Птицеед

Я прекрасно понимал её чувства. Стабильный и привычный мир вдруг дал трещину. Да что там! Ушёл у неё из-под ног. Она всегда считала, что сила Кобальтовой ветви служит её желаниям и… тут случился сбой. Внезапный и очень болезненный для самолюбия. К тому же в довольно критической ситуации, когда решался вопрос жизни и смерти. Я не поддался чарам, а мои спутники ослушались её приказа.

– Я мало что понимаю в магии, ритесса. Быть может, вы устали. Или где-то ошиблись. Или ваш солнцесвет истощился. Что бы там ни произошло, но я рад, что так обернулась наша с вами история. Мы избежали непоправимого.

Она показала мне руну на ладони. Хорошая руна. Я ещё тогда отметил этот кубик.

– Как вы думаете, что произойдёт, если я попробую ещё раз?

Толстая Мамочка на другом конце бассейна насмешливо булькнула. Килли-то не облапошишь. Я вздохнул:

– Одноликая не наградила меня даром предвидения, ритесса, но всё же рискну предположить, что это совершенно точно приведёт к тому, что вы разрядите солнцесвет, что прячете в колбе в левом кармане. Также предположу – за сегодня вы сильно исчерпали шестиугольник[11 - Шестиугольник – термин, обозначающий количество заклинаний, которые колдун любой ветви, кроме Перламутровой, способен использовать в течение суток, без отдыха, после выматывающей его силы практики. После исчерпания шестиугольника, контакт с руной прерывается на какое-то количество часов. Всего, как не сложно догадаться, в шестиугольнике шесть заклинаний (по количеству углов). Соответственно Перламутровая ветвь, из-за прожорливости своей магии, способна использовать лишь три или вообще два заклинания (для них используется термин – треугольник).]. Или шестиугольники, не знаю, сколькими секторами[12 - Сектор – совокупность шестиугольников. Максимальное возможное количество шестиугольников – три. 3х6=18 заклинаний за сутки. Но подобное встречается очень редко, и ни один солнцесвет не может дать столько силы. Его хватает не больше чем на двенадцать не самых мощных заклинаний. Обычно на восемь.Чаще всего у колдунов встречается один сектор. Или же сектор и полусектор (6+3). По сказкам у Светозарных таких секторов было больше пятнадцати.] наделила вас удача. Ил дышит нам в затылок и стоит ли тратить силы на меня? К тому же мне не хотелось бы попадать под ваше очарование. Во всяком случае, подобным образом.

Но я не сомневался, что она попробует. Видел в карих глазах упрямство и решительность. Передо мной была женщина из той породы, которая не любит загадки и старается разгадать их как можно скорее. Грубо говоря, она предпочитала не распутывать узлы, а рубить их топором.

Я заметил движение у неё над головой. Там, на стене, цепляясь когтями о выступающие камни, повисла седьмая дочь. Её лемурьи глаза, отливающие тусклым золотом, смотрели на меня, а улыбка больше не была заискивающей.

Оскал, а не улыбка.

Признаюсь, я несколько секунд осознавал увиденное. Мелкая мерзкая тварь здесь, в сердце андерита. Её должно было сжечь, стоило лишь ей добраться до внешнего периметра стен, слишком она слаба, чтобы вот так вот легко отделаться.

– Риттер! – рявкнула седьмая дочь зычным низким мужским голосом, который шёл ей как киту парик. – Подари мне своё сердце!

Толстая Мамочка, точно стальной колосс, рывком поднялась из бассейна, и из всех щелей её доспеха потекла вода, словно из простреленного дробью бурдюка. Она швырнула ядро, словно мяч для игры в донг, с силой, ничуть не уступающей катапульте. Круглый снаряд смял седьмую дочь, и та, с проломленной деформированной грудью, жалкой падалью упала на место, где только что стояла едва успевшая отскочить Ида.

– Чтоб Сытый Птах выпил весь этот проклятущий бассейн! – выругался я, направляясь к его краю. То же самое делала Толстая Мамочка. Ларченков уже спешил к своей госпоже, растерянной и потрясённой случившимся.

– Проваливай! – сказал я килли. – Скажи Капитану!

Вот за что я её люблю – она никогда не тратит время на лишние расспросы и всё понимает с полуслова. Даже любимое ядро забирать не стала – сейчас недосуг кормить свою жадность.

Коли седьмая дочь прекрасно чувствует себя в андерите, то дело дрянь. Так быть не должно, если только не изменились законы мироздания.

Или кто-то их не изменил. А о подобном следует предупредить отряд. Мы за это путешествие уже потеряли восьмерых, хватит.

Маман совершенно неизящно развернулась, подняв стальной тушей волну, которая покачнула меня, и отправилась в обратную сторону, к казармам, через несколько ворот и укреплений.

Надо сказать, удар ядра в камень услышали караульные на ближайшей башне. Загорелась каштановая лампа, кто-то перегнулся через стену, крикнул:

– Что там у вас?!

Ритесса, кажется, ещё не обрела дар речи, так что я крикнул в ответ, надсаживая горло:

– Седьмую дочь прикончили!

– Ты шутишь, что ли? Или пьян?!

Второй раз орать через двор я не собирался. Пусть спустятся, да посмотрят, шучу я или пьян. Дери меня совы, а я мечтал о напёрстке кофе. Лучше бы действительно поискал что-нибудь на дне фляги Бальда.

На берег я выбрался в тот момент, когда росс подошёл к хозяйке. Он убедился, что с ней всё в порядке, направился к маленькому серому телу, хмуро глянув, как я натягиваю подштанники.

Не то что я не мог без них, но дама рано или поздно придёт в себя и заметит мою неподражаемую красоту. Вдруг её это не обрадует. Моим правилом было не печалить колдунов без нужды. К тому же эту я уже успел опечалить сегодня. Одного раза вполне достаточно.

Я взялся за штаны, но происходящее с телом седьмой дочери, мне настолько не понравилось, что их пришлось бросить и поднять с земли саблю. Когда Вампир была у меня в руках, появлялось ощущение некой защищённости.

Седьмая дочь расплывалась. Плоть текла, превращаясь в зловонную массу, из которой торчали кости.

– Плохо, – сказал я. – Что-то не так.

Ларченков рыкнул низко, вполне возможно это была насмешка, но его маленькие глазки не отрывались от остатков создания Ила. И тут, конечно, росс прав, лично я, покосившись на ритессу Рефрейр, упустил момент, когда из расползшейся плоти начал очень медленно расти витой, закрученный спиралью, ярко-алый конус, так похожий на рог.

Заорать я не успел. Ларченков грянул, точно сердитый гром. И гораздо громче, чем я:

– Муравьиный лев!!!

Солдаты, три человека, уже бегущие к нам, не собирались проверять, верно ли это утверждение. Если насчёт седьмой дочери они могли сомневаться, то муравьиный лев – штука серьёзная. Проще говоря, ну её вороне под хвост. Пусть кто-нибудь другой разбирается.

Они как по команде развернулись и бросились наутёк. Один был столь храбр, что отшвырнул ружье в сторону, явно предполагая, что это добавит ему скорости. Я не стал делать ставок и проверять, кто из них быстрее покинет замковый двор.

Мне, представьте себе, хотелось обогнать эту троицу по меньшей мере на десять корпусов. Стоило подумать о штанах, рубашке и ботинках, но времени одеваться совершенно не было. Даже наклоняться и подбирать их. Ларченков уже уводил госпожу, и я поспешил за ними.

Мы успели.

За стеной, в соседнем дворе, там, где располагались казармы, полыхнуло лиловым.

Восемь бледно-белых, подобных копьям лучей, так напомнивших мне прутья ограды вокруг фамильного особняка, беззвучно ударили в землю, и она мягко дрогнула.

Тревога уже будила гарнизон. Но горны пели неуверенно, осоловело. Люди ещё мало что понимали.

Мы стали подниматься на стену по внутренней лестнице за секунду до того, как опустилась решётка. Там был прямой коридор, а после спуск и выход во двор, где разместились «Соломенные плащи».

Ларченков шёл тяжелой поступью, держа отстёгнутый топор, колдунья торопилась за ним, на её бледном лице, когда она обернулась, хорошо была видна растерянность.

Примерно в этот момент муравьиный лев «отжил» своё, выполнил то, для чего его растили и пестовали – достроил портал.

Я это почувствовал. Все почувствовали.

Воздух задрожал, леденея, облизал камни, оставляя на них иней. Заморозил капли, всё ещё катящиеся по моей коже после купания, высеребрил волосы, сковав их сосульками.

Скажем так. Внезапный разрыв пространства очень… бодрил. Окажись мы поближе, вполне могли бы участвовать в конкурсе «Лучшая ледяная статуя Шельфа». Кто-то взялся за Шестнадцатый андерит с изяществом пьянчуги, который решил разгромить лавку фарфора и вооружился для этого кувалдой. Причём въезжал он в эту лавку по меньшей мере на обшитой железом карете, запряжённой шестеркой лошадей.

На полном ходу.

А после пол начал уходить у меня из-под ног, когда земля просела из-за циклопической воронки, образовавшейся вокруг портала. Стена стала рушиться, как и ближайшие опорные башни. Ритесса с криком сорвалась в провал, разверзшийся между мной и Ларченковым.

Поднялось много пыли, несколько каменных крошек больно, до крови, ободрали кожу. Росс сделал попытку перепрыгнуть на мою сторону, но в последний момент остановился, понимая, что слишком велико расстояние. Выругался.

Я наклонился над краем. Видно плохо, но… она уцелела, упав на выступ, оставшийся «этажом» ниже.

– Заберёшь её?! – крикнул мне росс.