Невыносимый

А как «яйцо» могло переместиться из очень глубокого подвала – настоящего подземелья! – в пустыню? Пустыня-то оказалась настоящей, со скорпионами, светящимися в ультрафиолете!

Обалдеть! Такого быть не может, потому что так не бывает!

А чувство падения! Когда я сел в «яйцо», возникло специфическое ощущение падения. Уж я-то прыгал с парашютом, уж мне-то знакомо это ощущение, когда ты чувствуешь простату вне всякой связи с половым актом. Кто-нибудь может мне объяснить, куда мы могли падать, находясь в подвале?!

А может, ничего не было? Вернее, ничего из пережитого со мной на самом деле не происходило? Привиделось? Или имело место какое-то внушение? Воспоминание, внедрённое извне… Кем-то был осуществлён хитроумный эксперимент по изменению сознания и я оказался на положении подопытного кролика?

Чушь! Кто заплатит подопытному кролику восемь с половиной «косарей» зелёных американских манатов?! Красная плата за участие в таком эксперименте пятьсот рублей в зубы – и всё! гуляй, Вася, приходи ещё… Как там пел бессмертный Владимир Высоцкий – «гуляй, рванина, от рубля и выше» – так, кажется?

Признаюсь, не без внутреннего трепета я вылез из-под одеяла и прошёл на кухню. Копошился в духе скверный такой червячок, опасение, что денег на столе я не увижу и всё случившееся окажется странным необъяснимым наваждением.

Но нет! Стопка стодолларовых банкнот и рубли россыпью лежали на столе точно в том же виде, в каком я их бросил здесь вчера вечером. Самое интересное заключалось в том, что я никому никогда не смогу рассказать о происшедшем – это же клиническая картина шизофренического бреда. Чётко прописанные детали, строгая внутренняя логика развития сюжета, но при этом изначальный посыл предельно безумен – путешествие из подвала в другие земли, в иные миры или измерения! Можно читать фантастические книжки про это, но нельзя сознаваться в том, что подобное приключилось с тобой. Ибо такое признание – это готовый диагноз.

Я заварил крепкий кофе – с лимоном, чёрным перцем и сахаром. Кофеёк чин-чинарём, специально, чтобы простимулировать кору головного мозга должным образом и перевести рассуждения в конструктивное русло.

В самом деле, сколько можно растекаться мыслью по древу?! Что я имею фактически?

По-моему, на мою голову свалилась куча денег. Если так пойдёт и дальше, я спокойно расплачусь с долгами, набранными под покупку квартиры, закончу ремонт и куплю приличную машину. Даже новую и причём не в кредит.

С кружкой кофе я ходил по своему жилищу, которое ради справедливости следовало бы именовать берлогой. Относительно жилая обстановка имелась лишь в маленькой комнате. Все остальные помещения – большая комната, прихожая и кухня – пребывали в состоянии перманентного развала. Мешки с «плитонитом», штукатуркой, кафель, плинтуса, наличники – всё это давно было выстроено вдоль стен и уже целый год придавало моему жилищу вид строительного склада. Дом сдан почти два года назад, а я всё никак не могу довести квартиру «до ума». Даже телевизора в доме нет, хотя, с другой стороны, разумному человеку он сейчас просто и не нужен.

Но ничего, теперь-то всё сделаю как надо. Дай Бог здоровья Павлу Михайловичу и Аркадию Соломоновичу!

Я смотрел на город с высоты семнадцатого этажа, попивал свой кофеёк с лимоном и перцем и пытался сообразить, чем же сегодня мне надлежит заняться. Положить деньги на телефонный счёт, купить продукты… Досужим размышлениям положило конец настойчивое пиликанье сотового телефона – позвонила Надежда.

– Глебушка, я тебя ищу целую неделю, ты куда пропал? – заворковал в трубке знакомый голос; Надежда, начала разговор как всегда динамично, сразу взяв быка за рога.

– Здравствуй, Наденька.

– Здравствуй! Куда пропал, спрашиваю?

– Пребывал в отсутствии.

– Ну-ну… Дашь письменный отчёт большими печатными буквами, синими чернилами на белой бумаге в трёх экземплярах!

– Яволь, мон женераль!

– Чем занят сегодня?

– Если ты предлагаешь встретиться, то просто скажи где и когда. – я сократил время разговора, сразу переведя его в русло конструктивного обсуждения деталей.

– М-м… давай в половине девятого в «Норд-Весте». Я как раз с дачи буду возвращаться, Никиту домой повезу.

Упоминание о сыне прозвучало неслучайно – в жизни Надежды вообще ничего случайно не происходит. Посредством этого штриха Надежда дала понять мне, что поскольку рядом с нею будет находиться сын, встреча наша не будет иметь характер интимно-лирический.

Что ж, хорошо! Я допил кофе и отправился бриться. Следовало привести себя в порядок, да и заняться, пожалуй, шоппингом, благо деньги теперь у меня были.

Отношения наши – я имею в виду между мной, Надеждой и её мужем Виктором – давно уже носили характер беспросветно-запутанный. Даже самый сумасшедший психоаналитик не разобрал бы что откуда и почему в этом треугольнике выросло. Вообще-то, Наденька некогда была моей женою и пребывала в этом статусе без малого четыре года. Затем ушла к Виктору, сыну генерала КГБ, стремительно делавшему карьеру в системе отечественных органов госбезопасности, сотрясаемых в первой половине девяностых годов постоянными реформами. В отличие от меня, карьера Витьки Моторина складывалась успешно, работал он «под прикрытием» в богатом экспортно-ориентированном холдинге, официально получал две зарплаты, причём, вторая была намного больше той, что ему начислялась Конторой. Так что можно сказать, что Витька наставил мне рога и увёл жену. Я человек не гордый, нелицеприятную правду признавать не боюсь и не стесняюсь.

М-да, так вот. Увёл у меня Витя жену и гордился, видимо, собой. Мо-ло-дец, огурец, гордись и дальше! Однако, минула пара лет и вдруг в жизни моей опять возникла Надежда. Она родила к тому времени сыночка Никитку, купила свою первую автомашину (кажется, это был серебристый «мерсюк» двухсотой серии), сделала ремонт в своей первой квартире и поняла… Бог её знает, что именно она поняла. По её словам, она поняла, что настоящий мужик – это я, а Витька – это всего лишь кошелёк.

Я на сей счёт никогда не обольщался. Врала Надька мне, наверное. Врёт она если не постоянно, то всё же много, так сказать, на постоянной основе. Делает это легко, органично, я бы даже сказал, буднично. На собственной лжи не зацикливается и по этому поводу душевных мук не испытывает.

В общем, отношения наши возобновились. Причём, не я был тому инициатором. Теперь вот даже и не знаю какими словами охарактеризовать статус Надежды: любовница от первого брака, так что ли? Умора, да и только.

Но Надины «фишечки» на этом не кончились. Спустя некоторое время оказалось, что Витя в курсе моих отношений с его женою. Допускаю даже, что он против подобного распутства громко возражал, да только плевать хотела Надюша на его возражения. Во всяком случае, наши эпизодические интимные встречи продолжались, а Витя Моторин тихо страдал за кулисами. Жену, однако, не выгонял и что самое забавное, сексуальных отношений с нею не прервал. Получился у нас такой вот своеобразный полигинический брак, семья-конкубинат, как называют такую форму отношений продвинутые психологи. Надежда рассказывала обо мне мужу, мне, соответственно, о муже, не забывая при этом издеваться над ним. Хотя, если рассуждать объективно, издевалась она над нами обоими. Думаю, что Витя её искренне любил.

Блин, наверное, почти как и я.

Было в Надежде что-то такое… привораживающее. Дело не в банальной плотской красоте, хотя Надюшу может не заметить только слепой. Помимо шикарной груди и высокой талии обладала она и удивительным обаянием, и темпераментом, да и умом недюженным. Последнее вообще нетипично для сколь-нибудь красивых женщин.

Когда я работал в управлении «К», занимавшимся разработкой организованных преступных группировок, мне довелось несколько раз встречаться с Виктором Моториным в рабочем, так сказать, порядке. Признаюсь, мы оба были предельно корректны. Никаких личных выпадов, никаких двусмысленностей или колкостей. М-да-а, смешно вспоминать. А если и рассказывать кому-то, то только с пьяных глаз.

За истекшие десять лет Надежда поменяла штук десять, если не больше, автомашин, переехала вместе с мужем в сногсшибательный пентхаус с видом на Финский залив, состоялась как бизнес-вумен. Ещё бы ей не «состояться» при такой-то «прикрышке», как её муженёк. Сейчас она являлась финансовым директором в крупной компании, предоставлявшей услуги связи и доступ в интернет. Её месячная зарплата, думаю, если и была меньше моего годового дохода инкассатора, то совсем ненамного. И если оставалось что-то постоянное в её жизни, так это – я, вечный неудачник и дуболом. Встречались мы не очень часто – может, раз, может, два в месяц. Толком даже не могу объяснить для чего; разумеется, отношения наши заключали в себе нечто большее, нежели просто любовные свидания.

Психотерапия какая-то в этом крылась, что ли? Бес её поймёт, Надюху.

Моя бывшая жена подкатила к торговому комплексу «Норд-Вест» на новеньком внедорожнике BMW X5. И то сказать, на чём же ещё должен выезжать за город преуспевающий финансовый директор, правда? Вместе с нею из автомашины вылез её сынок Никита. За тот год, что я его не видел, он здорово подрос. Поздоровался со мною за руку важно и серьёзно: «Здравствуйте, Глеб Евгеньевич…". Забавно это выглядело, раньше он называл меня «дядя Глеб».

– Ненавижу возвращаться в воскресенье в город! – выдала Надежда в ответ на моё приветствие. – Дороги забиты, народ за рулём просто безумный… Отвал башки какой-то!

– Поехала бы завтра… – ответил я.

– Орлу в гимназию завтра к «нулевому» уроку, – последовал кивок в сторону Никиты. – Ты с нами поешь? Мы решили в здешний ресторан зайти, чтобы дома не готовить.

– Что ж, в ресторацию, так в ресторацию, – согласился я, – накормить раздраженную женщину завсегда полезно для мужского здоровья!

Мы поднялись в уютный семейный ресторанчик на втором этаже, сделали заказ. Разговор крутился вокруг совершенно незначительных тем: погода, курс доллара, цены на бензин – одним словом вокруг той чепухи, обсуждением которой жители Петербурга с некоторых пор стали заполнять паузы в разговорах. Никита вёл себя на удивление пристойно: в разговор взрослых не мешался, внимание на себя глупыми выходками не обращал и даже майонез в волосы втирать не пытался, что следовало признать совсем уж ни на что не похожим.

Надежда несколько раз начинала расспрашивать о моих делах, но ответов до конца не выслушивала. Подобное невнимание было для неё крайне нехарактерно и я понял, что сидит у неё внутри какая-то заноза. Присутствие сына, видимо, мешало бывшей жене высказаться начистоту, между тем, потребность такая существовала, иначе бы Надежда не назначила эту встречу.

Несколько раз она начинала рассказывать о собственных буднях – очередном ремонте, затеянном в очередной квартире, переменах в дачном хозяйстве. Мне пришлось выслушать эпический сказ о засеянном газоне и новом канадском триммере, разумеется, самом лучшем, поскольку, другого Надежда просто не могла купить. В ответ я покивал с интересом, хотя ясен пень, газон перед чужим коттеджем мне был абсолютно ортогонален. Затем речь зашла об успехах сына. Какая же мать устоит против соблазна поделиться такого рода новостями! Никита же, оторвавшись от жевания принесённой ему в солёной корке дорады, царапнул ногтём мозоли на суставах моего кулака и горделиво произнёс:

– Я теперь тоже восточными единоборствами занимаюсь. Мама меня отправила тэквондо изучать.

– Это замечательно, – похвалил я.

– Вы сколько раз на кулаках отжимаетесь?

– Я на кулаках не отжимаюсь. Я на них прыгаю. Сто пятьдесят раз.

– Вы не шутите, Глеб Евгеньевич? – усомнился мальчик. – Я столько не могу… А точку «чи» качаете?

Видно было, что в его душе взыграл спортивный интерес.

– А чего её качать? – отмахнулся я. – Она у меня двадцать лет уже прокачана.

– М-да? – Никита снова как будто бы усомнился в моих словах. – А сколько же раз вы можете это упражнение сделать?