Не знаю, как Шивер нашёл сторожку Хенн, а я отыскал её по следам мёртвого кабана. Узкое окно в ближней стене было распахнуто. Под навесом лежали дрова и стоял тяжёлый стол, на стене небольшого сарая висели какие-то сумки, в посыпанном солью буром пне косо торчал топор. Оборванная верёвка коновязи валялась на земле.
Ничего удивительного в том, что конь Хенн сорвался с привязи, я не видел. Я сам готов был бежать со всех ног.
Чучело пещерного медведя казалось огромным, как холм.
Боги были мне свидетелями, он шёл на задних лапах. И был вдвое выше меня. Гигантская, чудовищная туша с мерной походкой голема.
Хенн, конечно, оставила все клыки и когти на месте. Медведь смотрел на меня тусклыми стёклами глаз. Его огромная голова весила, наверное, больше, чем весь я.
– Шивер! – заорал я. – Шивер, прекрати!
Шивер и не подумал прекращать. Он стоял, прислонившись к сторожке рядом с дверью, и жевал травинку, скрестив руки на груди.
Медведь упал на переднюю лапу, накрест ударив меня второй, и земля содрогнулась. Он был гораздо быстрее настоящего, живого пещерного медведя, увальня, любившего ягоды и рыбу.
Каким-то чудом я успел отскочить в сторону, футовые когти вспороли землю у моей ноги, второй удар я парировал клинком. Металл скрежетнул по кости, руку отшвырнуло в сторону, и мёртвый зверь прянул вперёд, разинув пасть. Я выронил факел и сделал отчаянный выпад.
Лезвие пробило зверю нёбо, меня мотнуло, челюсть лязгнула, обрушившись на металл в дюйме от гарды. Меня спасло то, что мои пальцы не разжались, и удар не вывернул рукояти из рук. Словно рыцарь, пронзённый копьём, я повис на собственном клинке, торчащем изо рта медведя.
Он дёрнул головой, ударяя меня о землю. Меч двинулся в пробоине, и я выдернул его, потянув запястье. Мне оставалось только отступать, защищаясь.
Он ударил точно так же, как в первый раз, и я нанёс встречный удар в надежде отрубить ему когти.
Куда там! Они были едва ли не прочнее моего меча, который я еле удержал. Медведь не издавал ни звука, и мне стало страшно, как никогда раньше. Я слепо шарахнулся в сторону вдоль стены, и его пасть щёлкнула в каком-то дюйме.
Я увидел совсем близко свой факел. Наверное, в схватке кто-то из нас задел его, и он отлетел к стене. Я схватил его левой рукой и швырнул в окно, а потом сам бросился туда же.
Зашибив плечо, я прокатился по полу. Дом содрогнулся – медведь ударил в стену.
Я на коленях подполз к факелу, сунул левую руку в карман.
Новый удар сотряс сторожку, с треском и скрипом вылетела входная дверь, подались брёвна, и дом стал заваливаться. Чучело влезло в комнату, заполнив собой сразу весь её объём. Гигантская башка медленно тянулась ко мне, изо рта сыпались опилки, пока крутые бока протискивались сквозь дверной проём, раздвигая брус.
Тогда я в отчаянии ударил куском кремня по кресалу. Тонкий сноп жёлтых искр брызнул на промасленную ткань факела, и она загорелась.
Медведь не остановился. Я отшвырнул камень и схватил факел, ткнув сначала в застывшую мохнатую морду с жуткими, алыми отражениями в маленьких глазках, а затем – в законопаченную мхом стену.
Тут постройка не выдержала, низкий потолок начал оседать, привалив зверя-мертвеца, с чердака посыпалась какая-то пересохшая солома. Я поджёг и её, и она сразу занялась, давая клубы густого жёлтого дыма.
Медведь попятился, и дом осел ещё больше, просто разваливаясь на части. Я бросился к окну и буквально выпал на сухую осеннюю траву.
Он вывалился наружу в дыму. Шерсть на лапах горела, в пасти, на просыпавшихся опилках, плясало пламя. Я рванулся к нему, полоснув мечом мохнатый бок, и ткнул в сухую, полную опилок рану пылающую головню факела.
Он горел быстро, очень быстро. Передние лапы, подожжённые ещё в доме, и так уже почти перегорели. Он упал на спину и принялся кататься по земле, пытаясь загасить огонь, но только сильнее запылало брюхо.
Я стоял и смотрел на этот погребальный костёр, навсегда упокоивший огромное, сильное животное. Собирался дождь, и я надеялся избежать лесного пожара.
Первые капли упали передо мной, потом на мой разгорячённый лоб. Рука разжалась, изогнутый, потускневший, мой меч упал на ржавые листья. Я со стоном присел и поднял его. Он весил как целый мир.
Темнело, и я нигде не увидел Шивера. Впрочем, он уже не слишком заботил меня, мне нужно было вытаскивать Хенн. Липа оставалась на опушке, и у меня был маленький шанс добраться до неё. На то, что вернётся конь Хенн, надежды было и того меньше.
Но как только я сделал шаг к дороге, худая высокая тень отделилась от ствола ближней осины.
Усталость и злость одновременно сдавили мне горло, как проклятая верёвка.
– Шивер, – сказал я. – Уйди прочь.
– Ты гонялся за мной только для того, чтобы прогнать подальше? – Колдун положил руку на рукоять клинка, который носил у пояса, и двинулся ко мне. Я отступил на шаг, одновременно чувствуя спиной жар пламени и лицом – прохладный ветер наступающей ночи. Рыжие отсветы и синие тени делали черты его лица зыбкими и неуловимыми.
Дальше я отступать не стал.
– Там умирает Хенн. Помоги мне или дай мне пройти.
– О, её так зовут? Дурочка, думала, что я не заметил её там, на поляне. Это её кабан постарался?
– Надеюсь, Данце снесёт тебе голову, – ответил я. – А теперь уйди.
– Извини, парень, – сказал Шивер. – Я немного приврал, когда сказал про Данце.
Я закусил губу.
– Так чего ты бежал, как от огня?
– Вообще-то мне сюда и нужно было, – сказал он. – Здесь вечно бродят охотники, а, как ты знаешь, куски животных мне очень подходят. А чучельница – вообще удача.
– Заткнись, – попросил я.
– Ну почему? Вполне справедливо, – сказал Шивер радостно. – Ей, значит, можно убивать кабана, а кабану её – нет?
– Это сделал не кабан, – ответил я, чувствуя, как мой голос дрожит от негодования. – Это сделал ты.
– Вас становилось как-то слишком много.
– А зачем ты соврал мне? Про Данце?
– Чтобы ты погнался за мной, – сказал Шивер. – Тракт – место проезжее. Нужно было заманить тебя сюда.
– Зачем?
Некромант улыбнулся.
– Ты понимаешь, что магия долга – сильная вещь. А сердце должника, парень, – очень сильный ингредиент. Сердце человека, на котором лежит бремя долга, добытое в уплату другого долга – ещё более сильный. К примеру, долговая верёвка, что у тебя на шее, не могла быть сделана без его применения.
Ощущение, похожее на удар грома – только полностью безмолвное – припечатало меня, обездвижило, зажало рот невидимой ладонью. Значит, Беллатристе отправила меня к Шиверу, как ягнёнка на заклание. Сердце должника, отданное в уплату долга… Вот почему она не могла взять этот долг своими руками: убей она меня или Шивера, она разрушила бы эту ужасную магию.
Получалось, что либо я уплачу свой долг, убив Шивера, либо он свой, убив меня. Беллатристе оставалась не в накладе – видимо, свою полезность у неё на службе я исчерпал.
Но вырезать сердце у Шивера я не собирался, да я и не знал про эту магию.