Записки собаки

Записки собаки
Алексей Николаевич Пичуев

Короткий рассказ о непростой судьбе бродячего пса и его брата, драматичная и увлекательная история.

Алексей Пичуев

Записки собаки

Я снова как в аду. Все помойки, которые я знаю, уже пусты: ни косточки, ни одной консервной банки, таких голодных времён я не видел с потасовки, в которой был убит мой брат.

Он был горд, как и я. Обычные дворняги, но не подпускали к себе никого и держались только друг друга, ходили только вдвоём.

И вот в тот самый день, когда мы искали новый подвал для жилья потому что из прежнего нас выгнали какие-то мальчишки (они хотели устроить себе штаб для игр, а мы-то остались без дома), в тот самый день, когда наши животы уже почти прилипали к позвоночнику, не надеющиеся найти кров и еду, увидели переулок – хоть и тёмный, но с виду свободный.

Это было как раз то, что нам было нужно: с нашим состоянием мы вряд ли могли кому-то противостоять. Вот мы уже зашли в переулок, лишь один фонарь освещал дорогу. Мы ожидали, что на нас кто-нибудь сразу накинется – не наша территория, её хозяевам могло не понравиться наше вторжение, но всё вокруг было спокойно.

Мы нашли старую конуру, которая принадлежала, наверное, собаке кого-то из бывших хозяев этих домов, которые уже подлежали сносу. Мы устроились там, предполагая уже, что ночь пройдёт спокойно. Оно так и было, но только до её половины, потому что нас разбудил какой-то шум. Подумали, что это начали сносить дома, окружающие нас, но высунув морду, я понял, что всё гораздо хуже.

Не знаю, что подумал мой брат, увидев то же, что и я, но я подумал, что лучше бы мы всю ночь скитались в поисках жилья и пищи, чем противостоять той армии, которую мы увидели. Да-да, именно армии из домашних собак, в глазах которых я увидел лишь одно: убить всё, что движется.

У меня ещё мелькнула мысль, что они нас не заметят, но они уже инстинктивно чувствовали наше присутствие. Они – это не просто какие-то подобные нам дворняги, а чисто породистые собаки от бульдога и боксёра до добермана и волкодава. Это были не те бездомные собаки, которые искали еду и кров, защищая их и свой участок города, нет – это были звери, именно звери, домашние «собачки», которые дома пай-мальчики (и девочки), а на улице – убийцы, которые не терпят таких, как мы, и хотят их уничтожить. Они уживаются только с подобными себе, а другие для них – дичь, как заяц для волка. С ними мы должны были драться до последней капли крови.

Таков был наш Кодекс чести: умереть и не сдаваться. Мы уже не надеялись выжить, потому что наших противников было раз в 25 больше, и все они были в полной боевой готовности, в отличие от нас. Двое против 50, неплохо, если считать, что смерть будет быстрой.

И мы первые бросились на этих ублюдков, каковыми мы их считали. Я взял на себя левый фланг, а брат правый. Наши лапы, челюсти сверкали в воздухе. Орудия смерти. И хотя мы уступали силами, голод придавал нам злость, и как это ни странно, силу. Тем более наше положение тоже нам подыгрывало: мы могли свободно передвигаться, а им приходилось толкаться. Вы только не думайте, что мы выигрывали сражения. Нет, эти груды мускулов и жира уже своими страшными зубами нанесли нам много ран. Гавканье заполнило весь переулок.

Я не думаю, что даже человек решился бы зайти в него.

Но вот всё вдруг утихло. Это будет для нас отдых, мы с братом уже еле держались на лапах, мне во время первых мгновений боя порвали бровь, вся спина была в крови, изо рта лилась пена, смешанная с кровью, и со стороны у меня, наверное, был ужасный вид. Брат выглядел не лучше: московская сторожевая, которая стояла в передних рядах, перебила ему своей исполинской для нас лапой левую переднюю лапу, глаз моего брата тек, весь нос был разорван. Им тоже досталось изрядно, особенно собакам, которые стояли спереди, но вид был гораздо лучше, чем у нас.

Затишье продолжалось недолго, ряды этих гадов расступились и вышел мощный доберман с ошейником с шипами. Как видно, во всей этой банде он был главный, с высокомерием пошатнул головой и его подчинённые нас окружили. Всем своим видом он хотел нам сказать, что если кто-нибудь из нас победит его, он отпустит нас.

Тогда вышел мой брат, по сравнению с доберманом он казался крохой, хотя в нашем районе в своё время его все боялись. И началась грызня, доберман атаковал, мой брат защищался и тоже атаковал. Но вот его противник приготовился к прыжку, мой брат тоже. И я не поверил своим глазам: мой брат убивал одним ударом в прыжке, а тут доберман сбил его, и как только мой брат оказался на земле без сознания, разорвал моему брату, ещё не очнувшемуся, глотку.

Мои глаза уже ничего не видели, плакать, как это делают иногда люди, я не умел. Но мои глаза застилала розовая плёнка ярости, я кинулся на добермана, который показалось мне в этот момент самым худшим из всех собак, когда одна из овчарок перекрыла мне дорогу. Я уже ничего не видел, вгрызался во всё, что попадалось под мои лапы, рвал чьё-то мясо, сбивал кого-то. Пока не забылся от боли, и у меня в голове не пропали мысли. Это был как будто кошмарный сон.

Очнулся я всё там же, неподалёку от моего убитого брата. Я уже не рассматривал и не замечал свои раны. Хотя я представлял из себя какое-то месиво с клоками шерсти и мяса, не хотелось уже ничего, я хотел только умереть.

С тех пор прошло много месяцев и теперь мне гораздо труднее стало жить, я не очень-то в себе уверен, только с братом я чего-то стоил.

Кто это? Мне не мерещится? Может, я уже от голода вижу миражи? Нет, я его сразу узнал: это он, доберман, который убил моего брата. Вот он стоит вместе с хозяином: гордая осанка, весь лоснится. Он меня тоже заметил, ну что же, я к его услугам. Стоит у хозяина, наверное, хочет удостовериться, я ли это. Вспомнил, сволочь, побежал ко мне вприпрыжку, зарычал. Сейчас он прыгнет, своим коронным прыжком он любого собьёт. И вот он прыгнул, и я ему навстречу. Он уже открыл свою страшную пасть, и вот мы столкнулись. Я на мгновение потерял сознание, но тут же очнулся, в ход пошли когти и зубы, от нас полетели клочья шерсти.

Вот мы уже выкатились на дорогу, его хозяин что-то кричит и бежит на помощь своему «щеночку». Краем глаза, мельком, освободившись от его лап, я вдруг увидел машину, которая едет на нас с бешеной скоростью. Водитель же не успеет затормозить! «Убери свои грязные лапы, проклятый неженка»,– прогавкал я с окровавленной пастью. Он ничего не понял, но почему-то отпустил, я и сам не успел понять, почему, мне некогда сейчас рассуждать. Я рванул на другую сторону дороги и успел увернуться от колёс тормозившей машины. Добермана сбили, теперь мне даже лучше стало: за моего брата отомстили даже без моей помощи, тело моего врага лежит на дороге с разбитым черепом, а его хозяин размахивает руками перед водителем, тот что-то кричит в оправдание.

Я иду вдоль стены, прохожу мимо, вот теперь-то, когда всё кончилось, и умереть можно со спокойной душой. Но нет, всё же жизнь прекрасна!

1993