Я присел, взял голову девушки в руки. Кожа её была холодной. Я никак не мог найти пульс на её шее, и, склонившись к ней, искал признаки жизни.
Она всё-таки дышала. Но очень слабо и редко.
– Что здесь произошло? – подала свой голос Беллатристе. – Как я вижу, ты не стал играть честно. Впрочем, Шивер, видно, тоже. Где он?
– Сдох, – ответил я.
– Закономерно, – согласилась колдунья.
Я судорожно вдохнул. И поднял лицо.
– Помоги ей, Беллатристе. Пожалуйста. – Я чувствовал себя безмерно уставшим и безо всякой верёвки. Начался настоящий дождь, синие лесные сумерки сгустились, нездоровый ответ пожара, который я видел на стволах, тускнел, темноту меж стволов затягивало белёсой дымной мглой. – Ты же можешь.
– Тогда она будет должна мне, Джером, – сказала Беллатристе, повернув ко мне маску. Она казалась призраком, и меня озноб продрал при взгляде на неё.
– Она будет должна мне. Больше, чем был должен мне ты.
– Она будет жить.
– Ида, – позвала Беллатристе. – Ты хочешь, чтобы я тебя спасла? Если да, ты окажешь мне ответную услугу?
– Джером… – тихо и бессильно позвала меня Хенн. – Джером, милый, ты тут? Здесь призраки…
Моё сердце сжалось, волна прошла по нервам, и я почувствовал на мокром о дождя лице слёзы.
– Ради меня, Беллатристе. Я буду должен тебе, – сказал я. – И я согласен оказать тебе услугу.
Небеса молчали, роняя холодный дождь. На какое-то время замолчало всё и вся. Огонь за моей спиной ещё сопротивлялся воде.
Я почувствовал шаги – это подошёл Данце.
– Так вот что с Шивером, – сказала Беллатристе, ничуть не удивившись. – А за мою голову у тебя нет задатка?
– Нет.
Я стоял, не оборачиваясь. Мне хватало одной равнодушной маски перед глазами, и я не хотел видеть другую.
– Жаль, что ты мне ничего не должен, – сказала колдунья. – Впрочем, ты не мог бы принести мне сердце того парня, раз уж захватил себе голову?
– Я бросил тело в огонь, – ответил наёмник.
Колдунья промолчала, и я снова подал голос.
– Помоги ей, Беллатристе. Время уходит.
– О, – сказала она. – Это будет очень немалая услуга, Джером. Куда большая, чем в тот раз.
– Спаси её, – сказал я.
Она жестом показала на верёвку.
– Сначала спаси.
– У тебя нет выбора, Джером. Надевай, иначе я не поверю тебе.
– Вижу, у вас тут дела, – сказал Данце. – До встречи.
Я слышал, как он ушёл, его тихие шаги сразу потонули в шуме дождя. Я так и не взглянул на него.
Я развязал мокрую от крови верёвку и надел на шею. Беллатристе склонилась ко мне, и её маленькие руки затянули новый узел на месте разреза.
– За тобой долг, Джером.
– За мной долг, Беллатристе Ранд.
Проклятая петля снова, как сотню раз до того, сжала мне шею, практически её не касаясь.
Какое-то время я смотрел, как Беллатристе, спешившись, возилась возле Хенн. Долг, который лишь умножился после всех моих усилий, давил на горло. Дождь падал прямыми струями, последние отблески пожара таяли в темноте, и совсем скоро тёмная ночь окутала и меня, и охотницу, и колдунью.
Белая Инн
Андрей Зимний
1
Больше всего на свете маленькая Инн любила зимнюю рябину и Яра.
Яр подцепил заалевшую подкову щипцами, окунул в воду. К потолку взметнулся пар, в кузнице стало жарко-жарко.
Яр-жар, она его так и звала.
– Выйди на воздух, Беляночка, подыши, – сказал он, не глядя на Инн.
А вот он её звал так – Беляночкой. То ли за светлые-светлые волосы, то ли за то, что нашёл в снегу. Инн каждый раз млела, хоть и старалась не подавать виду. Его голос, низкий, раскатистый, всегда напоминал ей отдалённый гром.
Инн мотнула головой. Не из упрямства, а просто потому, что ей нравилось, когда жарко. С того самого зимнего дня, когда Яр вынес её из леса.
Инн не смогла бы рассказать, что случилось. Помнила только холод, и как ветер воет в ветвях ёлок. А потом – Яр несёт её к деревне, завёрнутую в его тулуп. От рубахи на плечах кузнеца, казавшихся необъятными, шёл пар. Инн тогда ещё удивилась, как кто-то может быть настолько тёплым в такую стужу.
– Ну, раз не уходишь, давай помогай, – усмехнулся Яр и поманил к себе. – Полей-ка.
Инн подбежала, зачерпнула полный ковш воды, успевшей нагреться, плеснула на руки Яру. Он потёр лицо, затылок. Инн подала полотенце.
– Постирать пора. Давай я постираю? – робко предложила она.
Не сказать, чтобы Инн росла прилежной хозяюшкой. Родители её давно сгинули, и, сколько себя помнила, девочка жила в доме тётки.
Там её работой нагружали так, что если не лениться, то к вечеру пупок развяжется. Инн крутилась-крутилась перед тёткой, а стоило той отвернуться, как девочка сбегала в кузницу.