Мещане

– В клубе встретились, и, можете себе представить, вдруг там кто-то выдумал, что я привез из Петербурга по современной политике важную новость, а я никого даже не видал перед отъездом оттуда, – говорил генерал с гримасой.

– Передавая московские вести, я обыкновенно прибавляю, с позволения сказать: это я слышал в Москве! – сострил граф Хвостиков.

– Именно! – подхватил генерал Трахов, видимо, бывший в весьма дурном расположении духа, что с ним почти всегда случалось, когда он был не в очень дальнем расстоянии от супруги своей.

– Вы главное скажите Александру Ивановичу, – напомнил Трахову граф.

– Главное, – продолжал тот невеселым голосом, – что в воскресенье у нас будет une petite soiree litteraire[90 - маленький литературный вечер… (франц.).]… будут читать драму жены… Я профан в этом деле, хоть и очень люблю театр…

– Драма будет ко времени… ко времени… – подхватил опять Хвостиков.

– Может быть, – согласился генерал и отнесся к Бегушеву: – Жена умоляет вас, cousin, приехать к нам и прослушать ее творение. Вы хоть и пикируетесь с ней всегда немножко, но она вас бесконечно уважает.

Бегушев молчал.

– Приедете? – повторил генерал. – А в противном случае она меня со света сгонит.

Бегушев колебался еще несколько мгновений: драма кузины заранее ему представлялась чем-то бесконечно бездарным, мертвящим; но, будучи исполнен собственного счастья, он обещался быть.

– Merci, тысячу раз merci… – произнес генерал. – Но теперь вот еще задача! Жена желает, чтобы драму читала актриса Чуйкина… Она где-то слышала ее, как она декламировала поэму Глинки «Капля»… Vous connaissez cet ouvrage?[91 - Вы знаете это произведение? (франц.).]

– Слыхал об нем, – отвечал Бегушев.

– On dit[92 - говорят (франц.).], что это высокое произведение!.. Quant a moi, pardon, je ne le comprends pas…[93 - Что касается меня, то я, простите, его не понимаю… (франц.).] Я случайно прочел эту поэму, найдя ее в библиотеке покойного тестя, который был – вы, вероятно, слыхали – заклятый масон, носил звание великого провинциального мастера и ужасно дорожил всеми подобными писаниями.

– Но отчего же Татьяна Васильевна сама не хочет нам прочесть своей драмы? – спросил Бегушев.

– Ссылается на голос… говорит, что голос у ней слаб, а она желает, чтобы каждое слово из ее пьесы все слышали… Авторское, знаете, самолюбие, но трудность тут та, что подай ей непременно Чуйкину, которую, конечно, я видал, и она всегда мне напоминала парижскую кухарочку, а в то же время, по слухам, очень горда и вдруг на приглашение мое скажет: «Же не ве па, же не пе па, же не манж па де ля репа».[94 - Эта рифмованная шутка означает: «Я не хочу, я не могу, я не ем репы».]

– По-моему, вот какой тут самый практический путь! – отозвался граф Хвостиков. – Чуйкина живет с Офонькиным, который ее никуда без себя не пускает… Единственное средство – ехать вам, генерал, к Офонькину и пригласить его вместе с Чуйкиной.

Генерала покоробило.

– C'est impossible!..[95 - Это невозможно!.. (франц.).] – воскликнул было он сначала.

– Иначе она не поедет! – повторил граф настойчиво.

– Но когда же ехать? – спросил генерал.

– Сейчас!.. Я хоть и враг Офонькина, но с вами поеду! – отвечал граф.

Генерал вопросительно взглянул на Бегушева.

– Как вы, cousin, думаете: можно? – сказал он тому.

– Это дело вашего вкуса, – отвечал ему Бегушев.

– Mon Dieu, какой тут мой вкус!.. Я только жертва и мученик моей жены! – воскликнул генерал плачевным голосом.

– Но подобное приглашение, полагаю, не понравится и Татьяне Васильевне… Она так щепетильна и строга в этом отношении! – проговорил Бегушев.

– Для драмы своей она готова идти на все… человека, кажется, убить способна! – заметил генерал.

– Ничего, поедемте! – ободрил его Хвостиков.

Генерал пожал плечами и согласился.

Когда они приехали к Офонькину, то застали его сбирающимся уехать из дому и отправиться именно к Чуйкиной; он был уже в передней и держал в руках завернутый в бумагу толстый кусок шелковой материи, которую и вез ей в подарок.

Увидев знакомую ему фигуру графа Хвостикова, Офонькин сделал недовольную мину; но, взглянув на его сопутника в генеральских погонах, он вдруг почувствовал страх. Офонькин подумал, что Трахов – какой-нибудь жандарм и приехал брать его за то, что он на днях очень развольнодумничался в клубе и высказал пропасть либеральных мыслей.

– Прошу покорнейше сюда, – сказал он, сразу попятясь назад и сбрасывая проворно свое пальто, а затем пригласил гостей садиться; ему продолжало мниться, что генерал приехал к нему по доносу Хвостикова, от которого Офонькин всякой гадости ожидал.

– Чем могу служить? – спросил он.

– Очень многим и очень малым, – отвечал развязнейшим тоном граф. – Вы хороший знакомый madame Чуйкиной, а супруга генерала написала превосходную пьесу, которую и просит madame Чуйкину, со свойственным ей искусством, прочесть у ней на вечере, имеющемся быть в воскресенье; генерал вместе с тем приглашает и вас посетить их дом.

Генерал, бывший сначала очень смущен и не могший равнодушно видеть толстого и черномазого шиворотка Офонькина, наконец, приосанился немного и проговорил:

– Вы нас очень обяжете вашим посещением.

Офонькин думал было отказаться; но, заметив на Трахове генеральский погон, счел за лучшее не сказать ничего решительного.

– Я передам ваше желание madame Чуйкиной и какой получу от нее ответ, вас уведомлю, – проговорил он.

– Нет, уж вы категорически скажите нам, можете ли вы и madame Чуйкина приехать читать, – настаивал граф.

– И я вас прошу об этом, – повторил за ним генерал.

– Вы знаете, какой огромный талант у madame Чуйкиной, ей стыдно закапывать его; пьеса скоро будет поставлена на сцену, автору она доставит славу, а madame Чуйкиной прибавит еще новую ветвь к ее лавровому венку!.. – расписывал Хвостиков.

– Madame Чуйкина, вероятно, согласится и приедет! – изъяснил, наконец, Офонькин, видимо, подкупленный похвалами графа.

– Мы будем очень рады ее посещению, – произнес генерал; у него уже пот со лба выступил от всех этих объяснений и хлопот.

– Приедет! – повторил еще раз Офонькин и при прощанье уже с важностью, и то слегка только, мотнул головой своим гостям.

Трахов во всю жизнь не бывал в таком унизительном положении, в каком очутился в настоящий вечер по милости супруги!

Глава IX

Независимо от присылки мужа, Татьяна Васильевна написала Бегушеву письмо, в котором умоляла его приехать к ней и, чтобы заманить «гурмана» – кузена, прибавляла в постскриптуме, что именно для него будет приготовлен ужин самого изысканного свойства. Бегушев понимал, что не ехать к Траховым значило рассориться с ними на всю жизнь, а ему этого не хотелось, так как, при всем отвращении к Татьяне Васильевне, генерала он, по старой привычке, искренне любил. Приняв это в соображение, он велел им сказать через присланного к нему с письмом лакея, что «будет непременно!»

Вечером, часов в девять, граф вошел к дочери, что весьма редко с ним случалось. У Елизаветы Николаевны в это время сидел Бегушев.

– Вы поедете к Траховым? – спросил он его.

– Поеду! – отвечал ему тот с досадой.