–Здоровый боров. Хорошие харчи у князя Михаила!?
–Нормальные, – усмехнулся Микула.
–Ну, пойдёмте. К князю? – Ванька повёл друзей к терему.
Семён увидел, что двор детинца забит дружиной и лошадьми. Князь собирает силы. Ванька заметил его удивление, кивнул.
–На это не смотри, собираем дружину помаленьку. Суздальцев видел на площади? А здесь с тысячу стародубцев – князь Иван на людей жаден, остальных держит при себе, да с полтысячи булгар.
–Булгар?
–Да, они же у нас, в Нижнем теперь и в Городце. Над ними князь Адавлет.
–Адавлет жив? – Семён удивился. Во истину, он обрёл прошлое. Слишком много дорогих ему людей здесь, на Владимирщине.
–Да. Он здесь. Увидишь. И Пётр Ослядюкович тоже, – Ванька, со смехом, подмигнул. – Здорово вы тогда ему засветили. Весь город смеялся. Наташку-то видел?
Семён улыбнулся.
–Видел. Ты князю веди.
–А твои – Агафья и сыновья, в Новгороде. Рядом с Сысоем. Сысой большой воевода Новгородский. Он и Серьгу пригрел у себя. Нигде не пропадают наши!
Они поднимались по скрипучим ступеням на резное крыльцо княжеского терема. Напоминание о семье сделало Семёна задумчивым. Сысой, Агафья, сыновья. Уж, поди, и не помнят отца. Эх, судьба. Неужели, когда-то у него всё было хорошо?! А он не ценил… Только потеряв, понял, каким богатством, каким счастьем обладал!
–Про отца моего ничего не слыхал?
–Жив. Да ты у Адавлета спроси. Он дня три, как из Нижнего.
Они вошли в тепло терема. Тускло горели свечи, чадя в спёртом воздухе. Пахло кислой кожей и прелым тряпьём. По тесному коридору прошли к гридне. Ванька ушёл докладывать. Его долго не было. Караульный косил взгляд. Наконец, Ванька появился, хмыкнул:
–Все языки от удивления проглотили. Проходите, ждёт.
Семён и Микула стянули шапки, пригладили волосы и бороды, шагнули в гридню, хорошо освещённую, богато убранную мехами и резной мебелью. Семён увидел князя Юрия, его сына Мстислава, подлец Ослядюковича, похожего на надувшегося снегиря, многих воевод, которых не знал, один, кажется, Жирослав – важный стал, подле князя.
Семён и Микула поклонились.
–Здравствуй, великий князь!
–Здравствуйте, – Юрий вгляделся в обветренные лица своих давних слуг, нашедших приют далеко на юге из-за произвола другого слуги. Он скосил глаза на Петра Ослядюковича. Тот был угрюм. – Зачем пожаловали, мои бывшие воеводы?
–Мы и теперь в твоей власти, княже, – сказал Семён.
–Надоело Михаилу служить? – ухмыльнулся Юрий.
–Мы оказались у него не своей волей.
–Ладно. То дело давнее. Теперь зачем у меня?
–Из Чернигова мы с дружиной князя Ингваря отправились в помощь Рязани, княже.
Юрий заёрзал на троне – значит, даже Михаил послал рязанцам помощь, а он, Юрий, великий князь Суздали, бросил своих слуг на татарское поругание. Стало неуютно, и тут же больно за сыновей – как там на границах, пойдут татары на Коломну или успокоятся, разорив Рязань? Переживания не давали покоя ни днём, ни ночью.
–Войско рязанцев разбито, все города полностью разрушены, сожжены. Рязань – пустое место, пепелище. Все рязанцы мертвы. И тысячи живых не наберётся. Нас было тысяча семьсот, когда мы нагнали татар, стали рубиться, в живых осталось с десяток.
–Их очень много?
–Говорят, много. Войско Батыя пошло на Коломну, оттуда – пойдёт в Суздальскую землю, князь. Мы с Микулой ехали через лес, напрямик, чтобы тебя предупредить.
–Всё это знаю. Готовлюсь. В Коломне стоят наши дружины, основное войско скоро соберётся.
Семён с Микулой стояли посреди гридни недвижимо. Все молчали.
–Много ли наслужил у Михаила, Микула? – вдруг, спросил князь, кривя усмешку.
–На Батыя пять сотен вёл, княже.
–Поумнел, значит. Ладно. Говорите, в моей воле. Так и быть. Людей вам не дам. Простыми дружинниками пойдёте за Суздаль постоять?
Семёну было всё равно. Он глянул на Микулу, тот кивнул. Семён ответил за обоих:
–Мы готовы, княже.
–Вот и прекрасно. Место в тереме есть. Иван вас определит. Отдыхайте. А с утра на службу.
Микула и Семён поклонились. Из гридни пошли в трапезную. Ванька всё рассказывал о здешнем житье– бытье. От пережитого и сытной еды захотелось спать. Семён чувствовал, как горели огнём лицо и уши, словно от хмельного, вспомнил встречу с Натальей, её губы, её слова, её неутешные слёзы, когда рассказал о Рязани. Наверняка, Евмен убит. Завтра он обязательно увидит её.
Микула незаметно исчез. Семён усмехнулся, вспомнил, как он страдал по оставленной зазнобе, видно, побежал искать. Только прошлого не вернёшь. И не исправишь – оно монолит…
«»»»»»»»
Мстя за гибель Кулкана и упорство, Бату велел всё живое в Коломне придать смерти. Пока тумены штурмовали укрепления, другую часть войска он послал в погоню за отступающими москвичами.
Остатки московской дружины едва успели вернуться в город, как выставленные в лесу дозоры донесли: «Показались татары!».
–И что, князь, будем оборонять город или бросим? – спросил у обессиленного Владимира Филипп Нянка.
–Отцу нужно время, чтобы собрать все дружины в кулак. Думаю, есть смысл отбиваться, – устало ответил Владимир. Пережитая битва, поражение, кровь и бессилие перед многочисленным врагом убрали давний страх смерти куда-то далеко, в самую глубь, и теперь, кроме отрешённой готовности принять то, что уготовано судьбой, ничего не было в нём.
Оборонять маленькую Москву, не имеющую валов и рва ( враги свободно подойдут прямо к стенам) было невозможно. Нянка это понимал. Он приказал бабам и ребятишкам уйти подальше в лес, но осуществить задуманное не успел – татарская тысяча встала под городом, перекрыв ворота. Татары не полезли сразу на стены, стали дожидаться подхода туменов авангарда
Владимир из-под Коломны привёл воинов меньше половины, чем уводил, крепость была обречена. Было больно смотреть на забитые до отказа склады: зерно, рыба, замороженное мясо, соль – основная база снабжения суздальских дружин. Воевода велел обложить склады соломой – если от Юрия не придёт помощь ( а она не придёт, тут иллюзий не было), склады сожгут.
Детей и баб согнали в центр городка, дома облили водой, улицы перегородили завалами. И Нянка, и Владимир понимали, что с горсткой воинов не удержат стен, а на завалах, в узких улочках держаться, какое-то время, было можно.
Нянка советовал княжичу уехать, ибо крепость всё равно падёт, даже предлагал сделать отвлекающую вылазку, чтобы Владимир мог незаметно выскользнуть, но тот отказался, выслав только гонца к отцу с вестью о поражении под Коломной и блокаде Москвы татарским отрядом.
Татары пытались уговорить сдаться без боя. Нянка приказал обстрелять их. Больше попыток договориться враги не предпринимали.