Старая крепость

Мы с Касаткиным и майором в этот момент находились в штабе. Только что убежал Семенюк, доложив о выполнении приказания. Капитан недоумённо уставился на Гаврилова, но тот лишь махнул рукой, – дескать, мелочи. Тут-то и прогремел взрыв. Был он намного слабее попавших в форт с утра авиабомб, но качнуло нас знатно. С потолка посыпался песок, мы инстинктивно пригнулись.

– Началось, – поглубже натягивая фуражку, тоскливо произнёс Гаврилов.

– Это где-то у Коломийца, – отряхиваясь, констатировал Касаткин и бросился к телефону. Однако, связи с первой ротой не было.

Ба-бах! От взрыва, я улетел под стол, на ноги мне приземлились какие-то ящики и, судя по мату, майор Гаврилов. Лампа упала, расплёскивая горящий керосин. Схватив валяющуюся рядом чью-то шинель, я вскочил и начал сбивать ею пламя. В горле запершило, дышать становилось нечем. Дверь в коридор заклинило и Гаврилов с Касаткиным пытались её выбить. Расправившись с очагом пожара, я нащупал сброшенный взрывом на пол автомат и начал шарить в поисках подсумка с запасным диском. Его я, естественно, не нашёл, зато зацепил свой планшет и пару гранат-«лимонок». Прихватив это богатство, кинулся помогать отцам-командирам выламывать дверь. Бах! Ещё один взрыв, – почти в коридоре! Мимо меня, сбитые распахнувшейся дверью, как кегли, пролетели Касаткин с Гавриловым. Странно, – до этого момента дверь открывалась в другую сторону… Впрочем, сейчас не до таких мелочей.

Я вывалился в абсолютно задымленный коридор, пытаясь вдохнуть свежего воздуха, но тут его не было. Воняло сгоревшей взрывчаткой и каменной пылью. В ушах звенело, поэтому оценить звуковое сопровождение царившего внутри форта хаоса мне не довелось. Рядом с дверью, на коленях, держась руками за голову, ползал Андрюха-пограничник. Его СВТ, с расщепленным в хлам прикладом, валялась тут же. Вспышка – грохот! Впереди, по коридору, сверкнуло, и казематы ещё больше заволокло пылью. Несмотря на некоторый дискомфорт в организме, – соображалось, на редкость, хорошо. Как я вижу, – детонация склада вполне себе состоялась. Вон, напротив него появился пролом в стенке коридора, сквозь который виден двор. Больших взрывов было два: первый у Коломийца, второй над складом. А то, что происходит сейчас, – это ноу-хау немецких сапёров, опробованное ещё при штурме казарм 33-го Инженерного полка. Опускают на верёвочках заряд взрывчатого вещества напротив окон, – и рвут, пока деморализованные защитники ползают в затянутых дымом и пылью внутренних помещениях. Именно такая штука и открыла, надо полагать, заклинившую дверь штаба в другую сторону.

Так, пограничник, вроде как, жив, – просто здорово контужен. Где наше командование? Совсем забыл про них. Ага, вот они. Отчаянно кашляя, с пистолетами в руках, в коридоре появляются Касаткин с Гавриловым. Живые. Правда, не совсем здоровые. Склоняюсь к Андрюхе, спрашиваю как самочувствие. Голоса своего не слышу, ответа пограничника, – тем более. Впрочем, он, кажется, ничего и не говорит. Сидит у стены, продолжая держаться за голову, и только рот открывает, как рыба. Взрывы стихли, что дальше? Новая атака? Гаврилов что-то кричит, надсадно кашляя и показывая пистолетом в сторону взорвавшегося склада. Посмотреть, что там? Пошли, поглядим.

Перехватывая поудобнее ППД, осторожно крадусь по коридору. Не видно ни черта. Единственный ориентир, – свет из пролома напротив склада, на него и идём. Весь пол усыпан битым кирпичом и досками от разорванных ящиков, поэтому я постоянно спотыкаюсь. Надеюсь, там больше ничего не бахнет, и всё, что могло сдетонировать, – уже взорвалось. Из провала, который раньше был дверьми склада, валит дым. Похоже, остатки боеприпасов завалило землёй. На фоне вызывающе синего солнечного неба замечаю несколько любопытных голов, принадлежащих явно немецким сапёрам. Они высунулись где-то там, в районе расположения роты Зульфугарова. Вскидываю автомат и даю очередь в их сторону. О, звук частично включился: слышу свою стрельбу. Естественно, ни в кого не попадаю, но головы исчезают. Ах вы, гады! Вытаскиваю из кармана гранату, разгибаю усики чеки и выдергиваю кольцо. Это – не М-24, тут ждать не нужно. Выскакиваю через пролом на улицу и швыряю гранату наверх, на вал. Яркость дневного света нереально ослепляет, но кинуть Ф-1 туда, куда хотел, получилось. Сразу же запрыгиваю обратно, в коридор. Взрыва не слышу, да это и не важно. Главное, – показать, что форт ещё жив и сдаваться не собирается!

Ан нет, всё-таки, кто-то собирается: вижу выбегающих из казематов бойцов с поднятыми руками. Их не так уж и много, но сам факт… Впрочем, для нас, оставшихся, – это даже хорошо. Своим выходом, эти бойцы подарили нам несколько свободных от обстрелов и атак минут. Немцы, наверное, приняли выход пары десятков человек за сдачу всего гарнизона и, с нетерпением, ждут остальных, радостно потирая лапки. Это будет, конечно, но чуть позже. Время сейчас, – около пяти вечера. Бомба – убийца пока на аэродроме, и прилетит она явно не раньше 18:00. Так что, – пока держимся!

Пользуясь затишьем, обходим позиции. Меньше всех, понятное дело, пострадали обитатели внутреннего вала. Там, у роты Домиенко, потерь вообще нет. Раненых и убитых больше всего у Коломийца: именно там прокапывали лазы в толщу вала бойцы Восточного форта. Видимо, сапёрам повезло наткнуться на один из таких и заложить там взрывчатку. От взрыва завалило два каземата: в одном навсегда похоронило около двадцати раненых, во втором, – примерно столько же красноармейцев. По докладу лейтенанта, в плен пошли сдаваться восемь человек.

К роте Зульфугарова теперь можно пройти только через внутреннюю подкову и потерну, – коридор горжевого вала завалило. Здесь боевых потерь практически нет, – контуженые да пара легко раненых осколками кирпича. Зато, к немцам ушли сразу человек сорок. Старшина Павленко сначала хотел перестрелять всех «изменщиков» из пулемёта, но потом махнул рукой: пусть идут. Зульфугаров пришёл в сознание, и даже потихоньку передвигался, держась за стеночку, но командовать пока не мог. Насколько я помнил, эпицентр попадания немецкой двухтонной бомбы придётся именно в этот район, о чём и шепнул Гаврилову. Тот кивнул и распорядился перейти остаткам третьей роты в казематы внутреннего вала, как только появятся самолёты противника. До этого момента, – держаться и отбивать атаки немцев. Раненых было решено перенести в лазарет прямо сейчас, – потом можно и не успеть. Улучив момент, я спросил у Гаврилова:

– Михалыч, я не знаю, что ты там говорил бойцам в моей истории, но они все, как один, в своих воспоминаниях потом напишут, что разрешение сдаваться в плен отдал именно ты. Подумай над этим. И ещё: ты собираешься кого-нибудь посвящать в наши планы?

– Про плен, – думал, возьму ответственность на себя. Как ты правильно тогда сказал, – в плену борьба не заканчивается. Что касается посвящения кого-то ещё в наши планы, – то делать я этого не буду. Кто выживет с нами, кто способен пойти до конца, – с теми и останемся. Да и как ты себе это представляешь? Рассказать про тебя? Скажут, – умом тронулся. Спрятать пятьсот человек, чтобы немцы не нашли? Невозможно. Так что, успокойся.

– Как скажешь, – пожал плечами я, в глубине души принимая правильность решения майора.

Пыль потихоньку улеглась, в форту наступила тишина и тревожное ожидание. Касаткин остался с Коломийцем, а мы перебрались в казематы внутреннего вала, чтобы не пропустить появление вражеской авиации.

И она прилетела. Едва заслышав гул самолётов, Гаврилов отправил меня с приказом выводить людей Зульфугарова. Но они и сами всё прекрасно слышали, поэтому уже бежали по потерне к нам. Последними вышли сам лейтенант и поддерживающий его старшина Павленко.

– Все? – коротко поинтересовался у них Гаврилов.

– Все, – подтвердил лейтенант.

– Приготовиться! Ждём!

Глава 6

Самолёты долго кружили над крепостью, прежде чем начать нас бомбить. Мельком глянул на небо: Ju-88. Это хорошо, что не Ju-87, который наши называли «лаптёжник». Те способны положить бомбу точно в ведро, мне кажется. А эти… Нет, пикировать Ju-88 тоже способны, конечно. Однако же, с утра мазали. Из десяти, – попали только восемь, а разорвались из них шесть. Процент, возможно, неплохой, но ведь цель достаточно большая и, к тому же, неподвижная. Ладно, сейчас мы это ощутим на собственной шкуре…

Понеслась душа в рай! Тум! – сначала тупой удар, свидетельствующий о том, что бомба встретилась с землёй, потом разрыв. По форту будто огненный смерч пронёсся. Взрывы следовали один за другим, почти без перерыва. Качались стены, скрипели и отваливались кирпичи с потолка, ударная волна била по ушам так, что никакие прижатые к голове руки не спасали. Всё заволокло дымом и пылью. Я насчитал десять разрывов на двенадцать сброшенных бомб. Две, получается, не взорвались. Три упали перед нашим внутренним валом, две на сам вал, остальные, – где-то сзади, в районе горжевых казарм. Несмотря на сущий ад, – потерь у нас нет: только контуженые. Оглохшие от грохота и ослепшие от дыма, мы выглянули в амбразуры. Пыль, – ничего не видно. И вот, в это серо-чёрное облако, устремляются несколько бойцов. Прямо вот рядом стоящих! Отбрасывая в сторону винтовки и что-то крича, они выбираются через оконные проёмы на улицу. Не стесняясь ни своих товарищей, ни командиров. Я бы так не смог. Мне кажется, сдаваться нужно или всем, – или никому.

Понемногу, пыль начала оседать. Вдруг, со второго этажа кто-то крикнул:

– Немцы! Немцы атакуют!

– К бою! – тут же скомандовал Гаврилов и мы ринулись к амбразурам, готовясь отразить атаку.

Впрочем, это опять была разведка боем со стороны немцев. Убедившись, что гарнизон, кроме нескольких десятков человек, капитулировать не собирается, – противник снова отступил.

Так, теперь, – основное блюдо. Если я всё правильно помню, – 1800-кг бомба разорвётся как раз на той оконечности внешнего вала, откуда ушли бойцы роты Зульфугарова. Теоретически, нас задеть не должно. Но такой взрыв, да в ста метрах от тебя… Может, того…отбежать подальше? Хорошая мысля приходит опосля, так что дёргаться уже поздно. Остаётся только как-то сгруппироваться…

Земля вздрогнула. Тум! Ну, теперь держись! Как я к этому ни готовился, – а рвануло всё равно неожиданно. Чудовищный силы взрыв сотряс Восточный форт. В глазах на мгновение потемнело, по ушам ударил страшный грохот: было такое ощущение, что наше укрытие подпрыгнуло в воздух на добрый метр, а потом опустилось обратно. Я полетел на пол, больно ударившись локтём при падении. Свет превратился во тьму, в казематы картечью влетели комья земли вперемешку с камнями. В окна и амбразуры пахнуло нестерпимо горячим, остро запахло сгоревшей взрывчаткой. Всё вокруг заволокло пылью, от которой было не продохнуть. Жуткая картина. Такое ощущение, что мы заживо погребены в этом каземате. Кашляя и матерясь, стали подниматься бойцы.

– Ещё один такой налёт, – и нам здесь всем хана! – мрачно заметил невидимый в темноте красноармеец.

– Сдаваться надо! Сдохнем здесь ни за грош! – заистерил, срываясь на визг, ещё один.

Притихший было каземат, наполнился шумом и гвалтом.

– Прекратить панику! Доложить о потерях! – перекрикивая гомон, раздался откуда-то сбоку зычный голос Гаврилова, – Раненых – в лазарет, живые, – к амбразурам! Командиры – ко мне! Домиенко!

Как ни странно, убитых в результате авианалёта опять не было, – только раненые. Контузиями различной степени тяжести, по-моему, обзавелись все.

Бомбардировка оказала на гарнизон больше психологический эффект. Крупно повезло, что последняя бомба попала именно туда, куда надо, чтобы минимизировать потери защитников: на скат внешнего вала. Его толща оказалась первым препятствием на пути разрушительной взрывной волны. Второй преградой стал внутренний вал форта, в котором мы и находились. Пока не ясна обстановка у Касаткина с Коломийцем, но не думаю, что там хуже, чем у нас. Мою догадку подтвердил посыльный от начальника штаба, которым оказался сухопутный одесский моряк Вороненко. Он вихрем ворвался в каземат и оторопело застыл в дверном проёме:

– Ох ты, мама моя родная!

– Проходи, не стесняйся, – кашляя, пригласил я Костю внутрь.

– О, живой, братишка! – искренне обрадовался он, – Где тут майор наш?

– Кто меня ищет? – из пыльного тумана появился Гаврилов.

– Это я, – рядовой Вороненко! Капитан прислал. Иди, говорит, узнай как обстановка…

– Терпимо. Что у вас?

– Нормально! По ушам, правда, хорошо вдарило, а так, – жить можно!

– Это радует. Ладно, пошли к капитану, здесь Домиенко сам разберётся.

Касаткина мы встретили по пути, – не выдержал, помчался сам узнавать положение дел на нашем участке.

– Ну, слава богу, – живой! – облегченно выдохнул капитан, – А я тут уже, грешным делом, плохое подумал. Бомбили-то вашу сторону знатно!

– Да уж, постарались немцы… Что у Коломийца? Убитые? Раненые?

– Раненых шесть человек, убитых нет, – чётко доложил начштаба.

– У нас тоже потери минимальные. Но, сдаётся мне, оборона наша подходит к концу…

– Да, взялись за нас немцы крепко…

– Собирай людей, я сейчас буду.

– Сделаем.

Дождавшись, пока Касаткин с Вороненко скроются за поворотом коридора, Гаврилов повернулся ко мне: