Боярщина

«Вот оно, какую передрягу наделал, – думал Иван Александрыч, – делать нечего, побожился. Охо-хо-хо! Сам, бывало, в полку жиду в ноги кланялся, чтобы не сказывал! Подсмотрел, проклятый Иуда, как на чердаке целовался. Заехать было к Уситковым, очень просили сказать, если граф к кому-нибудь поедет!» – заключил он и поехал рысцой.

VII

На другой день, часу в двенадцатом, Анна Павловна, совсем забывшая об известии, сообщенном Иваном Александрычем, сидела в гостиной. Она как будто бы была повеселее, как будто бы все изменилось в ее глазах. Эта мрачная и темная гостиная не казалась ей так скучна и печальна; ей думалось, что легче, наконец, будет жить на свете, потому что теперь у ней есть человек, который поучаствует в ней, который разделит с ней ее горе. Муж, общество, да что ей за дело до них! У нее есть друг, который заменит ей все, защитит ее от всех. Он сам говорил это: разве не доказал он своего самоотвержения, когда предложил ей свое состояние для того только, чтобы облегчить ее участь.

Приезд мужа прервал эти мысли. Михайло Егорыч вошел в гостиную и сухо поздоровался с женой.

– Здоровы ли вы? – спросил он.

– Здорова.

– Велите дать мне есть.

Анна Павловна вышла. Мановский осторожно вынул какие-то бумаги из кармана и запер в стоявшую под диваном железную шкатулку.

В это время на дворе раздался шум подъехавшего экипажа. Мановский взглянул в окно: к крыльцу подъезжала запряженная четверней карета.

– Кто это такой? – сказал Мановский, не узнавая гостя по экипажу, и вышел на половину залы.

Через несколько минут вошел граф. Мановский, не двигаясь с места, глядел в глаза новоприбывшему.

– Честь имею рекомендоваться: я граф Сапега, – начал тот, подходя к хозяину, – сосед ваш, и приехал, чтобы начать знакомство с вами, которое тем более интересно для меня, что супруга ваша уже знакома мне. Она дочь моего приятеля.

– Очень вам благодарен, ваше сиятельство, за сделанную мне честь, – вежливо отвечал Мановский, – и прошу извинения, что первый не представился вам, но это единственно потому, что меня не было дома: я только что сейчас вернулся. Прошу пожаловать, – продолжал он, показывая графу с почтением на дверь в гостиную. – Жена сейчас выйдет: ей очень приятно будет встретить старого знакомого. Просите Анну Павловну, – прибавил он стоявшему у дверей лакею.

Гость и хозяин вошли в гостиную. Мановский, очень хорошо знавший, что граф ни к кому еще в губернии первый не приезжал, с первых же слов понял, что тот приехал не для него, а для жены. О сердечных слабостях графа давно уже ходили слухи в Боярщине. Ревность и оскорбленное самолюбие забушевали в душе Мановского. Впрочем, очень хорошо убежденный, что Анна Павловна, полюбя другого, могла изменить ему, он в то же время знал, что никогда ничего не добьется от нее Сапега, и потому решился всеми средствами способствовать намерениям графа, а потом одурачить его и насколько только возможно. Извинившись еще раз, что не представлялся первый, он вышел из гостиной, как бы по хозяйственным распоряжениям, и прошел в комнату жены.

– Граф Сапега приехал, друг вашего отца, будьте с ним полюбезнее, он человек богатый, – сказал он Анне Павловне. Та пошла. Приезд графа ее несколько обрадовал. Она помнила, что отец часто говорил о добром графе, которого он пользовался некоторой дружбой и который даже сам бывал у них в доме.

– Здравствуйте, Анна Павловна, – сказал Сапега, вставая и подходя к ее руке. – Помните ли вы меня?

– Помню, граф, – отвечала Анна Павловна, – мне нельзя забыть вас. Вас так любит мой батюшка.

Граф и хозяйка уселись на диван.

– Я так был удивлен и обрадован, – начал Сапега, – что вы здесь в нашем соседстве, что сейчас же поспешил приехать, чтобы только скорее увидеть мою милую и добрую знакомую, надеясь, что она лично сама заплатит мне визит.

Анна Павловна отвечала ему улыбкой.

Между ними завязался обычный при встрече старых знакомых разговор. Граф расспрашивал ее об отце, давно ли она вышла замуж, давно ли переселилась в эти места.

– Как вы худы и болезненны, Анна Павловна, – сказал, наконец, он, всматриваясь ей в лицо. – Не скучаете ли вы в деревне? Имеете ли вы книги? Есть ли, наконец, у вас рояль? Я помню, вы премило играл «, и покойная ваша матушка подозревала в вас решительно музыкальные дарования, – это я очень хорошо помню.

– Рояля у меня нет еще покуда, – отвечала Анна Павловна, сконфузившись.

– Как это не грех, как это не стыдно! Что ж смотрит ваш супруг?

В это время вошел Мановский.

– Вы мало заботитесь, Михайло Егорыч, об удовольствии вашей супруги, – продолжал граф, обращаясь к нему. – Отчего вы не выпишете для них рояль?

– Всего вдруг нельзя, ваше сиятельство, – отвечал Мановский, – и то вот, как видите, живем в пустых стенах и с необитой почти мебелью.

– Слишком ничтожное оправдание, – возразил Сапега. – Мы с вами, Анна Павловна, сделаем вот какой заговор против вашего мужа: у меня в доме есть довольно порядочный рояль, ездите ко мне, старику, как можно чаще, занимайтесь музыкой, а мужа оставляйте дома. Соскучится об вас, да и купит вам рояль. Согласны?

– Благодарю вас, граф, – отвечала Анна Павловна.

– Она и без того должна за честь, которую вы ей сделали, быть у вашего сиятельства, – сказал Мановский, – и так как я нисколько не принимаю ваше посещение на свой счет, то она должна ехать одна, а я уж буду иметь честь представиться после.

– Благодарю, – сказал граф, протягивая Мановскому руку. – Вы очень оригинально хотите отметить мне за любовь к вашей супруге.

– Она сама вам отметит за эту любовь, – отвечал с усмешкой Мановский.

– Чем же?

– Тем, что наскучит вам.

– Анна Павловна не наскучит мне! – сказал граф сладким голосом, целуя руку хозяйки.

В зале раздался шум: это были новые гости. В каждый приезд графа между помещиками Боярщины заводился странный обычай. Они приезжали обыкновенно вслед за ним во все дома, которым он делал честь своим посещением, частью для того, чтобы более и более сближаться с знатным туземцем, а частью и для наслаждения его беседой. Новоприбывшие были: толстый Уситков с женой, той самой барыней в блондовом чепце, которую мы видели у предводителя и которая приняла теперь намерение всюду преследовать графа в видах помещения своего седьмого сынишки в корпус. Их сопровождала молодая чета Симановских, недавно женившаяся по страсти. Муж был высокий и необыкновенно худой отставной уланский корнет, m-me Симановская, несмотря на молодость лет, уже замечательно обнаруживающая в себе практические способности, в силу которых тоже решившаяся искать в графе для определения мужа в какую-нибудь доходную службу, без которой он будто бы ужасно скучает. При входе мужчины отдали почтительный поклон Сапеге, а дамы, присевши ему, поместились на диван с хозяйкой.

Всем им граф слегка кивнул головой, и на лице его заметно отразилось неудовольствие: ему было досадно, что Анна Павловна, кроме него, должна будет заниматься с прочими гостями.

Мановский, все это, кажется, заметивший, сейчас же подошел с разговором к дамам, а мужчины, не осмеливаясь говорить с графом, расселись по уголкам. Таким образом, Сапега опять заговорил с Анной Павловной. Он рассказывал ей о Петербурге, припомнил с нею старых знакомых, описывал успехи в свете ее сверстниц. Так время прошло до обеда. За столом граф поместился возле хозяйки. Мановский продолжал занимать прочих гостей.

– Анна Павловна, верно, прежде была знакома с графом? Она, говорят, ему крестница? – спросила его Уситкова.

– Крестница, – отвечал Мановский.

– Михайло Егорыч, – сказал граф, обращаясь к хозяину, – когда же вы доставите мне удовольствие видеть вас и Анну Павловну у себя в доме?

– Я сегодня ночью должен буду ехать в город, ваше сиятельство, – отвечал Мановский. – Что касается до жены, то она, я полагаю, завтра же должна отплатить вам визит, чтобы тем хоть несколько извинить невольную мою против вас невежливость.

– Браво! – вскричал граф. – А вы что скажете, Анна Павловна?

Мановская побледнела. Она очень хорошо знала, что слово полагаю на языке ее мужа значит – она приедет. Но завтра! Завтра был день, назначенный ею для свидания с Эльчаниновым.

– Позвольте мне, граф, приехать к вам в понедельник, – сказала она, – я чувствую себя не так здоровою.

– Зачем же откладывать? – возразил Мановский, не любивший исполнять ни малейшего желания жены. – Приличие заставляет, кажется, поторопиться.

– Но, может быть, Анна Павловна действительно дурно себя чувствует, – сказал граф отеческим голосом, в душе радовавшийся поспешности мужа.

– Она постоянно не так здорова, потому ей все равно. Она приедет завтра, – отвечал Мановский.

Тоска сдавила сердце Анны Павловны. Что ей было делать, на что решиться! Сначала она думала притвориться больной, но в таком случае нельзя будет выйти в поле, тем более, если муж не уедет. Эльчанинов будет ее дожидаться, он подумает, что она не хотела сдержать обещания. Когда она опять с ним увидится и как ему дать знать? Оставалось одно средство: идти и оставить на месте свидания записку, в которой уведомить Эльчанинова о случившемся и назначить ему прийти туда в понедельник. На этом намерении она несколько успокоилась и снова начала говорить с графом.

Обед кончился. Граф не отходил от хозяйки и не давал ей решительно заниматься с дамами.