Кровавый пасьянс

Александра покинула кабинет и отправилась к начальнику. Генерал был на месте. Принял Александру сразу.

– Садись, Александра Сергеевна. К своим заходила уже?

– Да.

– Работают?

– В поте лица.

– Хорошие ребята.

– Да, хорошие. Но они не в курсе, зачем меня вызвали.

– Ты же знакома с Серёжей Ли?

– Да, пересекались.

– Его мы отправили на Дальний Восток. Вот возьми эту папочку, ознакомься. Там все, что и как.

– Мне с капитанами готовиться к отправке? – прямо спросила Александра.

– Нет, с этим подождем. Просто ознакомься.

– Можно дома ознакомиться? Я только приехала.

– Конечно. Ты же в отпуске… Но из города не отлучайся!

Александра кивнула (само собой!). Хороший у нее отпуск, интересный… Так их всех рас-так!..

* * *

Помотав нервы в московских пробках (успели подсобраться, пока побывала на службе), Александра добралась до дома в тихом центре, в котором она по-прежнему проживала вместе с папой и мамой. Александра зашла в квартиру.

– Мама, я дома!

Шикарная многокомнатная квартира в добротном кирпичном доме с метровыми стенами, высокими потолками с лепниной и дубовым паркетом походила на музей. Антикварная мебель, живопись от икон до русского авангарда, китайские вазы, бронзовое литье… Очень красивая, чрезвычайно элегантная… клетка, золотая тюрьма для Сашиной матери… Саша не понимала, почему и как получилось, что мать долгие года пребывала в страхе. Ее не радовал успех отца, его популярность, благосостояние семьи. Она была одержима идеей, что успешный и красивый муж непременно бросит ее и она останется одна среди дорогой рухляди, никому не нужная, потратившая свою жизнь зря. Свою тревогу она пыталась усмирить алкоголем…

– Мама! – позвала Александра.

Мать вышла из своей комнаты, словно призрак, – в белой ночной рубашке, волосы распущены.

– Саша, это ты? – и пошла в туалет, словно лунатик.

Александру словно холодной водой окатили. На душе стало совсем паршиво. Не дали отдохнуть в отпуске, а дома – ад… Лучше бы в командировку! Она стремительно прошла в свою комнату, села на широкую двуспальную кровать, раскрыла папку, что выдал ей начальник управления… Так, Ольга, дочь Хэн Хана. Так, братья Акашины. Группировка Кима… Александра развела в стороны руки и рухнула спиной на постель… А послать бы все на хрен! Пусть все сядут на такой огромный грязный корень из земли, с отростками и волосками… На хрен! Пора ей съезжать с родительской квартиры, снять какую-нибудь студию в лофте. Пусть отец оплатит. Вот где он? Что, мать разве зря злится? Она тоже внезапно разозлилась на отца. На его легкость, светскость, любовь к тусовкам, яркому окружению. Тусуется среди богачей и молодых баб… Урод… Она его любит, но урод… Зачем так мать мучает? Она мать любит, и его любит… А ей, Андреевой Александре Сергеевне, давно пора жить отдельно, самостоятельно. Она замечательный сотрудник контрразведки ФСБ, она как танк и ядерная ракета, но в повседневной жизни все еще не самостоятельная девушка. Ее легко обидеть… Она слабая девчонка… Ей нужен мужчина. А она никому не нужна – ни мужчинам, ни матери, ни отцу. Сейчас позвонит ему, пусть скинет на карту тысяч двести – триста, и она не скажет ему, для чего ей эти деньги… Любишь дочь – давай деньги! До чего ж надоело все! Вот просто до визга!

Она набрала номер отца. Занято. Снова набрала. Занято.

Удод… Только о себе думает.

Она выбрала в меню телефона режим СМС, набрала отцу: «Срочно сбрось двести тысяч рублей – я уезжаю в командировку», тут же поняла – перебор с суммой. Ну, пусть тысяч тридцать хоть скинет – деньги, они всегда нужны. Исправила в СМС сумму на тридцать тысяч.

Отправила и отключила телефон.

А если срочный звонок из конторы?

Пошли они все на три буквы!

– Сашка! – из-за двери в коридоре заорала мать. – Сашка, выходи! Кормить тебя буду! Выходи!

– Отстань, – тихо пробурчала Александра.

– Сашка! Выходи!

Ведь не отстанет…

Александра открыла ноутбук, лежавший тут же, на кровати, открыла почту – если вызовут, то вызов придет и на электронную почту. А говорить с отцом, что-то объяснять, – ну нет у нее сил. Даст денег? Папа добрый. Папа даст. А может, и не даст. Он, когда выпивший, – жадный. Нахлещется шампанского на своих фуршетах и становится нудным, отвратным… Зачем тебе тридцать тысяч? Тебе какое дело? Надо! Народил дочь – плати! Так ему!

Александра встала с кровати, осмотрела свою комнату, – словно номер в дорогой гостинице, все такое добротное, дорогое, а словно и не ее, – пошла к двери, открыла, вышла в коридор. Мать стояла немного отупевшая от выпитого – было видно по ее лицу.

– Привет, ма. – Александра улыбнулась.

– Сашка, пойдем, кормить тебя буду.

– Пойдем.

– Отец тебе не звонил?

– Нет.

– Вот урод.

«Оба вы уроды. Моральные», – подумала Александра…

Сергей проснулся утром в квартире Арахова на диване. Голова ныла, сердце отчаянно долбилось в грудную клетку изнутри, и очень сильно хотелось пить. Жажда была просто отчаянная! Боже, за что? За что ему такое испытание? Он же спортсмен, ведущий здоровый образ жизни. Вот он и вышел боком, этот образ, – не привыкший к крепкому алкоголю организм не на шутку отравился! Сейчас только лежать в болезненном покое и не шевелиться, и за пару дней он переработает отраву. Надо пить и пить жидкость – холодную, чистую воду. Она принесет облегчение, принесет избавление от жажды! Боже, какой сушняк! Так, кажется, это называется… Алкаш… Сергей пытался вспомнить, как они покинули офис братьев и как добрались домой, ничего не вспомнил, а от усилий стало еще хуже, хотя казалось бы – некуда. Он еще секунду смотрел на стену в обоях, потом с болью в мышцах и голове перевернулся на другой бок.

Лёнчик был бодр, словно совсем не пил вчера, расхаживал по залу в звездно-полосатых семейных трусах, о чем-то размышляя. Выглядел очень деловито.

– Ты где спал? – спросил Сергей, морщась: голова вскипела болью от его собственного голоса.

– С тобой на диване.

– Со мной? – Сергей ужаснулся. Он никогда в жизни не спал рядом с мужчиной на одном спальном месте.

– А где? – Арахов искренне удивился его реакции. – На полу жестко и холодно.

Вдруг всхохотнул с восторгом:

– Ха-ха, да ты не бойся – корейцами не интересуюсь. Не веришь? Встань, пройдись: если бы я тебе свой впихнул – неделю бы стонал от боли. Ха-ха.