– Да вот вам святой крест! Не сходя с места: дистанция не более тысячи четырёхсот моих мелких шагов.
– ???
– Готов показать: примерно этак, – и казак прошёлся мелкими стелющимися шажками сажени две, – ну, правда, шли не по прямой.
Глаза у командира батареи прямо загорелись. Сна в них и на копейку не осталось.
– Ага-а-а…
Невзыскательный слушатель сказал бы, что это слово было пропето. Зануда и критикан настаивал бы, что Шёберг (в соответствии с фамилией) его прошипел. Как бы то ни было, в расчётах дистанций мичман был отнюдь не из последних.
– Значит, будем пробовать. – И с этими словами мичман умчался поднимать команду по тревоге.
Правда, скромный и застенчивый казак не упомянул, что у него есть мерзенькое ощущение (причём отнюдь не в районе головы), что назревает этакое нехорошее.
Поручик Боголепов пребывал в возвышенных чувствах. Накануне вечером к нему явился посыльный от генерала Васильчикова и передал приказ: прибыть в распоряжение мичмана Шёберга на Камчатский люнет, пройти курс обучения, после чего он (Боголепов) получит в своё распоряжение гранатомёт, дабы сражаться на Волынском редуте.
Артиллерийский поручик был неглуп и отлично понимал, что успешный опыт с этой изумительной пушечкой – ступенька к карьере. От волнения он почти не спал и на Камчатский люнет поехал ещё затемно, рассчитывая попасть туда к восходу солнца.
Точно в то же время на позиции батареи попытался проникнуть флотский лейтенант Беккер, которого, как и Боголепова, остановили часовые. Шёбергу пришлось презреть сон, выйти к караулу, пропустить армейского поручика, лицо которого он помнил, и моряка, предъявившего командировочную бумагу (он оказался коллегой-артиллеристом с «Первозванного», к тому же знакомым). Впрочем, незаметную для посторонних проверку негации мичман учинил.
К некоторому удивлению как офицеров, так и нижних чинов, оказалось, что неприятель явно запаздывает с обстрелом и даже больше того: судя по подвозу других орудий в дополнение к существующим, а также увеличению запасов ядер и, похоже, пороха (его свозили в обвалованные укрытия), сегодня дело вполне могло и не состояться.
Такую возможность грех было бы упустить. Шёберг отвёл новоиспечённых гардемаринов в сторону, велел устроиться поудобнее и начал лекцию:
– Господа, данный гранатомёт как артиллерийская система кардинально отличается от существующих. В основе его действия лежит управление энергетическими полями, которые…
Диспозиция у союзников была уж давно обговорена. Генерал Канробер (он заменил заболевшего Сент-Арно) со всей уверенностью утверждал, что ключ к Севастополю лежит на Мал аховом кургане. С этой точкой зрения согласились не только генерал лорд Раглан, командовавший английским экспедиционным корпусом, но и все штабные офицеры. Чего там говорить: даже адмиралы Нахимов и Истомин подписались бы под этими словами. Француз также выразил уверенность, что по овладении Камчатским люнетом эта цель станет куда более достижимой – и это тоже казалось верным. Конечно, атака с трёх сторон с предварительным захватом также Волынского и Селенгинского редутов была бы полной гарантией успешного штурма ключевой точки обороны, но… накануне выяснилось, что оба редута упорно держат оборону. Пехотный штурм без подавления артиллерии был предприятием сомнительным. Вот почему в соответствующем приказе требовалось сосредоточить огонь на люнете, но ни в коем случае не ослаблять подавление артиллерии других укреплений – с них не должно было попасть ни единого солдата в помощь соседям.
* * *
И Неболтай, и Шёберг ошиблись в предположениях. Командование союзников сочло, что боеприпасов для полноценного обстрела всё ещё недостаточно, и потому ждали ещё одного подвоза.
Команда «Морского дракона» почти закончила погрузку припасов на очередной рейд, когда на причале объявился Неболтай:
– Владимир Николаевич, с просьбой к тебе.
– Слушаю, Тихон Андропович.
– Вот письмишко… ну, ты знаешь куда… с заказом на ружья с пистолями, вот деньги на их оплату, а ещё вот бумаги на улучшение винтовочки. Дай бог здоровья Малаху Надировичу, он присоветовал.
– Добро, перешлю. – Моряк заметил некую потаённую мысль в выражении лица хорунжего и спросил: – Ещё что-то?
– Мне-то самому не можно люнет покидать, там мои готовятся к отражению нападения, а вот малую подмогу спроворю. Вот тебе двое моих казаков, Федька Малоручко да Ванька Гирин. Ты не смотри, что молоды, я сам их натаскал, с винтовкой обращаются знатно. Прикроют они твоих в случае… ну, всяко же бывает. Ты за обиду не почти, однако ж вещун мне шепчет – не обойтись вам без драки.
Семаков чуть задумался: нет, расширять круг знающих о пещере и портале не след.
– Тихон Андропович, не взыщи, но этих молодцов с собой взять не могу. Сам знаешь, что там у нас… лежит. Вот если б ты пошёл – другое дело.
Некоторое время Неболтай усиленно царапал ногтями затылок.
– А когда к причалу вернуться полагаешь?
– Ну, если ничего не помешает, то задолго до рассвета там будем. Как раз к «собачьей вахте», четыре часа пополуночи, по-вашему сказать.
– Эх-х-х… Ну ладно. Тогда уж я с вами, своими глазами прослежу, чтобы попало к кому надо. Федя, Ванятка, давайте обратно на Камчатский, да скажите вахмистру: я, мол, буду перед рассветом. Дело тут важное.
– Сделаем в аккурате, – последовал солидный ответ.
«Морской дракон» двинулся в сторону Камышовой бухты, когда до заката оставалось ещё порядочно времени. Семаков хотел удостовериться, что вблизи портала и пещеры нежелательных людей нет. Их не было. Зато был другой человек: Костя Киприанов, осторожно пробиравшийся в сторону драконьего жилища.
Семаков подумал и решил, что мальцу совершенно не обязательно знать о существовании грота-стоянки корабля и уж точно о том, где именно он находится. Значит, надо было опередить.
Манёвр входа в грот впечатлил казака, хотя по его невозмутимому лицу вряд ли кто мог угадать эмоции. Но таковые проявились при первом же взгляде на ведущую вверх лестницу.
– Владимир Николаевич, дозволь мне первому подняться. Не ровен час, там вокруг шастают… всякие.
Казак снял шапку, заткнул её за пояс, с помощью одной руки (вторая держала винтовку) с недурной ловкостью поднялся вверх, откинул голову назад и лбом чуть приподнял крышку люка. Увиденное не обрадовало.
Довольно далеко, не менее полутора тысяч шагов, по зимней степи карьером нёсся всадник. От него в направлении берегового обрыва что есть духу улепётывал мальчишка лет восьми-девяти.
Форму кавалериста зоркий пластун различил сразу, ошибиться было трудно: англичанин. Ситуацию правильно оценил бы и менее опытный казак: у мальца никакой возможности удрать не было.
Хорунжий скользящим движением протиснулся в люк, распластался на земле. Рука двинулась туда-сюда, помогая затвору дослать пулю в ствол. Большой палец опустил семечко предохранителя.
Казак не медлил – и всё же опоздал.
Сэр Уэйкфилд Прендергаст Мерриуэзер, двадцати трёх лет от роду, был офицером и джентльменом, потомком знатного рода. Разумеется, он служил в кавалерии. В ряды атакующих при Альме он не попал – в последний момент его лошадь была чуть задета шальным каменным осколком, в результате чего всадник потерял возможность держаться в строю. Это позволило ему остаться в живых. Подразделение, где служил сэр Мерриуэзер, было уничтожено, и потому его назначили офицером связи.
В данный момент он находился на левом фланге артиллерийских позиций. Оглядывая по привычке местность, он заметил низенькую крадущуюся фигурку, выделявшуюся на фоне зимней осоки и камышей, и, конечно, отреагировал надлежащим образом:
– Лазутчик!
Дежурный офицер схватился за подзорную трубу.
– Полноте, сэр Мерриуэзер, это всего лишь мальчишка.
Голос аристократа был наполнен холодной вежливостью:
– Уверяю вас, лейтенант Перкинс, нас он видит не хуже, чем мы его. Лишние глаза тут ни к чему. Берусь уладить эту небольшую проблему.
Возражать Перкинс не стал, офицер связи не был его подчинённым. Также дежурный не упомянул, что совсем недавно видел у входа в Камышовую бухту порождение дьявола – по крайней мере, так его обзывали моряки – именуемое «Морской дракон». Лейтенант знал, что этот корабль может быть опасен своим пушечным огнём, но не знал, в какой степени опасен, а потому никакого предупреждения упрямый кавалерист не получил.
Офицер связи был истинным джентльменом и по этой причине побрезговал карабином казённого образца. Вместо него он взял любимое ружьё (кстати, оно было и легче, и намного надёжнее), но зарядил его не пулей, а картечью. Именно такое решение подсказывал богатый охотничий опыт. Любой НАСТОЯЩИЙ охотник (а сэр Мерриуэзер именно таким себя и числил) знает, что наиболее увлекательна охота – на двуногую дичь. И началась погоня.
Сказать правду, Костей руководил не разум, а древний инстинкт, присущий любому детёнышу: искать защиты у сильного. Он мчался к заветной лесенке, не думая, не рассуждая, даже не надеясь. Мальчишка чувствовал сердцем, что громадный, могучий и вовсе не злой дракон может спасти.
После того как грянул выстрел, воздуха, которого и так не хватало, стало совсем мало. Могучие удары в спину вышибли, казалось, самую возможность дышать.