Долгое прощание с близким незнакомцем

– Приятно слышать. – Тут много говорили о Глебе и о том, что он на всех производил сильное впечатление. На вас тоже, Валя?

– Да, конечно. И на меня, и на моего мужа Толю, – она показала кивком головы на человека, который на кладбище вместе с Вадимом обихаживал могилу.

– Я не знаю, может, между Людой и Олей сложные отношения, но мне нравится Саша. Симпатичный паренек.

– Никаких сложностей нет, – заверила Валя. Неизвестно, по какой причине, но Михаила это удивило.

– Нет? – сказал он вслух. – Тем лучше. Я ведь раньше ничего об этом не знал.

– Хорошо, что вы пришли, Михаил.

– Рад, что вам это приятно. А сам я здесь многое услышал о Глебе, чего не знал. Вряд ли у меня будет другая, такая возможность.

– А вы приезжайте к нам в Ярославль. Адрес вы ведь уже знаете.

– Знаю, Валя. Спасибо за приглашение. Обещать приехать заранее не стану, но как знать – вдруг приеду. И вы с Людой и Толей заходите к нам с женой. Адрес вы тоже знаете.

– Хорошо. Правда, мы редко бываем в Москве, а когда бываем, то у нас очень много дел. Вы извините. Пойду помогу Люде.

Валя кивнула и отошла. Но он недолго пробыл одиночестве. Рядом с ним на тахту присела женщина, которую он приметил еще на кладбище.

Он полуобернулся к ней.

– Михаил Николаевич, – начала она, и Горский сразу весь обратился во внимание, удивленный ее осведомленности об отчестве. – Я о вас очень давно знаю. Глеб показывал мне ваше первое письмо. Оно к нему пришло очень кстати. Если хотите знать, он даже назвал это восьмым чудом света.

– Неужто так? Без преувеличений?

– Если хотите, я вам расскажу о Глебе Александровиче. Но заранее предупреждаю: вы услышите не то, что слышали до сих пор.

– Как вас зовут?

– Вика.

– Я в любом случае буду вам признателен, о чем бы вы мне ни рассказали.

– Не сейчас.

Несколько озадаченный, он подумал: «Вероятно, поговорим на обратном пути в электричке». На часах было уже около десяти вечера. Время летело незаметно.

Голоса за столом вновь потребовали общего внимания. Просили высказаться Ольгу Александровну.

– С детских лет Глеб остался без матери, – сказал она. – Я была старшей и как могла пыталась заменить ему маму. Потом он стал взрослым, вполне самостоятельным, много побродил по свету, сначала как геолог, потом как писатель. Но всегда он оставался для меня младшим – не то братом, не то сыном, нуждавшимся в защите. Меня очень радовало, когда он приезжал к нам на Кавказ, в мою семью. Мои дети, его племянники, очень любили его, и он горячо их любил. Очень трудно примириться с тем, что его больше нет, и единственное, что мы можем сделать, – это позаботиться о его памяти.

Вот это уже деловой разговор, подумал Михаил.

– И я снова обращаюсь к вам, его друзьям. Надо сделать все возможное, чтобы его книги, сценарии и пьесы увидели свет.

С этими словами Ольга Александровна всем корпусом повернулась к своему соседу – молчаливому среднеазиату, рядом с которым Михаил долгое время простоял в коридоре, и слегка протянула к нему руку.

– В какой стадии дело сейчас, Анвар? – спросила она.

– В республике «добро» мы уже получили, – ответил Анвар. По-русски он говорил очень чисто. – Теперь сценарий надо утвердить в Москве. И я бы начал снимать без промедления.

– Он кто? Кинорежиссер? – тихо спросил Горский у Вики.

Она утвердительно кивнула.

– Так все-таки будет фильм или нет? – неожиданно вызывающе резко спросил чернобородый врач из Магадана.

– Ладно, Миша, отстань, – сказал врачу писатель Борзов.

– Будет, будет, – охотно отозвался Анвар. – Хороших сценариев немного. А тут прочел рассказ, вернее, два… Это же о нас, о жителях Памира! И прямо готовый сценарий.

– Так уж и готовый!

– Ну, его Глеб написал. Я его попросил, как прочел оба рассказа. Я был на всесоюзном семинаре молодых режиссеров здесь неподалеку, в доме творчества. Глеб позвонил, сказал, что приедет. Жаль, конечно, что не удалось снять вместе с Глебом. Но мы на Востоке считаем так – раз так было ему суждено, значит, он здесь всё успел.

Кто-то спросил:

– Вы серьезно?

– Совершенно серьезно, – ответил Анвар.

Горский всмотрелся в лицо Анвара. Оно горело вдохновением. Правда, внесенной в разговор свежей струи хватило ненадолго, и всё пошло куда-то в сторону: Анвар принялся объяснять, что крестьянский труд на Памире – не такой, как в России.

Пора было расходиться. Однако не обошлось без обычной для московских сборищ заминки. Встав из-за стола, все перешли в комнату Глеба. На тахте под шкурой белого медведя расположились Люда, Оля и ее сын. Горский подошел к ним.

Михаил присел рядом с мальчиком.

– Тебе когда-нибудь хотелось путешествовать? – спросил он.

– Хотелось, – тихо сказал Саша.

– Ну, вот тогда тебе, наверное, и понадобится подзорная труба. Ты знаешь, как с ней обращаться?

Саша кивнул.

– Смотри, – продолжил Михаил, вытягивая бленду. – Сейчас передняя наружная трубка выдвинута вперед, на самом деле ею надо пользоваться только тогда, когда смотришь против солнца или если мешает какая-то подсветка. Или если хочешь, чтобы издали не было видно отблеска от стекла объектива.

– Вот видишь, Саня. – назидательно сказала Люда. – Мы, оказывается, не всё знали насчет трубы.

Горский дослал бленду на место и снова спросил:

– А как разбирать трубу, чтобы прочистить стекла или удалить попавшую воду, тебе не показывали?

Саша отрицательно помотал головой.

– Ну, тогда смотри, но только без нужды ее не разбирай. Вот так откручивается трубка с окуляром и оборачивающей системой линз. Их тут четыре, не путай их местами. А вот так отвинчивается объектив. Смотри, его оправа тоже сборная. Ее тоже можно развинтить и протереть оба стекла по отдельности обязательно чистой и мягкой тряпочкой, чем она нежней, тем лучше. Ну, а теперь всё снова соберем. Вот получай.