Создатель кошмаров

Видение рассеялось. Я снова оказался стоящим на коленях перед надгробием. Сжимая запястье разбитой руки. Талия с легким беспокойством склонялась надо мной.

– Мужчина, – ответил я хрипло на ее невысказанный вопрос. – Мертв.

– Кто он?

– Торговал чужими секретами. За последний запросил слишком много.

– Можно немного подробнее? – спросила Талия, но я отрицательно мотнул головой.

– Потом. Еще три могилы. А как ты видишь, это не самый приятный способ, чтобы освежить память.

Харита посторонилась, открывая мне подступ ко второй плите.

Я сел перед ней, рассматривая серую выщербленную поверхность. Рука заныла сильнее, словно предчувствуя новую волну боли. Талия пристально смотрела на меня, я чувствовал ее жаркий, внимательный взгляд. Не давая себе времени на размышления, я размахнулся и снова ударил.

В алой вспышке возник полутемный пыльный коридор, в глубине его дверь. Она медленно приоткрывается. Через щель выглядывает кто-то. Можно различить растрепанную сизую прядку волос, бледную щеку с продольной морщиной, и глаз, блестящий, словно новенькая стеклянная пуговица. В нем таилось болезненное любопытство и недоверчивость.

В отличие от первой, эта картинка гасла медленно и неохотно. Мне пришлось заставить себя вынырнуть из нее. Лицо хариты подернула легкая дымка, напоминающая туманное марево.

– Женщина… – сказал я и не услышал своего голоса, пришлось повторить громче: – Женщина.

– Я поняла, Аметил, – долетел до меня с небольшим запозданием ответ девушки. – Что с ней случилось?

– Замкнутый круг. Тот, кто вызывает болезни, болеет сам.

Харита присела рядом, внимательно глядя мне в глаза.

– Ламия? Ты уничтожил ламию?

– Брима Кора, – мой голос звучал приглушенно и зловеще, хоть я и не стремился к внешним эффектам, стараясь говорить более-менее внятно. – Жива. Но сама погружает себя в безумие.

Я поднялся, ощущая на предплечье руку хариты, поддерживающей меня.

До третьей могилы была всего пара шагов, но мне казалось я преодолевал их гораздо медленнее, чем требовалось.

Третья могила отозвалась не сразу. Смазанный отпечаток моей руки темнел на фоне серого камня, в памяти было пусто, и мне пришлось долго смотреть на пятно крови, пока оно не стало расплываться, дрожать… а затем из его центра начал медленно проступать барельеф – черный, блестящий, неторопливо оживающий. Две человеческие фигуры. Одна резко вскинула руки и толкнула другую. Та, более массивная и неповоротливая по сравнению с хрупкой первой, опрокинулась навзничь, упала и больше не двигалась. А спустя мгновение четкое изображение превратилось в бесформенную кляксу.

– Кто это?

– Жертва убивает жертву, – ответил я, слыша, что мой голос становится сухим как прошлогодняя трава. – Жертва падает.

Вряд ли она что-то поняла из моего объяснения. Я сам с трудом понимал. Но надо было продолжать.

Я подошел к последней плите.

От нее осталась только небольшая впадина, почти заросшая травой и мхом. Бурый камень в центре едва просматривался под слоем корней. Я ударил кулаком прямо в него и… провалился в яркий солнечный день.

Едва слышно шелестел теплый ветер. Золотые лучи освещали зеленую поляну, окруженную высокими дубами. Неподалеку слышался плеск воды и мелодичный женский смех. Прямо передо мной стоял невысокий лавр. Я мог разглядеть каждый лист, каждую веточку, чувствовал свежий запах, исходящий от него. Деревце, молодое и сильное, дрогнуло, стало клониться к земле, тонкие струи дыма окутали его побеги, и очень скоро весь ствол скрыла сизая пелена. Сквозь нее еще пару секунд просвечивали листья, а затем лавр растаял, превратился в бесцветное облачко.

– Прорицатель… – долетел до меня едва слышный шепот.

Зрение вернулось ко мне. Я все еще был на кладбище. Холодное и мрачное, оно по-прежнему дышало ледяным ветром и равнодушием. Единственным теплым огоньком, озарявшим его, были рыжие волосы хариты, но взгляд янтарных глаз, обращенный на меня, пронзил морозом.

Мир вокруг меня перевернулся, вытягиваясь и искажаясь, а затем рухнул в темноту…

Я лежал на кровати, вытянувшись во весь рост. Правую руку простреливало болью от запястья до локтя. Пальцы левой, сомкнутые вокруг игрушки дэймоса, свело, и я с трудом разжал их.

– Ты убил прорицателя?! – прозвучал рядом голос Талии. Хоть она и обещала быть непредвзятой, не смогла сдержать негодования.

– Нет. Заставил его не делать предсказаний. – Я повернул голову и увидел, что она уже поднялась и теперь смотрит на меня сверху вниз.

– Ты убил его, – повторила девушка с ледяной уверенностью. – Все равно что убил. Знаешь, что происходит с оракулом, которого вынудили отказаться от своего дара?

– Примерно представляю, – ответил я, массируя руку, ноющую от боли.

– Он перестает отличать правду от лжи в мире снов. Знаки путаются, символы меняются местами, он не понимает, что видит. Реальность вокруг него также начинает сходить с ума. – Харита осеклась, покачала головой, еще раз окинула меня взглядом, словно недоумевая – кому и, главное, зачем она пытается рассказать о мучениях человека. – Какое предсказание ты заблокировал?

– Не помню, какую-то мелочь.

– Вставай. Одевайся. – Талия швырнула мне джинсы. – Из всех четырех жертв эта представляется мне наиболее ценной для дэймосов.

Я протянул руку и положил игрушку на комод, рядом со стеклянной банкой, в которой уже лежали несколько новых пуговиц, а затем сказал:

– Я по-прежнему не уверен, что этот последний.

– В любом случае, мы начнем, – холодно откликнулась Талия.

Мне совсем не понравился нажим, прозвучавший в ее голосе.

– Ты хочешь навестить все жертвы?!

– И если ты поторопишься, мы успеем сделать это сегодня.

– Как ты их найдешь? Я уверен в местоположении только одного – пепел в море.

– Нарисуешь портреты, – безапелляционно заявила харита, которой наскучило спорить со мной. – Знаю, ты прекрасный художник. Я пробью изображения по своей базе данных. А ты, если понадобится, переберешь все свои залежи пуговиц и проверишь каждую.

Она бросила быстрый взгляд на стеклянную емкость с моими трофеями и стремительно вышла из комнаты.

Мне пришлось вылезать из постели и, превозмогая неутихающую боль в руке, одеваться, а затем тащиться в гостиную. Там я зажег все имеющиеся источники света, достал чемоданчик с художественными принадлежностями, открыл его и снова подумал о Хэл. Ее рисунки по-прежнему лежали под деревянной крышкой – яркие, необычные, запоминающиеся. Вот последний набросок, всего несколько грубых штрихов, но образ весьма четкий – корявая человекоподобная фигура с длинными костлявыми руками. Изображение Фобетора моей ученицы. Успела его нарисовать за считаные минуты в тот день, когда мы спешили на помощь ее друзьям. Интересно, вернется ли она?..

Я закрыл папку с работами Хэлены. Достал чистый лист и взялся за первый портрет.

Харита села напротив и, пока я работал, не сводила с меня тяжелого, изучающего взгляда.

– Талия, ты не могла бы не смотреть на меня так? – попросил я, не поднимая головы. – Очень отвлекает.

– Я думаю о том, как Феликс мог скрывать этот дом. Здесь каждый угол, каждая деталь выдает принадлежность к миру дэймосов.