Оценить:
 Рейтинг: 4.6

Под знаком мантикоры

Год написания книги
2004
Теги
<< 1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 15 ... 27 >>
На страницу:
11 из 27
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

    Ioannus Tecius. Artifex ferro pugnandi

– Сегодня мы собрались, чтобы проводить в последний путь Мигеля де Туриссано, графа Майдельского, маршала кавалерии Таргеры, верного сына Святой матери Церкви, и помолиться за его светлую душу, дабы Спаситель принял дитя свое в объятия благостные и провел в райские кущи, где найдется место для всякого праведника. Ибо тот, кто отдал всю свою жизнь на служение стране своей и Спасителю нашему, – праведник. Истинно говорю я вам, чада мои, так помолимся же…

Сидевший в высоком кресле кардинал говорил тихо, едва шевеля губами, но его многократно усиленный магией голос разносился по собору Святого Антония и достигал ушей каждого, кто пришел в этот день проститься с маршалом. Огромный сводчатый зал самого большого в стране собора вместил более семисот человек. Капля в море.

На панихиду съезжались со всей страны. Каждый благородный род счел своим долгом прислать хотя бы одного представителя, дабы почтить память прославленного героя. Тем, кому не удалось попасть в собор, приходилось ждать на улице и в течение нескольких часов мокнуть под проливным дождем. Мелкое провинциальное дворянство, торговцы и славные жители Эскарины безропотно терпели водопады воды, желая лишь одним глазком взглянуть, как Королевские гвардейцы будут выносить гроб.

Несмотря на то что на улице хлестал ливень и было не по-летнему холодно, в соборе царила ужасная духота и давка. К концу трехчасовой службы несколько десятков благородных дам упали в обморок. Их выносили на свежий воздух через боковые двери. Фернан скользнул безучастным взглядом по очередной придворной красотке, которую выводил под руку пожилой дворянин. От дамы явственно разило дорогими и удушающее приторными духами. Ясное дело, от такой вони и капрал кирасиров рухнет в обморок, чего уж говорить о фрейлинах?

Де Суоза подумал, что, будь здесь Рийна, она бы ни за что не упала в обморок. Жена Фернана была сделана из несколько иного теста, чем придворные красотки и фрейлины Ее Величества, и духота для нее была не страшнее весенних штормов в проливе Луниты. Отчего-то именно сейчас «василиску» очень захотелось, чтобы Рийна находилась рядом…

В самом начале церковной службы Фернан специально выбрал себе место возле одной из колонн собора. На нее можно было опереться спиной. К тому же здесь намного прохладнее, чем там, у алтаря. Де Суоза вновь поднял взгляд на куполообразный потолок, расписанный историями из Святой книги. Смотреть вперед не было никакого смысла и возможности. Людей перед маркизом было слишком много, и почти все выше ростом. Так что для изучения оставались лишь порядком наскучившие церковные рисунки или же ближайший проход, по которому то и дело выносили не выдержавших чересчур долгой службы людей.

Фернан счел возможным усмехнуться. Пожалуй, кардинал Хосе Пабло де Стануззи был единственным человеком в Церкви, кого он уважал. Не любил, ибо любить выходцев из Ордена крови Бриана не входило в число достоинств Фернана, но уважал. Уважал за ясные для девяноста с лишним лет мысли и за сочащиеся через каждое второе слово ехидство и желчь, которыми кардинал любил потчевать своих приближенных. Де Суоза ни на секунду не сомневался, что Старый Гриф нарочно затянул эту погребальную мессу на столь неподобающе длительный срок. Кардинал в который раз показывал всем (начиная с короля и его двора и заканчивая церковным Советом), что его рано собрались хоронить. Де Стануззи еще может самостоятельно осуществить столь простую вещь, как трехчасовое выступление перед уважаемыми и влиятельными людьми королевства. И Его Высокопреосвященство будет разглагольствовать о дарах Спасителя еще как минимум час. Назло всем. Так что королю, королеве и всем, кто сейчас находился в соборе, придется набраться терпения, ибо даже им не подобает перебивать кардиналов и прерывать церковные службы. Старый Гриф продолжал вещать, но Фернан слушал краем уха.

– … И дал Спаситель детям своим магию, ибо кроме веры в Него лишь магия дарует нам право на чудо и защиту от Искусителя и слуг его мерзких. И лишь тем, кто всей душой и сердцем верит в Него и идет служить Ему и прославлять Его, забывая о жизни мирской, являет Спаситель свое искреннее чудо и дарует благость, имя которой – Дар. Дабы защищал он детей Его от ночного зла…

Да. Вот она, правда жизни. Только церковники могут владеть Даром, всем остальным он недоступен. Почему так, а никак иначе, задумывались многие на протяжении последних полутора тысяч лет, но ответа, кроме того, что написан в Святой книге и только что произнесен кардиналом, найти не смогли.

Никто, кроме выбравших служение Церкви, не мог творить волшебство. Пытались многие, не получалось ни у кого. Магия – этот вечно сладкий и запретный плод – всегда была рядом, на виду. Но чтобы его попробовать, следовало навсегда отречься от мирской жизни и совершить постриг. Но и после того, как люди вступали в святое лоно матери Церкви, не у всех из них просыпался Дар. Попыток подчинить магию в обход клириков было множество, но все они закончились полным фиаско. Ни один из пытавшихся не смог совершить самого простого чуда. Некоторые особенно упорные и отчаявшиеся отрекались от Спасителя и искали счастья у Искусителя, изучая запрещенные книги. У единиц что-то получалось, у большинства же – нет. И тех и других отцы-дознаватели упорно искали, вылавливали и на виду у всех сжигали в очистительном пламени, дабы другим неповадно было стремиться к запретному. Так что основная часть магии оставалась прерогативой Святой Церкви – вместе с властью, богатством и влиянием на дела мирские. Конечно же кроме Дара были другие, более темные и древние науки, но в Лории их не чтили и, в общем-то, по большему счету, не знали. А вот в Пешханстве и на Черном континенте, как поговаривали, древняя магия была еще жива, и плевать там хотели на Спасителя и Церковь. Конечно же последней это не очень-то нравилось, но времена Святых походов против язычников вот уже лет триста как канули в Лету. Церковь в лице Папы не стремилась вновь отправлять своих детей в пески, воевать за мощи Спасителя и насаждать истинную веру среди горячих и жестоких иноверцев. Последний Святой поход едва не привел к катастрофе, и теперь, смотря на восток, клирики лишь грозно хмурились, но воевать не стремились.

Дама, стоявшая рядом с Фернаном и вот уже минут десять отчаянно махавшая веером, с тихим охом повисла на муже. Тому не оставалось ничего другого, как вывести ее на улицу. Фернан тут же встал на освободившееся место и оказался у самого прохода. Отсюда можно было прекрасно видеть то, что происходит у алтаря.

Кардинал, маленький, сухонький старичок с гладко выбритым, морщинистым лицом, огромным крючковатым носом и лысой головой, действительно был похож на старого и едва живого грифа. Хосе Пабло де Стануззи, не замолкая ни на минуту, продолжал читать Святую книгу. За его спиной каменным, неподвижным изваянием застыл епископ Эскарины – де Лерро. Еще дальше стояли облаченные в белое, бордовое и серое епископы рангом пониже. Среди них Фернан узнал Жозе Наярру. Там же находились король и все высшее дворянство вместе с послами некоторых сопредельных государств. Возле алтаря в две шеренги стояли сорок высоченных королевских гвардейцев. Между шеренгами располагался гроб, где покоилось тело графа. Крышка гроба была закрыта – со времени смерти маршала прошло уже пять дней.

С похоронами тянули до последнего. Ждали, когда соберутся все, кто только мог прибыть. Даже из смерти де Туриссано Таргера хотела извлечь как можно больше выгоды. Немного патриотизма и воспоминаний о былом величии и победах маршала – великолепный способ попытаться хоть как-то утихомирить вечно грызущиеся между собой дворянские коалиции.

На взгляд де Суоза, все было как раз наоборот. Смерть графа не сплотит, а скорее еще сильнее оттолкнет знать друг от друга. К примеру, теперь верные королю и дворяне, поддерживающие его брата герцога Лосского, будут интриговать друг против друга за получение лакомого поста маршала кавалерии.

Фернан почувствовал пристальный взгляд и резко обернулся. Одна из дам тут же перестала смотреть в его сторону. Де Суоза хмыкнул и поморщился. Он еще не привык ловить на себе сочувственно-любопытные взгляды. Рана, оставленная ему сеньором Никто, привлекала всеобщее внимание. Что и неудивительно. Очень сложно не заметить такое.

После того памятного поединка Фернан два дня провалялся в постели. Домой его принесли подоспевшие стражники. Лекарь, пришедший ранним утром, оказался мастером своего дела. Кривая игла так и мелькала, стежки швов были аккуратными, а края раны плотно прилегали друг к другу. Сеньор де Суоза выдержал экзекуцию безропотно и не издал ни звука. Но мастер – это, увы, не волшебник. Он не сможет сделать так, чтобы не было шрама. Теперь по бледной коже Фернана начиная от виска, заходя на скулу, через всю щеку и заканчиваясь на нижней челюсти, змеилась широкая красная линия. После того как лекарь снимет швы и пройдет какое-то время, шрам станет бледным, но, к сожалению, никуда не исчезнет. Но это произойдет еще не скоро, а пока рана доставляла Фернану массу хлопот – и не тем, что привлекала к себе любопытные взгляды, словно тугой кошелек уличных воришек, а тем, что жутко чесалась. Старая Лючита – служанка Фернана, увидев, что стало с ее господином, заламывала руки и просила, чтобы Спаситель покарал того негодяя, что испортил лицо ее хозяину. Де Суоза себя испорченным не считал и не очень уж сильно страдал от столь заметной отметины. В случае если сеньор Никто выжил, капитан надеялся не на Спасителя, а на свою шпагу.

На третий день, наконец встав и ощущая едва заметную слабость, Фернан занялся делами. В первую очередь похоронил останки бедняги Вето, попавшего под удар, который предназначался Фернану. «Василиск» ни минуты не сомневался, что сутулый человек применил магию. Удивительно, но к де Суоза не пришел ни один из отцов-дознавателей, дабы расспросить о случившемся. Городская стража тоже вопросов не задавала. Казалось, что все были заняты более важными делами, чем ночная стычка на улице Святого Шеро. Что, впрочем, понятно. Известие о гибели маршала кавалерии взбудоражило Эскарину, и все остальные темы были забыты. Никто и не вспомнил о так называемом взрыве порохового погреба на прибрежной улочке и разрушении целого дома. Подумаешь, новость! Интересно, что бы было, если бы Церковь не поспешила распустить столь своевременную ложную информацию и просочился слух о том, что некто использовал магию, которой попросту не могло и не должно было быть?

Церковь в лице Ордена пока игнорировала сеньора де Суоза, но он чувствовал, что это ненадолго и после похорон графа придется выслушать много вопросов и дать много ответов.

Рану вновь пронзило болью, и Фернан, не удержавшись, аккуратно провел по ней рукой, обтянутой перчаткой. Поморщился. Кажется, это становилось дурной привычкой.

Наконец кардинал сжалился над своими прихожанами и замолчал. Закованные в доспехи шеренги гвардейцев чеканным шагом двинулись вперед. К гробу подошли еще восемь королевских солдат, подняли его на плечи и направились к выходу из собора. Где-то на улице оглушительно громыхнули пушки, отдавая маршалу кавалерии последние почести. Гроб пронесли мимо Фернана, но уходить было еще рано. Пришлось ждать, пока мимо пройдет король и все те, кому по положению надлежало стоять ближе всех к алтарю. Фернан поймал на себе мимолетный взгляд проходящего мимо сына герцога Лосского. Де Суоза, хоть и не любил этого человека, отвесил легкий поклон. Виконту не оставалось ничего другого, как ответить тем же.

Он встретился взглядом с графом де Брагаре. Тот кивнул, и его губы едва шевельнулись. Фернан понял. Кивнул в ответ. Если глава «василисков» просит о срочной аудиенции, то эту просьбу следует удовлетворить. Сеньор де Брагаре и так был излишне терпелив целых пять дней. Не стоило злоупотреблять его расположением больше обычного.

После погребальной мессы Фернан успел заехать домой и переодеться в менее дорогую и вычурную одежду. На похороны он не поехал. И без него народу было предостаточно, так что присутствие Фернана никакой роли не играло. Он уже выполнил все приличествующие его положению обязанности и теперь мог заняться более насущными делами. Например, доложить своему непосредственному начальнику о том, что он увидел в Арреде.

Здание, где располагались «василиски», находилось в самом центре столицы, недалеко от королевского дворца. Фернан поднялся по длинной, мокрой от дождя лестнице и, не обращая никакого внимания на гвардейцев, охраняющих вход, прошел внутрь «логова „василисков“, как называли этот дом многочисленные недоброжелатели.

Он поднялся на второй этаж, толкнул знакомую дверь и оказался в приемной начальника службы контрразведки. Сидящий за столом высокий пожилой мужчина отвлекся от бумаг и встал:

– Сеньор, мое почтение.

– Здравствуйте, господин Жорже, – поприветствовал Фернан личного секретаря графа. – Сеньор де Брагаре должен ожидать меня.

– Так и есть. Будьте любезны подождать одну минуту. Я доложу о вашем приходе.

Фернан кивнул, подошел к окну, нахмурился. Сквозь пелену вновь усилившегося дождя он увидел знакомую карету с бордовым крестом на двери. Отцы-дознаватели. Де Суоза хмыкнул, прошелся по приемной, остановился возле герба «василисков». В первый раз он увидел его здесь тринадцать лет назад, когда оказался в приемной графа де Брагаре. Как давно это было! Сеньор де Суоза с детства мечтал стать военным, но, после того как семнадцатилетнего Фернана по причине его невысокого роста отказались зачислить в полк и лишили мечты и военного мундира, выбора не осталось. Этот герб – шестипалая ящерица с головой петуха – стал для него последней надеждой попасть в армию. Если бы и «василиски» отказались от блондина, то Фернану, единственному, кто выжил в ночь, когда роду маркизов де Нарриа предъявили кровавую плату, оставалось лишь два пути – или пойти служить Спасителю, или дождаться того момента, когда враги рода возьмут с него кровью, ибо за спиной его воспитательницы, графини де Турсеко, нельзя было прятаться вечно.

Ни первое, ни второе юного дворянина не устраивало. Он не хотел уходить в Церковь, ибо не очень-то надеялся на Спасителя. Где был Спаситель, когда надо было защитить его род? А насчет кровавой платы… Фернан не был трусом и в семнадцать лет уже прекрасно владел и шпагой и рапирой, но он понимал, что против могущественных родов де Дорес и де Муора, находящихся под вассальной присягой у рода де Фонсека, герцогов Лосских, ему одному не выстоять. Так что сеньор де Суоза предпочитал обезопасить себя и потребовать плату кровью за ту страшную ночь… После.

Бессменный глава разведки – граф де Брагаре – внимательно выслушал тогда еще пылкого, ожесточенного на весь свет, не умеющего скрывать свои эмоции под каменной маской холодности молодого человека. Выслушал и решил рискнуть, взяв Фернана под свое крыло и закрыв от ударов де Доресов и де Муора, ибо с «василисками» предпочитали не связываться.

Граф ни на минуту не пожалел о своем решении, ибо не было в его ведомстве сотрудника более упорного и благодарного, чем Фернан. Маркизы де Нарриа всегда платили свои долги. Это знали все, включая сеньоров де Муора, род которых в одну из прекрасных ноябрьских ночей потерял трех человек. Кое-кто догадывался, чья шпага устроила бойню, но доказать так ничего и не смогли.

За тринадцать лет службы маркиз прошел путь от рядового до капитана, получил несколько благодарностей от самого фельдмаршала де Оливейра.

Дверь кабинета графа открылась, и оттуда вышел не ожидаемый Фернаном секретарь, а совсем еще молодой черноволосый мужчина, облаченный в черный костюм для верховой езды и черный короткий плащ с бордовым подбоем. Серебряный знак «василиска» на груди, тяжелая и несколько длинноватая рапира на широкой перевязи. Заметив Фернана, «василиск» приветливо улыбнулся, сверкнул зелеными глазами, и его кошачьи зрачки на миг стали вертикальными.

Покинувшего кабинет сеньора де Брагаре звали Шейр, и он не был человеком. Этот «юноша» (а выглядел он гораздо моложе тридцатилетнего Фернана) разменял уже девятый десяток и принадлежал к малочисленной расе ламий, чье племя жило в горах Северной Таргеры.

Внешне ламии были похожи на людей, но только если не обращать внимания на их зеленые, кошачьи глаза, нереальную грацию, пластику движений и нечеловеческую быстроту. А если уж говорить о том, что Спаситель отпустил этой расе в три раза более длинный срок жизни, чем людям, то между ламией и человеком, вырастала огромная пропасть. Самым удивительным было то, что между людьми и их ближайшими соседями не было никаких серьезных конфликтов. Зеленоглазых горцев считали за своих ближайших, пускай и несколько странноватых родичей. Кого за это надо было благодарить – внезапно проснувшуюся у людей терпимость к чужакам, столетия жизни бок о бок или принятие ламий в лоно Церкви? За последние двести лет между гордыми кланами горцев и людьми не было войн на почве расовой ненависти или недовольства друг другом. Таргерцы и ламии жили мирно, и это, пожалуй, до сих пор удивляло и тех и других. Да, иногда они рычали друг на друга, перемывали косточки, но лишь в своем, узком кругу. Если какой-нибудь житель Ирении (или того хуже – Андрады) в присутствии таргерца начинал рассуждать о зеленоглазых ублюдках или же в присутствии ламий говорил о вспыльчивых черноволосых идиотах, реакция и у «ублюдков» и у «идиотов» была одна – невеже чистили рыло. Мол, если мы и ругаемся, то это наше дело, а вам в наши дела лезть нечего. Это можно было назвать взаимовыгодным союзом. Кланы ламий охраняли северную, горную границу между Таргерой и Бритонью, а люди снабжали зеленоглазых всем тем, что нельзя было найти в пустынных горах.

– Фернан, – «ф» Шейр произносил несколько шипяще, – рад, что ты в добром здравии. Тут за последние два дня о тебе такого порассказали, что я не знал, чему верить.

– Все ложь, – рассмеялся Фернан и пожал руку приятелю.

– Как вижу, не все. – Глаза цвета ранней весенней листвы на секунду замерли на щеке Фернана. – Не думал я, что найдется в столице шпага, способная на такое, если только…

Шейр замолчал, но де Суоза вполне понял, как должен звучать невысказанный вопрос ламии.

– Нет, дружище, этот парень был не из вашего племени.

– Ну и хвала Спасителю, – облегченно выдохнул ламия. – Моему народу не хотелось бы осложнений. Но твой противник был быстр как сам Искуситель. Раз ты жив, я смею надеяться, что этот ловкач мертв?

– Я тоже надеюсь на это, – нехорошо усмехнулся де Суоза. – Но когда я видел его в последний раз, он был живехонек, хоть и порядком продырявлен.

– Жаль, – искренне огорчился Шейр. – Кто-то из все еще никак не успокоившихся де Муора? У него было что-то личное к тебе?

– Ко мне или к моему роду. А быть может, еще что-то. Не знаю, Шейр. Это не де Муора и не де Доресы. Они предпочитают какое-то время меня не замечать, впрочем, как и я их. У нас враждебный нейтралитет. – Он криво усмехнулся. Будь воля маркиза – он бы отомстил всем, но приходилось считаться с кучей политических факторов и забыть о мести на неопределенный срок. – Кто был? Я уже ломал над этим голову, но этот человек мне неизвестен.

– Жаль, – вновь повторил ламия. – Если найдешь его, не забудь пригласить меня. Я хочу посмотреть на ваш разговор.

– Всенепременно, – хохотнул Фернан, знающий, что Шейр больше предпочитает не смотреть, а участвовать в «разговорах» подобного рода. – Если что, я знаю, где тебя найти.

Маркиз знал нрав Шейра. В принципе он был похож на нрав любого мужчины-ламии. Вспыльчивый, порой бесшабашный, всегда рискующий, если не сказать ходящий по грани. Если женщины ламии могли перебороть свое врожденное «кошачье» бешенство и скрыть его где-то глубоко внутри, отгородившись от него этикетом и людскими законами, то мужчины в большинстве своем были куда менее сдержанными. Особенно когда находились в кругу себе подобных, ибо в окружении людей им приходилось взнуздывать свой мерзкий характер, не принимать дружескую шутку за оскорбление и не провоцировать конфликты.

– Как поживает Рийна? – Ламия был не прочь затеять светскую беседу.

– Все еще в плаванье. Должна быть через неделю.
<< 1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 15 ... 27 >>
На страницу:
11 из 27