Рукавичка негромко хмыкнула за спиной, но Эрего ответил. Захира слышала, что он подошел близко, так, что, если обернуться, можно коснуться его щеки.
– Ни одно поле не может быть плодородным вечно. Время пшеницы проходит, и начинают расти лишь сорняки. Из года в год. Из века в век. Тысячелетие за тысячелетием. Они все больше, все выше, все опаснее, и их яд проникает в саму ткань бытия.
– Опаснее для тебя? Или демонов?
– Для мира, – мягко ответили ей. – И, чтобы избавиться от сорняков, поле следует поджечь, а после, когда пожар стихнет и оно остынет, вспахать, удобрить, засеять, полить и ждать всходов.
– Пшеница выйдет со вкусом крови.
– У нее всегда вкус крови. Просто мы не желаем его ощущать.
– Уничтожить память о прошлом, чтобы создать новое будущее, – усмехнулась Захира. – Мой дед говорил то же самое. Уничтожить Дагевар, чтобы Кариф стал более велик. У него не получилось, не получится и у тебя.
– У меня не получалось, – согласился Эрего. – Не раз. И не два. Может, не выйдет и теперь. Неудача – это лишь способ оценить свои ошибки и сделать чуть по-другому. Но сейчас все сложится как надо.
– Кто ты?
Ее вопрос, казалось, удивил его.
– Я? Осколок. Фрагмент. Который пытается обновить поле и дать всем то, что утрачено.
– А эти твари?
– Они мой огонь. Знаешь, что здесь было «до»?
– До чего? – Ей не хотелось продолжать разговор.
– До всего. До замка твоего мужа. До Катаклизма. До Калав-им-тарка. До того как бледные равнины Даула скрылись в море. Изначально. Именно здесь, на этом самом месте, Шестеро открыли дорогу на ту сторону. Здесь все когда-то началось, здесь все и закончится.
– Мне все равно, незнакомец. Для меня все давно уже закончилось. Зачем я тебе?
– Посмотри на меня. Посмотри! – Теперь в голосе звучал приказ, и она подчинилась против своей воли. И ей не понравилось, сколь легко и просто это произошло. – Ты напишешь брату, моему любезному дяде, письмо.
Ее поразила эта просьба, но она нашла в себе силы устало покачать головой:
– Нет.
– Я не прошу. Ты напишешь.
– Нет. Не напишу. И ты не сможешь меня убедить. Или заставить.
– Я могу написать и за тебя, – пригрозила Рукавичка и замолчала, стоило лишь Эрего раздраженно дернуть плечом.
– Напишешь и сообщишь, что соскучилась по родине и желаешь приехать.
– И что потом? Привести во дворец еще одного шаутта? – горько поинтересовалась Захира.
– Принести слово Вэйрэна и сражаться с демонами, разумеется. Как мать истинного асторэ, ты способна на это.
Она ощутила в словах незнакомца улыбку.
– Полагаю, шауттами и победами над ними я буду обеспечена. Во славу Вэйрэна. – Эти слова герцогиня произнесла с ненавистью, но ответ последовал спокойный и чуть насмешливый:
– Без сомнения.
– Ты болен, тварь, если считаешь, что я соглашусь стать твоей очередной проповедницей. Я не принесу на свою родину семя смерти. Найди кого-нибудь другого.
– У другого нет крови Стилета Пустыни. За ним не пойдут.
– Прекрасно. Значит, люди не станут убивать друг друга, превращаться в тварей, и синий огонь не захватит оазисы и караванные пути.
– А еще ты посетишь коллекцию, которую твоя семья собирает много лет. Ту, куда мало кого пускают, если в нем не течет ваша… хм… наша славная кровь.
– Отправь туда шаутта. Мне все равно.
– Я отправляю тебя, ибо не все подвластно лунным людям. Ты найдешь среди вещей старый большой желудь и заберешь его. Отдашь человеку, который придет в нужное время.
– И снова нет.
– Ты спешишь отказаться, не зная, какую плату я тебе предлагаю.
Она наконец-то посмотрела на него, со смесью презрения и ненависти:
– У тебя нет ничего, что заставит меня передумать.
– И даже твой сын? Когда поле будет выжжено и прополото, мне не понадобится больше быть здесь. Я отдам его тебе.
Из ее глаз текли злые слезы.
– Отдашь мне мою кровь? Мою плоть? Последнего из да Монтагов? В обмен на целую страну, которую моя же кровь, мои же предки поднимали из песков Катаклизма. Руками, ломая ногти, рыли оазисы. Строили государство. Ты вправду считаешь, что один человек, даже если это мой сын, достоин такой жертвы? Потери Карифа? Темной веры и темных лет? – Она наклонилась ближе, к знакомому чужому лицу, и ее голос теперь едва шептал, но ни от кого не скрылась угроза: – Ты правда считаешь, что из-за жалкой подачки, обещания, которое ты не выполнишь, я принесу мрак на родину? После того, что шаутты сделали тут, тварь? Я потомок Халита Аль-Даби, Второго клинка Гвинта. Мой дед Стилет Пустыни. Я не заключаю сделок с демонами. Моя верность Карифу сильнее моей верности даже сыну.
Эрего усмехнулся. Было понятно, что время переговоров закончилось:
– Я заставлю тебя. Так или иначе.
Она провернула кольцо на большом пальце левой руки, и раздался щелчок.
Эрего отшатнулся, Рукавичка совершенно не по-человечески вскочила на ноги, но не успела помешать Захире да Монтаг.
Маленький плоский клинок, величиной с ноготь, выбросила из кольца пружина, и женщина провела им себе по горлу.
Быстро и решительно.
Рукавичка подскочила, хрустнула кость в сломанной руке. Захира, чувствуя, как горячее течет у нее по шее, хотела плюнуть в ненавистное слепое лицо, но подавилась кровью, захлебнулась и, чувствуя слабость в ногах, осторожно села прямо на пол.
Больше она не смотрела на них. Лишь на крутящиеся над головой балки и кроваво-алый месяц, который ее теперь не пугал.
– Нашему соглашению уже много лет. – Эрего смотрел на мертвую женщину с бледным спокойным лицом.