Внутри Ленина пресс

– Вот именно что сблевать.

Ужасная черта Дениса, когда он не замечает красоту постановки фразы (может, специально? да нет, нет) и без всякой задней мысли полагает, что тебя поймал. На слове. На обороте, который ты сам и выдумал. Никита не раз и не два ставил эксперимент, вворачивал фразу, на которой его можно поймать, и Денис преспокойно глотал наживку, леску, удочку и Никиту сжирал. Денис отвечал с такой безоглядной верой в свое остроумие, что хитроумный Никита оказывался посрамлен. И сам Никита это чувствовал, и, наверно, даже подбрасывал Денису новые поводы, и корчился от бессильной злобы, а иногда она прорывалась наружу. Но до этого случая это случалось так, сполохами дыма.

– Ну что, – сказал Денис, – прошло? Может, продолжим без этих бабьих фокусов?

У Никиты все побелело перед глазами. Еще одна любимая отсылка Дениса, к его якобы бабьему поведению. Паскуднику просто чужда экспрессия, жест!

– Вот ты говоришь про всякие бездны… – продолжал Денис.

– Ты говоришь.

– Да, я говорю, как образ, как шутку, а ты паскудишь, сразу наперед выставляешь свои вот эти песьи мучения. У тебя их, во-первых, абсолютно нет, ты же понимаешь это? Ты их только декларируешь и как сучка шипишь и плачешь, если тебе это ясно показать.

– Я шиплю как этот чайник шипел! – Никита старался говорить, выдыхая воздух, так боль была не острой, а тупой, пусть и сильной, – как железный чайник, который кипит, под которым огонь, а выход есть только через свистульку, ты же понимаешь, что это свистулька, вся наша речь? Я даже примерно не могу показать…

– Во-первых, это электрическая печь. А не можешь, потому что не представляешь! Ты начитался великих дядек, Никитка, хочешь быть такой и говоришь одними штампами, и все пустые дырки в рассуждениях забиваешь своим свистом. То есть бабским, Никита, визгом. Давай лучше пройдемся. Идем, Никитка.

Денис начал собираться, а Никита опять был в тупорылом, мучительном положении – не идти будет позой, причем бабской, Никита уже разучил отношение Дениса к любым его поступкам. А идти, значит просто послушаться, и Денис опять будет доволен собой и усмехнется на тряпку-истерика-лодочника. Почему-то лодочника, кстати, вворачивал это по теме и просто так: «Лодочник ты, Никитка, просто лодочник». Вообще хуй пойми о чем, а ведь обидно же до чертей!

Вот если бы Никита мог с полным сознанием послать Дениса к херам и лечь на диван: «Иди сам»… Тогда Денис сделает так – и такое бывало – начнет на Никиту поглядывать, а потом и прямо глядеть, повторяя: «Ну что, собрался?», «Никитка, пойдем, хватить плакать», «Пошли, говорят». И тоже, безо всякой устали, в полной уверенности, что Никита просто ломается, хочет выебнуться и наличие собственной воли продемонстрировать. По большому счету оно так и было, но в этот раз обожженное нутро огородило Никиту от собственного характера, осталось только тупое желание лечь лицом к диванной спинке и попытаться заснуть.

– Нет, – сказал Никита, горло болит и не хочу никуда, попробую заснуть.

– Ну ладно, – вдруг сказал Денис, просто и без затей, – я тогда пойду, а ты пока успокоишься.

Никита лег на диван и попытался понять, как это все так просто прошло. Он был настолько поражен этой неожиданной капитуляцией, что заподозрил неладное. «Да он же издевается! Типа, ты так разошелся, может и поплакать захочешь, дам тебе возможность поплакаться в подушку и приду как ни в чем не бывало, как раз остынешь.» От обиды у Никиты и впрямь навернулись слезы. В прихожей хлопнула дверь.

«И ведь отнимает, отнимает у меня всю веру в хорошее, в людей! Я с тех пор, как его встретил, нахожу подлость в каждой морде. Раньше, ну наступила бабка на ногу, ну нашипела. А теперь только и думаю, а какого хрена эта бабка ходить нормально не может? Ей места мало? Да она просто думает, что ей тут все должны… И весь этот вздор. Отнял у меня мою невозмутимость.»

«А тебе она нужна? – раздался вдруг в его голове голос, прямо как у Дениса, то есть голос Дениса, – если ты ее вот так вот и сдал? Может у тебя ее нет? Корчишь из себя сахарный завод, а на деле просто терпишь, потому что терпиии-ила ты.»

«Но раньше-то я не терпел, – думал Никита, – и мысли раньше не возникало.»

«А вот, – захихикал Денис, – повзрослел. Я твой акушер, в реальный мир тебя вытащил из какой-то пизды, вот ты и орешь, и первым делом на меня, конечно.»

«Я, в таком случае, хочу обратно.»

Никита был в отчаянии. Он закашлялся и от жуткой боли его чуть не свело судорогой. «Да что за кипяток такой, пил же горячий чай глотками, а тут как будто оловом, такая боль!» В голову Никиты залезла холодная мысль, залезла так, как это делает любая навязчивая идея. Ее легко узнать – пока ты ее не разрешишь, будешь обращаться к ней снова и снова, и чем дольше будешь откладывать, тем сильнее она будет тянуть за мозг.

«Брошусь с крыши. Просто сброшусь и все, не буду ни о чем думать, рассуждать, ничего не буду, буду только повторять, что не буду думать, просто пойду и сброшусь.»

Обычно такие резкие идеи долго появляются, зреют месяцами и в четкую волевую установку превращаются только в свой срок. А эта возникла за секунду и боролась за свою жизнь, хотя и против того, кто ее нес. Никита встал, тщательно надел носки, набросил куртку и отправился к ближайшей открытой крыше. Она была на Петроградке.

Никита не боялся, что мысль пропадет, поэтому не спешил, забивая голову длинными предложениями. К ним примешался и денискин трескучий смех. А как он падла жмурится и это его: «Оооой». Здесь Никита очнулся, привычное раздражение вернуло его к реальности и бросаться с крыши уже не хотелось. Но тут Никита понял, что уже стоит на ее краю, а внизу собрались люди. Никита оглянулся: дверь на крышу была предусмотрительно подперта деревянной метлой. Как долго он тут стоит? Внизу уже много людей. Большая часть вышла из ближайшей церквушки, возглавлял делегацию осанистый (пусть и толстый) поп. Эта толпа дружно молилась и крестилась, глядя на него, то есть не совсем на него, они же молились… Ну это понятно. Никита сделал руками успокаивающий жест и шагнул назад.

Внезапно он почувствовал, что его нога не касается крыши. Никита запаниковал, он что, шагнул вперед? Там дыра в крыше? Или он стоит на стене? Но тут стало совсем нехорошо: ногу потянуло вверх и Никита упал, больно ударившись об стену. Молитвенный гул внизу превратился в ор, с теми же словами. Поп отчаянно махал руками, потом за какие-то секунды успел сбегать за кадилом. Толпа твердила благочинные фразы изо всех сил, а Никита тем временем в панике барахтался в воздухе, держась за разбитый лоб. Появилось ощущение падения и Никита закричал. Толпа кричала: Помилуй! Спаси! Сохрани! И вперемешку все слова из старых книг с ижицами, сколько это длится? Где мой разбитый труп? Никита раскрыл слипшиеся от крови веки и уставился на землю, которая не приближалась, а удалялась.

Без всякой натуги, будто так и положено, Никита упал прямо в пропасть без конца, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. Он успел разглядеть красное лицо гудящего священника и бабушку с пятнами никитиной крови на белом платке. Бабка все твердила заученные за последние два года ее воцерковления молитвы, старая ведьма всю жизнь проработала конструктором в бюро и в церковь пошла за компанию с соседкой, которая вообще ходила сюда 5 раз в год, из которых три – за освященной водой и фруктами. Стоял внизу и Денис, но он не любил пялиться куда-то, когда туда смотрит толпа. Он удивленно поджал губы, пошел дальше и Никиту не узнал.

Кони и люди

– Я не понимаю, что происходит.

– Да ты не пытайся понять, чувак, ты направо поверни.

– Это пиздец, Миш. Сидеть за рулем и ехать, куда говорят, и ни черта не знать.

– Я бы попытался тебя понять, только вот прав получать не хочу. Теперь вот за тем поворотом.

– Ох, красота какая.

– Вот-вот. Останови у столба. Отлично. Серый, сиди здесь, я на пять минут.

– Ты бы все-таки сказал, зачем мы здесь.

– Да забей, я скоро.

Миша хлопнул дверью, потом еще раз, и все-таки закрыл. Побежал в сторону ипподрома.

Сергей опустил дверное стекло. Он курил и думал о Таниных подмышках. Невинное такое увлечение. Каждый идиот может пялиться на дойки очередной коровы, или на задницы эти. На хрен. Другое дело наблюдать изгибы рук, плавно переходящие к телу, и мышцы, и ямочка, по-своему интересны ключицы. Да… «Девочка на шаре», вот произведение искусства. Он купил себе репродукцию, когда ездил в Петербург. Повесил на стене в спальне. Девушки, попадавшие в спальню, отмечали его вкус и удачное расположение картины. Сергей же думал о подмышках. Была у него одна мыслишка, но он даже не знал, как подвести Таню к этой мысли. Наверное сначала нужно вино, и разговоры о картине. А потом подмышки. Рассказать ей о неизведанных красотах женского тела, о своей страсти, и потом…

– Миша, господи боже, что это вообще за…

– Спокойно, уважаемый. Вы коня раньше не видели?

Миша восседал верхом на коне, однозначно на коне.

– Черт, да, видел, но не на улице. То есть и на улице, но вот так вот…

– Хватит тебе нервничать! Я просто давно думал, вот представь: два благородных господина, вот как мы сейчас, едут на прогулку. Беседуют о музыке, о живописи…

Сергей вздрогнул.

– Чувак, я вот понял сейчас только то, что ты ебнулся. Причем окончательно.

– Проявите зачатки воображения, Сергей Валентинович. Повторяю. Два господина на своих скакунах ведут неспешные беседы. Поезжай вдоль тротуара, мы с Бураном поскачем рядом. Такого ты никогда не испытывал, согласись. И не испытал бы, если бы не купил машину с правым рулем. Это судьба, почтенный.

Конь фыркнул. На мостовую тяжело свалились комья навоза. Сергей замер еще только на секунду, а потом завел машину и начал разворачиваться назад прямо через двойную сплошную. Миша дерзко поставил коня на дыбы и крикнул:

– Вы определенно дурак, Сергей Валентинович! Фетюк!

Домой Сергей вернулся к вечеру. Таня смотрела телевизор, сидя в майке без рукавов. Увидев Сережу, она подняла руки и сладко потянулась. Сергей даже не взглянул на нее, а пошел сразу на кухню. Там он взял три бутылки пива, и только потом вернулся в гостиную. Сел рядом с Таней на диван, открыл первую. И вдруг поменялся в лице, будто вспомнил о чем-то.

– Танюш, хочешь пива?

– Конечно, Зай, дай одну.

– Тань знаешь, давно хотел с тобой обсудить… Вот картина, «Купание красного коня», знаешь?