Люди сороковых годов

– Вот, посмотрите, какая! – проговорила, не утерпев, Анна Гавриловна. – Это племянник Еспера Иваныча, – прибавила она девушке, показывая на Павла.

Та мило улыбнулась ему и поклонилась. Павел тоже расшаркался перед нею.

Они сели.

– Вы еще в гимназии учитесь? – спросила его девушка.

– В гимназии!.. Я, впрочем, скоро должен кончить курс, – отвечал скороговоркой Павел и при этом как-то совершенно искривленным образом закинул ногу на ногу и безбожно сжимал в руках фуражку.

– А потом куда? – спросила девушка.

– Потом ненадолго в Демидовское[32 - Демидовское – училище правоведения в Ярославле, основанное в 1805 году.], а там и в военную службу, и в свиту.

Павел, не говоря, разумеется, отцу, сам с собой давно уже решил поступить непременно в военную.

– Почему же в Демидовское, а не в университет? Демидовцев я совсем не знаю, но между университетскими студентами очень много есть прекрасных и умных молодых людей, – проговорила девушка каким-то солидным тоном.

– Конечно, – подтвердил Павел, – всего вероятнее, и я поступлю в университет, – прибавил он и тут же принял твердое намерение поступить не в Демидовское, а в университет. Марья Николаевна произвела на него странное действие. Он в ней первой увидел, или, лучше сказать, в первой в ней почувствовал женщину: он увидел ее белые руки, ее пышную грудь, прелестные ушки, и с каким бы восторгом он все это расцеловал! Фуражку свою он еще больше, и самым беспощадным образом, мял. Анна Гавриловна, ушедшая в комнату Еспера Иваныча, возвратилась оттуда.

– Дяденька вас просит к себе, – сказала она Павлу.

Тот пошел. Еспер Иваныч сидел в креслах около своей кровати: вместо прежнего красивого и представительного мужчины, это был какой-то совершенно уже опустившийся старик, с небритой бородой, с протянутой ногой и с висевшей рукой. Лицо у него тоже было скошено немного набок.

Павел обмер, взглянув на него.

– Видишь, какой я стал! – проговорил Еспер Иваныч с грустною усмешкою.

– Ничего, дяденька, поправитесь, – успокаивал его Павел, целуя у дяди руку, между тем как у самого глаза наполнились слезами.

Мари тоже вошла и села на одно из кресел.

– Познакомь их! – сказал Еспер Иваныч Анне Гавриловне, показывая пальцем на дочь и на Павла.

– Они уже познакомились, – отвечала Анна Гавриловна.

– Скажи, чтобы они полюбили друг друга, – проговорил Еспер Иваныч и сам заплакал.

Павел был почти не в состоянии видеть этого некогда мощного человека, пришедшего в такое положение.

– Он… малый… умный, – говорил Еспер Иваныч, несколько успокоившись и показывая Мари на Павла, – а она тоже девица у нас умная и ученая, – прибавил он, показав Павлу на дочь, который, в свою очередь, с восторгом взглянул на девушку.

– Когда вот дяденьке-то бывает получше немножко, – вмещалась в разговор Анна Гавриловна, обращаясь к Павлу, – так такие начнут они разговоры между собою вести: все какие-то одеялы, да твердотеты-факультеты, что я ничего и не понимаю.

Еспер Иваныч рассмеялся; девушка взглянула на мать; Павел продолжал на нее смотреть с восторгом.

О, сколько любви неслось в эти минуты к Марье Николаевне от этих трех человек!

Еспер Иваныч продолжал сидеть и неумно улыбаться.

– Как же я вас буду звать? – отнеслась Марья Николаевна к Павлу несколько таким тоном, каким обыкновенно относятся взрослые девушки к мальчикам еще.

– Как вам угодно, – отвечал тот.

– Я вас буду звать кузеном, – продолжала она.

– В таком случае позвольте и мне называть вас кузиной! – возразил ей на это Павел.

– Непременно кузиной! – подхватила Марья Николаевна.

– Слышите, батюшка! – отнеслась Анна Гавриловна к Есперу Иванычу. – Она его карзином, а он ее карзиной будут называть.

– Карзиной! – повторил Еспер Иваныч и засмеялся уже окончательно.

Вот что забавляло теперь этого человека. Анна Гавриловна очень хорошо это понимала, и хоть у ней кровью сердце обливалось, но она все-таки продолжала его забавлять подобным образом. Мари, все время, видимо, кого-то поджидавшая, вдруг как бы вся превратилась в слух. На дворе послышался легкий стук экипажа.

– Это Клеопаша, должно быть, – проговорила она и проворно вышла.

– Кто? – спросил Еспер Иваныч.

– Клеопатра Петровна, надо быть, – отвечала Анна Гавриловна.

– Кто это такая? – спросил ее негромко Павел.

– Да как, батюшка, доложить? – начала Анна Гавриловна. – Про господина Фатеева, соседа нашего и сродственника еще нашему барину, слыхали, может быть!.. Женился, судырь мой, он в Москве лет уж пять тому назад; супруга-то его вышла как-то нашей барышне приятельницей… Жили все они до нынешнего года в Москве, ну и прожились тоже, видно; съехали сюда… Княгиня-то и отпустила с ними нашу Марью Николаевну, а то хоть бы и ехать-то ей не с кем: с одной горничной княгиня ее отпустить не желала, а сама ее везти не может, – по Москве, говорят, в карете проедет, дурно делается, а по здешним дорогам и жива бы не доехала…

– Она одна или с мужем? – перебил Еспер Иваныч Анну Гавриловну, показывая рукою на соседнюю комнату.

– Одна-с, – отвечала та, прислушавшись немного. – Вот, батюшка, – прибавила она Павлу, – барыня-то эта чужая нам, а и в деревню к нам приезжала, и сюда сейчас приехала, а муженек хоть и сродственник, а до сих пор не бывал.

– Дурак он… – произнес Еспер Иваныч, – армейщина… кавалерия… только и умеет усы крутить да выпить, – только и есть!

– Уж именно – балда пустая, хоть и господин!.. – подхватила Анна Гавриловна. – Не такого бы этакой барыне мужа надо… Она славная!..

– Она умная! – перебил с каким-то особенным ударением Еспер Иваныч, и на его обрюзглом лице как бы на мгновение появилось прежнее одушевление мысли.

Вошла Мари и вслед за ней – ее подруга; это была молодая, высокая дама, совершенная брюнетка и с лицом, как бы подернутым печалью.

– Здравствуйте, Еспер Иваныч! – сказала она, подходя с почтением к больному.

– Здравствуйте! – отвечал ей тот, приветливо кивая головой.

М-me Фатеева села невдалеке от него.

– Вот это хорошо, что вы из деревни сюда переехали – ближе к доктору, – здесь вы гораздо скорее выздоровеете.

– Да, может быть, – отвечал Еспер Иваныч, разводя в каком-то раздумьи руками. – А вы как ваше время проводите? – прибавил он с возвратившеюся ему на минуту любезностью.

– Ужасно скучаю, Еспер Иваныч; только и отдохнула душой немного, когда была у вас в деревне, а тут бог знает как живу!.. – При этих словах у m-me Фатеевой как будто бы даже навернулись слезы на глазах.