– Да!.. Здравствуйте! – отвечала Амальхен и опустилась именно на соблазнительный диван.
Калинович сел около нее.
– Вот я и приехал к вам, – начал он.
– Да, вижу, приехал… – произнесла она, кидая лукавый взгляд; потом, помолчав немного, начала напевать довольно приятным голосом:
Galopaden tanz ich gern…
Mit den jungen hubschen Herr'n.[71 - Я люблю танцевать с молодыми, красивыми господами (немецк.).]
– Что такое? – спросил Калинович.
– Mit den jungen hubschen Herr'n! – повторила Амальхен и затем вдруг крикнула: – Маша!
В дверях показалась сердитая женщина.
– Звощик здесь?.. Тут? – спросила Амальхен.
– Здесь, барышня, дожидается, – отвечала та.
– Зачем вам извозчик? – спросил Калинович.
– Так, я хочу кататься, – отвечала жеманно Амальхен и опять запела:
Mit den braven Officier'n
Ganz besond'rs mit Kirassier'n.[72 - С храбрыми офицерами, в особенности с кирасирами (немецк.).]
– А мне можно с вами? – спросил Калинович.
– Да.
– Ну так ступайте одевайтесь!
– Да, – подхватила Амальхен и, запев:
Galopaden tanz ich gern..
Mit den jungen hubscnen Herr'n, –
ушла в свою спаленку. Через минуту она возвратилась в дорогом салопе и в шляпе с черной блондовой вуалью.
У подъезда их ожидал фаэтон парой.
– Куда ж мы поедем? – спросил Калинович.
– А, да, далеко поедем; я хочу… – отвечала Амальхен.
– Поезжай куда-нибудь подальше, – приказал Калинович извозчику.
Тот сначала вывез их на Адмиралтейскую площадь, проехал потом мимо Летнего сада, через Цепной мост и выехал, наконец, в Кирочную.
– Куда ж еще? – спросил он.
– Домой, я думаю, – сказал Калинович.
– А, да! Il fait froid, – отвечала Амальхен.
– Домой! – крикнул Калинович.
У подъезда квартиры Амальхен первая выскочила из фаэтона.
– Что ж, барышня, когда же деньги-то? – спросил извозчик, обертываясь.
– Деньги завтра, – отвечала Амальхен, стоя уже в дверях и опять напевая:
Galopaden tanz ich gern…
– Как же завтра? Помилуйте, хозяин с нас спрашивает! – вопиял извозчик.
– А завтра! – повторила Амальхен.
– Сколько тебе? – спросил Калинович.
– Двадцать пять рубликов, ваше благородие, сделайте божескую милость. Что ж такое? Нас ведь самих считают.
– Какие же двадцать пять рубликов? Проехал три переулка… – возразил Калинович.
– Какие три переулка! Пятые сутки здесь дежурим. Хозяин ведь не терпит. Помилуйте, как же это возможно?
– Что ж, отдать ему? – спросил Калинович.
– А, да, – разрешила Амальхен и убежала.
Калинович отдал извозчику.
«Черт знает, что я такое делаю!» – подумал он и вошел за хозяйкой.
Чрез несколько минут они снова уселись на диван. Калинович не мог оторвать глаз от Амальхен – так казалась она мила ему в своей несколько задумчивой позе.
– Маша, чай! – крикнула Амальхен.
Та подала красивый чайный прибор с серебряным чайником и графинчиком коньяку.
Чашку Калиновича Амальхен долила по крайней мере наполовину коньяком.
– Я не пью, – проговорил было тот.
– О, нет, пей, – сказала она.
– В таком случае пей и ты, – подхватил Калинович и, налив ей тоже полчашки, выпил свою порцию залпом.