Оценить:
 Рейтинг: 0

Патриарх Тушинского вора

Год написания книги
2013
Теги
<< 1 ... 3 4 5 6 7 8 >>
На страницу:
7 из 8
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

«Сам Константин Острожский, спрошенный об этом королем Сигизмундом, отрицал свои отношения с Гришкой и даже отвечал, что совершенно не знает, о ком идет речь» [57] (с. 362).

Тем легко объясняется его явный умысел, потому как:

«Однако, в Загоровском монастыре Волынской епархии, сохранилась книга “Василий Великий” со следующей весьма любопытной надписью: “Лета от сотворения мiру 7110 (1602) месяца августа в 14 день, сию книгу Великого Василия дал нам Григорию з братию с Варлаамом, да Мисаилом Константин Константинович, нареченный во святом крещении Василей Божиею милостию пресветлое Княже Острожское, воевода Киевский”. Под словом “Григорию” внизу подписано тою же рукою, но несколько другими чернилами: “Царевичу Московскому”; вероятно, эти слова прибавлены позже, причем, так как почерк подписи несходен с известным почерком Лжедмитрия, то следует признать, что она сделана кем-нибудь из его двух спутников. Во всяком случае, эта подпись служит свидетельством, что Григорий Отрепьев с Варлаамом и Мисаилом были летом 1602 года у князя Константина Константиновича Острожского и получили от него в дар книгу, причем именно этот Григорий Отрепьев стал считаться впоследствии царевичем Димитрием.

Сын князя Константина, Януш, отпавший в Латинство… 3 марта 1604 года совершенно определенно писал королю Сигизмунду: “Я знаю Димитрия уже несколько лет; он жил довольно долго в монастыре отца моего, в Дермане; потом он ушел оттуда и пристал к анабаптистам (секта перекрещенцев); с тех пор я его потерял из виду”. Еще определеннее были слухи о названном Димитрии в Кракове, где их собирал папский нунций (посланник) Рангони; по этим слухам, как рассказывает современный нам писатель иезуит, особо облюбовавший Русскую историю, о. Пирлинг, “Димитрий… из Острога отправился в Гощу”.

В Гоще, небольшом городе на Волыни, жили два знатных пана Гойских, отец и сын; они были ревностными последователями секты Ария и основали для распространения своего лжеучения две школы; в этих школах Григорий успел, по-видимому, нахвататься кое-каких верхов Западно-Европейского образования…

Проведя зиму в Гоще, Отрепьев весною после Светлого Воскресенья пропал без вести; по некоторым данным, он отправился в это время к Запорожским казакам…» [57] (с. 362–363).

То есть круг заговорщиков замкнулся: предатели всех мастей (сектанты всех мастей), «первопечатник» Федоров – изобретатель новой версии Библии, купленный все теми же мрачными закулисными личностями, и даже Лжедмитрий, – все сомкнулись вокруг некоего князя Острожского: то ли Николая, а то ли Василия. На что похожи все его удивительные связи?

Да это же сети паука. Его слишком терпимая вера ко всем врагам Православия: анабаптистам, жидам, арианам, католикам, униатам и православным типа предателя Курбского, напоминает лишь одну организацию – масонство. И именно в этой каше следует искать корни нашего сегодняшнего столь странного запамятования своей старины глубокой.

В ней же следует выуживать информацию и посерьезней. Например, Острожская Библия Ивана Федорова – плод усилий масонов на пути уничтожения нашей памяти.

Все вышеперечисленные отступники не просто являлись врагами Государства, но врагами Русской Веры. Они очень основательно подработали наши богослужебные книги под свою версию, что в дальнейшем и породило раскол. А:

«…когда патриарх Никон сам нашел ошибки в переводах с греческого языка, он признал необходимость исправления церковных книг» [244] (с. 57).

Однако ж эпоха этих исправлений, правящим режимом навешанная исключительно на одного на Никона, началась еще с самого прихода к власти первого из Романовых – Михаила:

«Когда после Смуты был восстановлен Печатный двор, то прежде всего решили исправлять книги» [178] (с. 304–305).

«Для этой цели были приглашены из Киева ученые монахи…» [244] (с. 57).

А приглашены были «ученые монахи» из того самого Киева, где сам архимандрит Елисей Плетенецкий объявил Варлааму, вскрывшему замысел Гришки расстричься, что:

«…в Литве Земля вольная, в коей кто вере хочет, тот и пребывает…» [57] (с. 361).

И какую такую науку в такого рода землях можно было от кого перенимать? И чем такое попугайничанье у Литвы, находящейся под колпаком Римского папы, могло кончиться?

Тем и кончилось: расколом – не желал русский человек плясать под дудку погрязших в сатанизме посланцев чуждых нам культур. И хоть правящее в тот момент священство и настаивало на преклонении перед выученной в качестве шпионов Запада привезенной к нам с большой помпой ученой заграницей, русский человек совершенно определенно своих позиций в отеческом богослужении сдавать не желал:

«В Москве, однако, относились к киевским ученым монахам с недоверием, считая, что они находятся под влиянием “латинства”. При таком умонастроении не удивительно, что явились противники исправления книг» [244] (с. 57).

Но противниками исправления являлись не только те, кто не доверял «учителям», побывавшим под влиянием католиков. Грекам также не было от нас никакого доверия:

«…в старину, когда к московитам приезжал архиерей или патриарх из греческих земель, они не допускали его к служению в своих церквах, полагая, что он осквернился от турок; а также, когда приезжали греческие купцы, их совсем не пускали в церкви, дабы они не осквернили их, будучи сами оскверненными. Ежели кто из них оставался во имя царя, женился и делался драгоманом [переводчиком – А.М.], то священники ставили его, в течение 40 дней, вне церкви, в положении оглашенного, затем его помазывали миром и по прочтении молитв вводили в церковь, полагая, что он очистился» [371] (гл. 5, с. 19).

А потому противники внедрения чужебесия заявляли:

«…не русским надо учиться у греков, а грекам у русских…» [244] (с. 57).

Однако ж у власти в нашем государстве находились в ту пору его враги.

В самый же завершительный период этой глобальной перекройки наших святоотеческих книг резидентом масонства в Москве был Симеон Полоцкий. Кем он является на самом деле, и даже как выглядит его настоящее имя, удалось обнаружить лишь после его смерти в записях, сделанных его собственной рукой:

«“Эта книга есть надежное вместилище знаний Симеона Петровского-Ситниановича, полоцкого иеромонаха Ордена святого Василия Великого”. Дата – август 1670 года…» [112] (с. 101).

Но ведь именно книга «Василия Великого» была преподнесена Константином-Василием Острожским Гришке Отрепьеву! Это не может быть просто совпадением. Больше походит на то, что резидентом ордена «Василия Великого» являлся Константин Острожский, периодически почему-то именовавший себя “Василием”. А в данной книге, посторонним ни о чем не говорящей, судя по всему, был записан масонский устав данного ордена. Потому он и оказался сначала у Самозванца, а затем, чуть ли ни столетие спустя, у тайного агента этого ордена Петровского-Ситниановича.

И если под воздействием масонов и раздаваемых ими направо и налево крупных сумм финансовых средств врагам Православия все же удалось начать исправление книг, чем внести вирус постепенного отчуждения русского человека от своего исконного вероисповедания, то раскольники ударились в другую крайность. Они уверовали во все внесенные с приходом к власти Романовых «исправления», начатые Михаилом еще в 1616 г. на Печатном дворе.

И вот теперь, после многолетних целенаправленных уничтожений наших древних книг, заказчикам данного мероприятия удалось не только внедрить в наше пользование распечатанный Федоровым Острожский вариант, но уже и его подработать под догмы иноверия. Подобная же агрессия просматривается и на все иные богослужебные книги, которые теперь выверяют по переводам с туземного наречия Древнего Ханаана. То есть с наречия чернокожего туземного населения, обращенного израильтянами в рабов! (см.:[202]).

Теперь о родоначальнике династии Романовых – Патриархе Филарете:

«Это единственный в истории России Патриарх, которого провозглашали (не избирали!) дважды: в 1608 и 1619 гг. Это единственный Патриарх, у которого были дети, что сегодня немыслимо по церковному уставу. Этот человек сумел не только организовать избрание своего несовершеннолетнего сына Михаила “царем Всея Руси” он и сам был избран великим государем, оставаясь Патриархом, и правил Россией до своей смерти в 1633 г.» [40] (с. 85).

Вот еще справка о нем:

«…пострижен Борисом Годуновым в монахи под именем Филарет. В 1605 г. Лжедмитрий I возвел его в сан Ростовского митрополита. В 1608 г. Филарет попал в Тушинский лагерь и был объявлен Лжедмитрием II Всероссийским Патриархом. В 1610 г. он поддержал кандидатуру Владислава на царский престол и возглавил посольство под Смоленск» [311] (прим. 44 к с. 63).

То есть первым Самозванцем он был из монахов произведен в митрополиты, а вторым – так и вообще – в Патриархи. Он же, несмотря на проклятие Патриархом в тот момент настоящим, Гермогеном, как всех Тушинцев, паствы Филарета, так и всех пытающихся усадить на Русский трон поляка, возглавляет посольство злейшему врагу России – Сигизмунду. То есть является главным изменником в нашем государстве той поры.

Как мы такой странный факт своей собственной истории проморгали? Как умудрились всецело довериться версии на произошедшие тогда события злейших врагов русского человека и его Веры, захвативших в нашей стране в 1613 г. власть?

Так кто же он такой – Филарет Романов?

Начнем с пересказа немца Бера повествования о врагах царя Бориса. Первым из них называется Богдан Бельский, считающийся замешанным в убийстве Иоанна Грозного. Однако тут же сообщается о милосердии, которое проявил в уличенном в злоумышлении против царской персоны боярине Борис Годунов:

«Вместо смертной казни, царь даровал преступнику жизнь, но велел отписать все его имение и всю дворню его отпустил на волю…» [170] (с. 384).

Однако, при этом, со слов того же немца, приказал ободрать ему главное мужское достоинство – бороду:

«…после чего сослать его в Сибирь, где, вероятно, пропала у него охота выдавать себя за царя» [170] (с. 385).

Среди Романовых:

«Более всех братьев выказывался дарованиями и умом Федор Никитич» [130] (с. 378).

В чем же состояли особенности проблесков этого самого ума?

«…не было в Москве лучше и щеголеватее мужчины. Современник-голландец говорит, что если портной, сделавши кому-нибудь платье и примерив, хотел похвалить, то говорил своему заказчику: теперь ты совершенный Федор Никитич» [130] (с. 378).

О чем такое говорит?

Ну, совсем не о проблесках некого такого ума. Но лишь о каком-то слишком по тем временам астрономическом его финансовом обезпечении, которое позволяло ему слыть франтом из франтов – законодателем всех по тем временам случающихся мод.

И вот как странно переплетается как его баснословное состояние, так и взаимные симпатии с опальным Бельским:

«Еще в 1602 г., находясь в заточении в Сийском монастыре, старец Филарет Романов, бывший боярин Федор Никитич, в разговоре говорил, между прочим, о Бельском следующее: “Про бояр, окружавших тогда Годунова, про всех говорил… нет у них разумного; один у них разумен Богдан Бельский…”» [170] (с. 386).

И натащил в свои закрома этот с точки зрения Филарета «разумный Богдан» за свою короткую службу столько всего, что затем Забелин перечисляет на нескольких листах. И только того, что из его весьма слишком немалого «гардеробчика» употреблялось по особым случаям царями:

«Его богатое имущество, рухлядь, как в то время называли всякое домашнее имущество, по каким-то случайностям сохранилось и во время полнейшего разорения всего Московского государства и всех сколько-нибудь достаточных людей. Оно поступило в собственность новоизбранного царя… молодой царь воспользовался даже и богатыми сорочками Бельского, которые были ему подарены 19 декабря 1613 г.» [170] (с. 386).
<< 1 ... 3 4 5 6 7 8 >>
На страницу:
7 из 8