцарилась тишина, и работающий вытяжной вентилятор вскоре вытянул остатки папиросного дыма.

Бородин с Лёшкой и Славкой устроились за одним из свободных столиков и жадно припали к живительной влаге.

Первая кружка была опрокинута одним махом. Бородин посмотрел на Лёшку, который повторил точно такой же маневр и сидел напротив, отдуваясь от выходящих газов.

Взяв вилку, Бородин нанизал один из кусочков селёдки и попробовал его.

Селёдкой это месиво можно было назвать только отдалённо. Это были какие-то залитые маслом кусочки бывшей рыбы ржавого цвета с рыбным запахом, отдалённо напоминающим запах селёдки, с прилепленными тоненькими пластинками лука.

Но сейчас, в таком состоянии нестояния, и такая закуска казалась сёмгой, которую можно было надеть на кончик вилки и протолкнуть в себя.

Отведав прелестей предложенных яств и немного освоив выпитое, Лёшка первым начал разговор.

– Как они достали меня, все эти тётки, – раздражённо начал он. – Ни вздохни, ни выдохни без их ведома. Всё должны знать, везде должны влезть, – горестно сетовал он, прихлёбывая пиво, с которого уже опала первоначальная шапка.

Пиво было каким-то кислым, тёплым и, скорее всего, несвежим. Но что было делать? Другого, извините, рядом не было. Приходилось давиться этим. Поэтому Бородин сидел и, слушая Лёшку и его возмущения, потихоньку прихлёбывал из кружки.

Потом ему надоело слушать Лёшкины стенания, и он, чтобы прервать братана, вспомнил:

– Помнишь, ты что-то говорил про картошку и что её надо где-то вскапывать?

– Точно! – оживился Лёшка. – Как же это я мог забыть? Картошку надо у бабы Маши на даче посадить. Юрка уже взял отпуск и на прошлой неделе с Иркой туда умотал, – от этих слов у него даже глаза радостно заблестели. – Вот куда надо свалить. Там-то уж никто со своими нравоучениями меня не достанет. А когда посадим, то эта Люда уже свалит в свой Курск!

– Какой Юра? – не понял его Бородин. – Который вчера, что ли, был? Братан твой, что ли?

– Да, братан, но только из какой-то нашей дальней родни. Он у нас токарем на заводе работает. Отличный мужик! – Лёшка с удовольствием покрутил головой. – Он, наверное, чуть постарше тебя будет, но силищи в нём – немерено. Под два метра махина. Ручищи – во! – Лёшка даже показал жестами, какие у этого Юры руки и бицепсы. – Так что ты, братан, не сильно-то ему ладошки подавай. Раздавит и не заметит.

Он ещё долго рассказывал о даче, о Юре и Ире, поэтому заинтригованный таким рассказом Бородин был готов ехать на эту дачу хоть сейчас, несмотря на то что до неё было больше сотни километров.

– А что? – с восторгом поддержал он Лёшку. – Поехали. Только когда?

– Да я бы хоть сейчас уехал, но только вот маманю надо успокоить и обработать, а то она что-то очень сильно переживает за всё, что со мной случается.

– Так она же мать, – согласился с Лёшкой Бородин. – Им, матерям, и положено за нас, вахлаков, всю жизнь переживать.

От этих слов Лёшка рассмеялся и со всего размаха, не рассчитав силы, припечатал Бородина к стулу ударом ладони по плечу.

– Точно говоришь, братан, – одобрительно рыкнул Лёшка. – Вот сегодня к ней подкачу, и завтра как проснёмся, то и поедем, – и он принялся высасывать остатки пива.

Во время их разговора Славка не издал ни единого звука. Он молча сидел и потягивал пиво и только оживился, когда Бородин напомнил ему про футбол. Бородин знал, что Славка ярый болельщик и фанат «Зенита», поэтому он с подковыркой задал вопрос Славке:

– Как там «Зенит», Слава? Ещё не вылетел из высшей лиги?

– Ты чё? – не на шутку возмутился Славка. – Да у «Зенита» знаешь какой потенциал! – И он принялся восхвалять любимую команду с перечислением достоинств каждого игрока.

По его виду можно было понять, что такой вопрос до мозга костей обидел его и он за свой «Зенит» и нанесённое ему оскорбление готов любому глотку порвать.

Бородину от такой реакции Славки стало и смешно, и вместе с тем страшновато, но, не подав вида, он вновь поддел Славку:

– А чего это он на прошлой неделе продул дома «Спартаку»?

Тут в Славку вселился какой-то бес, и он с жаром стал оправдывать поражение любимой команды, сразу найдя и виновных, и ответственных за поражение.

Лёшка тоже встрял в это восхваление «Зенита», которое могло бы продолжаться до бесконечности, но тогда бы ещё пришлось брать не по одной кружке пива. Но Бородину не хотелось повторения вчерашнего банкета, поэтому, чтобы прервать мечты разбушевавшихся болельщиков, что надо было мяч отдать туда, а не тому, он напомнил Лёшке:

– Пойдём, маманю успокоишь, а то она уж больно горестно смотрелась, когда мы уходили, да собраться на завтра надо.

– Точно говоришь, Вован, – тут же согласился Лёшка. – Надо завязывать с этим делом, – он кивнул на стол с пустыми кружками, – да домой идти, а то мы чего-то тут расхлестались.

– А может, ещё по одной возьмём? – неожиданно осмелел Славик. – На посошок дерябнем да пойдём.

– Если хочешь, бери, – пожал плечами Бородин, – мне оно не надо. Хватит на сегодня. И так погулеванили на славу.

– Точно, – поддержал Бородина Лёшка. – На сегодня хватит. Мне ещё перед маманей извиниться надо да с Танькой по-семейному пообщаться, – он похотливо хохотнул.

Славке ничего не оставалось делать, как согласиться с большинством, и они, поблагодарив продавщицу, вышли из пивнушки, услышав вслед:

– Бывайте здоровы, болельщики.

Перед тем как пойти домой, они зашли в гастроном и купили свежий вафельный тортик, а зайдя в квартиру, Лёшка первым делом кинулся к матери, которая, грустная, сидела перед телевизором. Что уж они там говорили, Бородин не слышал, но по тону разговора было понятно, что Лёшка, несмотря на все нападки и возмущения тёти Люды и матери, просил у них прощения. Вскоре оно было получено, и он, довольный, вышел на кухню, где с тортиком его дожидался Бородин.

– Ну как? – с надеждой поинтересовался Бородин.

Довольный Лёшка только хитро прищурился, показал ему правой рукой знак «о’кей» и, подмигнув Бородину, прошептал: