От Ленина до Путина. Россия на Ближнем и Среднем Востоке

. Антибританские и антифранцузские действия во всем мире, в том числе на Ближнем и Среднем Востоке, отходили на второй план, за исключением короткого периода, последовавшего за подписанием пакта о ненападении между СССР и Германией.

Во время встречи с министром иностранных дел нацистской Германии Риббентропом народный комиссар иностранных дел СССР В.М. Молотов говорил об общей заинтересованности СССР в направлении от линии Батуми – Баку к Персидскому заливу. Эта туманная формулировка позволила потом многим сторонникам интерпретации советской внешней политики как «имперского экспансионизма» говорить об «извечном стремлении» России к теплым морям. Пожалуй, я бы дал другое объяснение: переговоры и соглашения с Германией были вызваны стремлением не остаться один на один с немецкой военной мощью, на что была нацелена политика Лондона и Парижа. Если уж и намечался какой-то неопределенный раздел мира за пределами Европы, то Кремль в тот момент хотел бы в районах, лежащих к югу от советских границ, устранить преобладавшее английское влияние и не допустить установления там германского господства. В такой интерпретации советская политика, пожалуй, соответствовала задачам обеспечения безопасности СССР и вряд ли противоречила интересам народов региона.

Агрессия нацистской Германии против СССР заставила Советское правительство в политике на Ближнем и Среднем Востоке руководствоваться логикой войны и выживания. В советской пропаганде «империалистическая держава» Великобритания превратилась в «великую демократическую державу», сражавшуюся против «коричневой чумы». Иран, возглавлявшийся пронацистски настроенным руководством, было решено оккупировать.

25 августа 1941 года в Иран вошли советские войска. Газета «Правда» в соответствии с тоном и логикой тогдашних пропагандистских клише писала: «Старик с седой головой сказал: «Я приветствую вас во имя шестой статьи Договора 1921 года»

.

Одновременно в южные районы Ирана были введены английские войска. Шах Реза Пехлеви отрекся от престола и покинул страну.

Турция сохраняла нейтралитет в войне, пусть и не совсем дружественный. У турецкого руководства не было ни доверия, ни симпатий ни к коммунистам, ни к России. Пожалуй, Сталин и его окружение понимали, что неизвестно, как бы пошла война, если бы Япония нанесла удар не по Пёрл-Харбору, а по Хабаровску и Владивостоку и если бы Турция повторила авантюру 1918 года, рванувшись в Закавказье. Ведь говорил, как стало позднее известно, тогдашний премьер-министр Турции Ш. Сараджоглу гитлеровскому послу фон Папену, что он «как турок» желает поражения России

. Но у турецкого руководства хватило выдержки, государственного ума, чтобы придерживаться курса, завещанного Ататюрком, и не ввязываться в войну.

В 1943 году были установлены дипломатические отношения между СССР и Египтом.

С окончанием Второй мировой войны соотношение сил в мире коренным образом изменилось. Советские войска – самая мощная сухопутная армия на земном шаре – стояли в центре Западной Европы и в Маньчжурии. Поверженные Германия и Япония лежали в руинах, Франция временно перестала быть великой державой, шла быстрая «советизация» Восточной Европы, превращавшейся в социалистический лагерь, состоящий из «стран народной демократии».

В США, территория которых была фактически не затронута войной и которые обладали тогда половиной промышленного потенциала мира и ядерным оружием, предполагали, что наступила эра Рах Americana. Однако США противостоял сильно пострадавший, но нарастивший военные мускулы Советский Союз.

В арабских странах набирали силу антибританское и антифранцузское движения. Но эти страны мало интересовали Кремль. Соседи – Турция и Иран – другое дело.

Опьяненное победой над чудовищно сильным противником, зная количество своих дивизий и танков, советское руководство решило выжать из Турции максимум уступок, а именно военный контроль над проливами. Вскоре договор от 17 декабря 1925 года был денонсирован. Советское правительство потребовало баз в проливах («совместная оборона черноморских проливов») и возвращения Карса и Ардагана, принадлежавших царской России, но переданных Турции по договору 1925 года. Возможно, что требование вернуть эти нищие, не имеющие стратегического значения куски территории было разменной монетой для главного – баз в проливах. Сталин уже готовил войска для возможного вторжения в Турцию. Но занесенная для удара рука не опустилась. Военная акция против Турции была слишком затруднена: к военной конфронтации с США и Англией из-за баз в проливах Сталин не был готов. Ультиматум оказался блефом и произвел обратный эффект – сплотил турецкое общество на националистической, антисоветской, антирусской основе, столкнул турецкое правительство с пути нейтралитета и заставил его добиваться членства в НАТО, а затем выступать зачинщиком или соучастником антисоветских военных блоков на Ближнем и Среднем Востоке. Вместо укрепления безопасности на южных границах произошло значительное и длительное, на десятки лет, ухудшение стратегических позиций СССР: полумиллионная турецкая армия стала составной частью войск НАТО, южный фланг этого блока переместился непосредственно к границам СССР, в Турции появились американские военно-воздушные и ракетные базы с ядерным оружием (последние были размещены в 1961–1963 годах); в пределах радиуса действия американских ракет средней дальности «Юпитер» оказались Украина, юг России, Закавказье и Поволжье.

По мнению американских экспертов, притязания Сталина на проливы стали одной из главных причин и поводов для начала холодной войны. Необходимость оказания военной и экономической помощи Турции наряду с Грецией для защиты их «свободы» фигурировала в выступлении президента США Г. Трумэна перед конгрессом США в марте 1947 года. От этого выступления, которое получило название «доктрина Трумэна», обычно ведется отсчет холодной войны в западной историографии, хотя многие исследователи связывают ее начало с фултонской речью У. Черчилля в марте 1946 года.

Конфронтация с Турцией трагически отозвалась на невинных людях. Несколько десятков тысяч турок-месхетинцев, живших на территории Грузии, были высланы в Среднюю Азию. Здесь уже в 1989 году они стали жертвами погромов и вновь были сорваны с насиженных мест, разбросаны по всему Советскому Союзу, так как Грузия отказалась принять их обратно.

Не менее ошибочные и безответственные действия – правда, в другой форме – были совершены в Иране. Английские и американские оккупационные войска были выведены из Ирана к декабрю 1945 года. СССР был обязан сделать это в течение полугода – к маю 1946 года, но медлил с выводом. Соблазн поставить Иран под советское влияние для Сталина был слишком велик: перед ним лежала бессильная в военном отношении страна, в которой за годы войны резко активизировались и левое движение в лице партии Туде, и националистические движения в Иранском Азербайджане и Иранском Курдистане. А что, если?.. Был дан зеленый свет созданию Азербайджанской и Мехабадской (Курдской) республик в надежде укрепить под советским покровительством их автономию (или независимость), создать источник постоянного давления на Тегеран.

Но Сталин опять просчитался. На этих территориях еще не было сил, готовых всерьез сражаться против центрального правительства. При всей этнической пестроте населения Ирана центростремительные силы в этой стране были мощнее, чем центробежные, что и было в очередной раз продемонстрировано. Президент США Гарри Трумэн направил Сталину ноту, содержавшую почти открытый ультиматум с требованием вывести советские войска из Ирана. США в тот период производили все больше ядерного оружия, которого в СССР еще не было. И, как и в случае с Турцией, Сталин не хотел военной конфронтации с Западом из-за Ирана. Советские войска были выведены, а Азербайджанская и Мехабадская (Курдская) республики разгромлены шахской армией.

Стремясь сохранить лицо и получить кое-какие экономические льготы в Иране, Советское правительство подписало с иранским премьер-министром Кавамом ос-Салтане договор о предоставлении СССР нефтяных концессий и других привилегий в Северном Иране. Но после вывода советских войск и разгрома Азербайджанской и Мехабадской республик иранский меджлис (парламент) отказался ратифицировать этот договор. Отношения между Москвой и Тегераном на долгие годы стали враждебными. Правда, дела даже на том этапе обстояли отнюдь не так безнадежно, как в Турции. Противоречия между Ираном и Англией из-за нефти, из-за неравноправных договоров были настолько сильны, что более гибкая и умная политика СССР принесла бы дивиденды. Но к тому времени советский лидер вновь оказался во власти теории о враждебности национальной буржуазии – то есть всех националистических, реформаторских сил в Азии и Африке – интересам коммунизма, национального освобождения, а значит, и СССР.

Его видение определялось не только неудачами в Турции и Иране, но и в Израиле. О советско-израильских отношениях предстоит разговор в отдельной главе.

Но здесь отмечу, что надежды получить в лице Израиля дружественное СССР государство на Ближнем Востоке не оправдались. Очередной тяжелый политический провал в «третьем мире» не только спровоцировал антисемитскую кампанию внутри СССР, но обернулся негативным отношением вообще к антизападному («антиимпериалистическому») потенциалу в Азии и Африке.

«Беспощадное разоблачение реакционной буржуазно-националистической идеологии в ее различных формах – будь то кемализм или гандизм, сионизм или панарабизм – ускоряет процесс национального и социального освобождения народов колониальных и зависимых стран…» – писал партийный теоретик академик Е. Жуков. Он отмечал, что национал-реформисты в колониальных и полуколониальных странах «клеветнически» настаивают на своем желании «остаться в стороне» от борьбы между двумя лагерями и на своем «нейтралитете» в так называемом идеологическом конфликте между СССР и США, в то время как в реальности они «вместе с реакционной буржуазией клевещут на СССР и активно помогают империалистам»

.

Спустя несколько лет Государственный секретарь США в администрации Эйзенхауэра Дж. Ф. Даллес, говоря об этих же странах, назовет позицию нейтралитета аморальной. Крайности сходятся. А пока что на XIX съезде партии большевиков изрекли: «Буржуазия в развивающихся странах выбросила за борт знамя национальных свобод»

. И рептильное советское обществоведение на все лады стало повторять, растолковывать, иллюстрировать это бессмертное изречение. Поэтому и крупный иранский буржуазно-националистический лидер Мохаммед Мосаддык оказался «лакеем империализма», а антизападный националист Гамаль Абдель Насер в Египте – едва ли не американским агентом и фашистом.

Настрой советской пропаганды и официальные заявления отражали логику мышления советского руководства. Прежние союзники в войне против германского фашизма и японского милитаризма оказались разъединенными окопами и фронтами холодной войны. Сложился двухполюсный мир. Он был двухцветным – черным или белым. Они или мы, «силы мира и прогресса» или «силы войны и реакции». Третьего не было. Такова была дихотомия мира в глазах советского руководства, впрочем зеркально отражавшая подход Вашингтона.

Капитализм вступил во второй этап своего общего кризиса, утверждали советские обществоведы-теоретики. «Светлое будущее человечества – коммунизм» приближается. Социалистические революции грядут. Они будут происходить в формах вооруженных переворотов и гражданских войн, осуществляемых трудящимися массами под руководством коммунистов, против своей и иностранной буржуазии. Ведь насилие – повивальная бабка истории. Международные отношения – это всего лишь форма классовой борьбы. Учитывая, что война – это продолжение политики иными средствами, капиталистические страны во главе с США готовятся к войне против СССР, ибо «империализм знает», что СССР и «другие социалистические страны» представляют собой базу поддержки для пролетариата Запада и национально-освободительного движения.

Соответственно и Советский Союз, и его союзники должны превратиться в вооруженный лагерь, чтобы дать отпор «проискам империализма» и готовиться к неизбежной войне. Как учил В.И. Ленин, борьба народов за освобождение от колониальной и полуколониальной зависимости ослабляет империализм и поэтому заслуживает поддержки первой страны социализма и всего социалистического лагеря. Но она будет успешной, если ее возглавят не «лакеи» и «соглашатели», а «пламенные революционеры»-коммунисты.

Только что, в 1949 году, в результате гражданской войны коммунисты одержали победу в Китае, хотя Сталин относился с опаской к коммунистическому гиганту, появившемуся на границах СССР. Шли войны в Корее и Индокитае. Сила, и только сила решала судьбу народов, их продвижение в «светлое завтра».

Появление ядерного оружия поставило под вопрос методы его достижения. Конечно же Сталина не страшили никакие жертвы. Но возможное применение ядерного оружия угрожало существованию рода человеческого.

Появление атомного оружия в США и довольно откровенные заявления Вашингтона об эффективности ядерной «дубины» создавали непосредственную угрозу национальной безопасности СССР и его позициям в мире. Была поставлена задача создать собственное ядерное оружие, затем максимально нарастить ядерный потенциал и средства его доставки к цели. Даже у «либерального» лидера не было бы выбора. Что, в частности, доказало превращение Великобритании и Франции в ядерные державы, в том числе и для увеличения их политического веса в мировой политике.

Выходя за рамки темы, отметим, что жесткая конфронтация, начатая после фактического объявления холодной войны президентом США Г. Трумэном в марте 1947 года, отражала не только черно-белое видение мира, но и ошибочный подход к отношениям с СССР. Политика Запада (говоря позднейшим языком Мао Цзэдуна – «острие против острия») помогла консолидации советского режима, военно-промышленного крена в развитии экономики и науки.

Заметим для объективности, что даже оторванная от реалий Ближнего и Среднего Востока советская политика и пропаганда в сталинские времена набирала немало очков в арабских странах, где имидж Советского Союза становился все более положительным. СССР поддерживал требования о выводе английских войск из Египта, выступал за предоставление независимости Ливану и Сирии, а затем Ливии. С 1952 по 1955 год представители СССР в ООН неизменно активно участвовали в обсуждении марокканского и тунисского вопросов, поддерживая стремление этих стран к независимости.

Советское правительство, продолжая игнорировать нужды своего народа, находило экспортные ресурсы для того, чтобы продавать их в арабских странах в обмен на товары пусть и нужные для СССР, но второстепенные по сравнению с продовольствием, которого не хватало. В 1948 году, в условиях нехватки продовольствия в стране, СССР согласился поставить Египту 235 тыс. т пшеницы в обмен на 38 тыс. т хлопка

.

В октябре 1951 года правительства США, Англии, Франции и Турции предложили арабским странам и Израилю участвовать в так называемом Средневосточном командовании для совместной обороны Ближнего и Среднего Востока. Этот план предусматривал и посылку западных военных миссий, и размещение на территории этих стран иностранных войск, и предоставление баз Средневосточному командованию. Советское правительство в резкой ноте осудило этот план. Вот что заявило в те дни Каирское радио: «Египет полностью согласен с мнением советской ноты о том, что участие арабских стран в совместном Средневосточном командовании ограничило бы суверенитет этих стран и подчинило бы их эгоистическим интересам великих держав»

. Аналогичные заявления сделали руководители Сирии и Ливана.

20 октября 1951 года влиятельная египетская газета, орган правящей партии Вафд, «Аль-Мысри» («Египтянин»), писала: «События последних дней с полной несомненностью доказали, что Египту больше нечего ждать чего-либо хорошего от империалистических держав… Нам не остается ничего другого, как повернуться к новому союзнику, который одобряет нашу политику и который помог бы нам осуществить наши национальные чаяния»

. В мае 1951 года член сирийского парламента Абд аль-Латиф Юнис заявил: «Я требую от сирийского правительства, от правительств других арабских стран поскорее заключить договоры с Советским Союзом»

.

Глава 2

Взлеты и падения Хрущева

Сначала надо ввязаться в бой – а там видно будет.

    Наполеон Бонапарт

Мы вам покажем кузькину мать.

    Никита Хрущев

Когда в марте 1953 года наследники Сталина взяли в свои руки бразды правления гигантской страной и получили преобладающие позиции в еще более огромном социалистическом лагере, перед ними встал ряд политических приоритетов.

Первый и главный из них – борьба за власть. Эта борьба, в которой Никита Хрущев проявил незаурядное искусство и одержал ряд весомых побед, все же завершилась его падением. Второй – ситуация внутри страны. Третий – положение в социалистическом лагере. Четвертый – взаимоотношения с США и в целом с Западом, прежде всего в контексте холодной войны и военного соперничества. «Третий мир» в числе приоритетов не фигурировал.

Все советские лидеры находились под грузом идейно-политического наследия Сталина, разделяя с большей или меньшей искренностью его основополагающие взгляды. Но кругозор Никиты Хрущева, полуграмотного самородка, ставшего крупным политическим деятелем с богатейшим опытом практической работы за пределами Кремля, фигуры больше трагической, чем комической, был шире, чем у многих из его окружения. Политический инстинкт подсказал ему и его единомышленникам необходимость отказаться от наиболее одиозных форм правления его предшественника, закрыть концлагеря, искать новые формы сосуществования и борьбы с Западом. Постепенно в сферу его внимания попал и «третий мир».

Никита Хрущев фактически заменил сектантский большевистский лозунг «Кто не с нами – тот против нас» на новый: «Кто не против нас – тот с нами». Он установил дружеские отношения с премьер-министром Индии Джавахарлалом Неру и президентом Индонезии Сукарно. Посетив в конце 1955 года эти страны, а также Афганистан вместе с тогдашним председателем Совета министров Николаем Булганиным и убедившись, что обстановка там совсем не соответствует сталинским схемам, он понял, что курс афро-азиатских государств, которые провели в апреле 1955 года в Бандунге свою конференцию и приняли пять принципов мирного сосуществования («панча шила»), не противоречил интересам СССР, а скорее увеличивал дистанцию между этими государствами и Западом.

Хрущев и его окружение внимательнее стали присматриваться к значительному антизападному («антиимпериалистическому») потенциалу во многих арабских странах и без труда заметили их готовность сотрудничать с СССР.