– Конечно же, стоит, – со значительным видом кивнул Лемешев. – Тем более что на пистолете, который нашли в сумочке у Кирьяновой, специалисты не обнаружили вообще никаких отпечатков пальцев.
– Вот даже как! Быстро сработали ваши эксперты, – не удержался от похвалы Лев Иванович.
Гуров и Крячко переглянулись, и Станислав спросил Лемешева:
– И когда вы об этом узнали?
– Буквально перед тем, как мы с Марьяной Степановной пришли к вам. В коридоре у меня зазвонил телефон, и Илья Ильич сообщил, что Кирьянову отпускают, вернее, помещают под наблюдение. Ну то есть она будет пока находиться в отеле. А когда я спросил, почему было принято такое решение, он и сказал, что пальчиков на пистолете обнаружено не было. Да и на руках у нее следов пороха и других явных признаков, что она стреляла в мужа, тоже не было обнаружено, – ответил Андрей.
– Что ж, отсутствие следов на пистолете и руках не значит, что она не виновна, – согласился Лев Иванович. – Вполне возможно, что она все следы успела устранить, что довольно легко делается. Например, стреляла в перчатках, от которых потом избавилась. Или кого-то наняла, а себе создала алиби.
– Алиби? – насторожился Андрей.
Гуров совсем забыл, что местные оперативники не в курсе, что Кирьяновой в номере на момент убийства не было, и чуть не проговорился.
– Я имел в виду, – быстро поправился Лев Иванович, – что в момент убийства она была в ванной и ничего не слышала.
– Это очень странное и неубедительное алиби, – нахмурился Лемешев, – если учитывать, что слышимость в номерах весьма существенная. Соседи из коридора слышали скандал супругов накануне вечером, – напомнил он Крячко и Гурову, которые после его слов снова переглянулись.
Правда, их переглядывания Лемешев не понял, но не станет ведь Лев Иванович ему объяснять, что переглянулись они с Крячко несколько по другому поводу, а не из-за того, что забыли о плохой звукоизоляции в отеле.
– Ну, хорошо. Кстати, Андрей, вы не знаете, камеры видеонаблюдения уже были просмотрены?
– Пока что нет, – неуверенно ответил Лемешев и, почесав у себя за ухом, добавил: – Во всяком случае, Илья Ильич ничего не говорил мне по этому поводу.
– Ну не говорил и не говорил…Так что же мы все-таки решили?
Лев Иванович решил свернуть эту не очень удобную тему с алиби Ольги Кирьяновой, опасаясь, что Андрей начнет подозревать их в укрывательстве неких фактов, что и на самом деле имело место. Не то чтобы Гуров хотел скрыть от официального расследования, что Ольги на момент убийства не было в номере, просто он и сам в некотором роде сомневался в том, что она в тот момент находилась на крыше. Доказательств в пользу этого, как и доказательств обратного, у него не было. А раз так, то к чему вообще заводить об этом речь?
– Я так понял, что ты поручил Андрею побеседовать со Слепаковым и выяснить, где тот находился сегодня утром в промежуток между половиной пятого и двадцатью минутами шестого, – подсказал Станислав.
– Да, именно так. – Лев Иванович посмотрел на Лемешева.
Тот просиял и с готовностью ответил:
– Будет сделано.
– Вот и отлично, тогда прямо сейчас и приступайте.
Лев Иванович с улыбкой похлопал Андрея по плечу. Оперативник, развернувшись, быстро вышел из номера.
– Пока они, я имею в виду местных, занимаются версией со Слепаковым, мы с тобой пойдем и побеседуем с соседями Кирьяновых по поводу его отношений с женой, – предложил Лев Иванович Станиславу, и тот согласился.
Как-то так повелось, что во всех их совместных расследованиях первую скрипку всегда играл Лев Иванович. И не потому, что он был умнее или деятельней Станислава, деятельность и активность как раз были больше присущи Крячко, а скорее потому, что у Гурова была больше развита чувствительность. Он имел необыкновенную интуицию, или, как принято говорить у сыщиков, – нюх, который помогал ему практически сразу угадывать в каком направлении им следует вести расследование. И всякий раз это направление оказывалось правильным.
Вот и на этот раз Лев Иванович откуда-то знал, интуитивно чувствовал, что искать убийцу нужно не среди писателей, а где-то в более близком к Кирьянову окружении. А для этого ему нужно было узнать, каковы были отношения в семье, были ли в семействе у Кирьяновых какие-то тайны. А может, просто это далекое прошлое догнало Евгения Петровича и отомстило ему за ошибки молодости? По своему огромному опыту работы Гуров знал, что и такое может быть. Все могло быть…
«Как там сказала Марьяна Степановна? На Руси могли убить и за меньшее, – вспомнил он слова Скориковой. – За меньшее убивали не только на Руси. Человеку вообще присуще не ценить чужую жизнь, – думал он. – Впрочем, как и свою тоже».
Глава 9
Для опроса писателей Гуров и Крячко решили разделиться. Станислав направился в трехсотый номер, а Лев Иванович должен был переговорить с троицей из триста первого. Когда он подошел к двери, то услышал из номера звуки классической музыки. Он немного постоял, послушал, наслаждаясь, и предположил, что звучало одно из произведений Баха. Хотя Гуров и не был большим меломаном, но все-таки немного разбирался в классических произведениях и мог отличить орган от других музыкальных инструментов.
Он постучал, как и просил его толстячок Голубев – погромче. Музыку тотчас же, словно только и ждали этого сигнала, сделали тише, а потом, как показалось Гурову, и вовсе выключили. Еще через секунду дверь открылась.
– Входите, уважаемый сосед! – улыбался радушной улыбкой Голубев.
Он впустил Гурова и, что не ускользнуло от глаз полковника, выглянул в коридор, быстро осмотрелся по сторонам и только потом затворил за собой дверь.
Трехсотый номер в отеле был на троих и состоял всего из одной, но довольно просторной, комнаты. За низеньким столиком сидел сосед Голубева – Калистратов. Перед ним стояла доска с партией в нарды, а справа лежал планшет, из которого чуть слышно лилась приглушенная музыка.
– Никогда не пробовал играть в нарды, – улыбнулся Лев Иванович.
– О, это весьма занимательная, интеллектуальная игра, – заулыбался в ответ Калистратов. – Ничуть не уступает шахматам. Просто удивительно, что она столь малопопулярна в России. Хотя чемпионаты страны и мира по ней проводятся ежегодно, они не так привлекают внимание прессы, как турниры по шахматам. А жаль, жаль…
– Садитесь, – Голубев рукой указал на кресло напротив Калистратова, в котором недавно сидел он сам.
– А как же вы? – огляделся Лев Иванович в поисках стула.
– А я тут, на кровати, присяду.
Голубев сел на ближайшую кровать и, сложив ладони лодочкой, посмотрел на Гурова, ожидая вопросов.
– Как я понял из ваших показаний, которые вы давали утром местным оперативникам, вчера вечером вы все были свидетелями скандала супругов Кирьяновых, – не заставил себя ждать Лев Иванович.
– Ну-у, я бы не сказал, что это был скандал, – протянул Калистратов и вопросительно посмотрел на Голубева.
Тот, соглашаясь со словами коллеги, кивнул и добавил:
– Да, скорее это была ссора. Знаете, когда один из оппонентов настаивает на чем-то, а другой не соглашается с ним. И в какой-то момент это несогласие перерастает в раздражительность и эмоциональность…
«Неужели все писатели такие многословные и выражаются в обыденной жизни так витиевато? Этак я буду допрашивать их целый день, чтобы узнать хоть что-то путное», – с тоской подумал Лев Иванович, но виду не подал.
– А суть спора вы уловили? О чем был разговор?
– Это был не совсем спор… – начал было Калистратов, но Голубев его перебил.
– Это был не спор, – поддакнул он. – Мы, правда, не очень вслушивались, торопились, понимаете ли, чтобы не опоздать к началу сеанса. Мы еще вчера взяли билеты на премьеру…
– Хорошо, не спор, – теперь уже пришлось перебить Гурову. – Но суть разговора вы поняли?
Конечно же, Лев Иванович понимал, что это не очень вежливо – перебивать человека, но и слушать подробный рассказ, на какой фильм собирались свидетели и почему именно на него, ему не хотелось. Вот будь они подозреваемыми, и требовалось бы уточнить их алиби, тогда другое дело – можно и выслушать.
– Ольга Михайловна настаивала, чтобы Евгений Петрович не отдавал первое место Вере Николаевне Дробышевой, а выбрал бы в этом году кого-нибудь другого, – ответил Калистратов, быстро взглянув на Голубева. Но тот на этот раз промолчал и только кивнул.
– Ага, значит, разговор был на тему премирования за рассказ. Правильно?
– Да, – коротко ответил Голубев, а Калистратов, словно поменявшись с соседом по номеру ролями, просто кивнул.