В начале было дело

Каротажка снаружи и внутри

Непосредственно свою работу с прибором, замеры углов искривления скважины, исполнил четко. Без руководящих указаний и замечаний.

К концу месяца Ваня уже спокойно спихнул на меня даже ежемесячную проверку инклинометра. А сам уехал в контору.

Вот закрепляю инклинометр в установочном столе, подсоединяю к пульту и делаю замеры при различных азимутальных и зенитных углах. Вроде все нормально. Можно без проблем заниматься инклинометрией далее. Но свербит институтская привычка «доверяй, но проверяй», заставляет провести контроль при изменении условий измерения. Переворачиваю инклинометр относительно вертикали и повторяю замеры.

Есть! Мерзкий, вонючий и пушистый зверь. Результаты должны быть такими же, как и в обычной установке, а тут выясняется, что уровни установочного стола сбиты, установка азимута вообще врет на пятнадцать градусов. Часа два возился, но результат остался тем же самым.

Когда Ваня приехал из конторы – показал ему результаты, объяснил причины отклонений замеров от фактических значений. Он охренел. Получается, что больше десяти лет результаты инклинометрии, мягко выражаясь, значимо отличаются от реальных. И не зря рудничные геологи постоянно выкатывали претензии нашей геологоразведочной партии за то, что скважины вскрывались горными выработками далековато от расчетных мест.

Детально Ванюше все доказал. Дошло. Вот это буча корячится. Столько документов переделывать, причем неизвестно с какого момента. Мало никому не покажется. Полетят головы только так. А оно надо? Главные виновники уже давно свалили из ГРП. Отвечать за них никому не захочется. Я еще на испытательном сроке. Предыдущий каротажник, который уволился полтора месяца назад, тоже не пострадает. Козел опущения в этом случае единственный – Ванюша Стрельников. Рожа его из круглой и румяной стремительно зеленеет и вытягивается. Челюсть трясется. Последствия прикинул и пулей кинулся корректировать параметры установочного стола. Подстраховался. Перекрыл мне возможность стать Павликом Морозовым. Теперь уже и я ничего не докажу.

Просчитываю вероятности погрешности исходя из условий необходимости наличия одной скважины на «пятак» разведочной сети пятьдесят на пятьдесят метров, плюс известную уже неравномерность оруденения, плюс аппаратурную погрешность. Кроме того, на руднике всегда параллельно проводится подземное бурение, уточняющее результаты скважин с поверхности. То есть раскрутка выявленной плюхи может быть использована только в аппаратных игрищах начальства. Со мной в роли футбольного мячика, который все пинают. Не виноватый я!

Нет, ну эту бучу на фиг. Урок на будущее понятен, хоть и паршивенький.

Мелкие подлянки посыпались. Похоже Ваня где-то проболтался. Наверняка по пьяной лавочке. Через пару месяцев по заданию руководства топографы нагрянули с детальной проверкой нашего установочного стола, но к тому времени я его уже идеально настроил, уровни отъюстировал. Отбоярились.

Вскоре комиссия по технике безопасности прицепились к тому, что установочный стол не заземлен и нет крепежа для заземляющего кабеля. Членам комиссии было наплевать, что это не предусмотрено конструкцией установки. Дурь несусветная, надо быть полным профаном, чтобы вкатить такое замечание. Коля Первушин, геолог, выручил: ткнул пальчиком в какой-то болт с гайкой на стене и заявил, что это и есть заземление. Комиссия, разинув рот, согласилась. Я ржал втихомолку, этот болт ну никак не был связан с установочным столом.

Затем наш главный механик Харламов притащился в мастерскую и начал выбивать добровольное признание о том, что меня током долбануло при настройке прибора. Да было такое, пассатижи через всю мастерскую пролетели. Ванина вина, плохо изолировал инструмент. 240 вольт постоянного тока щиплются больновастенько. Все водители это видели. Кто-то капнул. Если дам слабину, то наиболее вероятные последствия – расследование и куча объяснительных. Оно мне надо? Пришлось при всех нагло врать, что обжегся паяльником. Харламов, само-собой, постеснялся сдать стукача, на что я и рассчитывал. Вот и получилось: собака лает – ветер носит. Пронесло.

Главный геолог Тушин тоже отличился. Нашел где-то в поле старый радиоактивный источник для проверки работоспособности поисковых радиометров. Он был настолько древним, что наши радиометры на него практически не реагировали. Распался короткоживущий радионуклид. Но визгу о том, что это мы потеряли источник, а факт утери вредоносно скрыли – наслушались по самое никуда. Пришлось поднять все старые документы. По номерам доказали, что это вообще не наш источник. Поглядел Борис Александрович на оскорбленные физиономии, плюнул и ушел, не испив нашей кровушки.

Тогда придумали мне суровую сдачу экзамена по технике безопасности на геологоразведочных работах. В общем пытались молодого нагнуть и приструнить любым способом. Не на того нарвались. Бедные тэбэшники не знали под каким прессом я сдавал этот экзамен еще в институте. Там мне бессовестно занизили оценку до четверки. В ответ я только ухмылялся весьма гадостно, наплевать было.

На экзамене по ТБ, уже в ГРП, я без подготовки на все вопросы отвечал часа полтора, пока комиссия, устав от конспектирования моих откровений, не взмолилась о пощаде. Дополнительные вопросы задавать побоялись.

Через неделю эта же комиссия застукала моего водителя на мелком нарушении при каротаже скважины и радостно возжелала увидеть меня на повторном экзамене по ТБ. Но, вспомнив о недавнем вступительном экзамене и посовещавшись (подслушал нечаянно), плюнула и ограничилась устным замечанием водителю.

Аналогично прошло с экзаменом по электробезопасности. Вспоминается стишок:

Если всю собрать мочу
И использовать умело,
Можно солнышко облить.
Вот бы зашипело!

Финальным аккордом явилась промашка, допущенная буровиками. Они так неудачно соорудили башмак обсадки (нижней части обсадной трубы скважины), что каротажный прибор на нем спотыкался и дальше идти не мог. То есть строго направленная скважина проходилась вслепую. По идее можно было наплевать и сослаться на инструкцию, согласно которой каротаж разрешено проводить только в скважинах без осложнений. Особенно после того, как я взбесился от наездов наглого прораба в коалиции с главным инженером и инженером по ТБ. Но бригадир Мещеряков и его буровики попросили что-нибудь придумать. В противном случае за все проблемы им пришлось бы платить из своего кармана. Именно так уже стоял вопрос. Ну, как не помочь?

Изготовил «фонарь» из двух кусков мягкой медной проволоки. Закрепил его на нижнем конце гильзы прибора изолентой, оставив усы торчать наружу. При наезде на препятствие «фонарь» сминается, приподымает гильзу над уступом и прибор соскальзывает в скважину дальше. На забое, при подъеме, усы упираются в стенки скважины, инклинометр освобождается от «фонаря» и готов к работе. Оставленный на забое проволочный каркас легко разрушается буровым снарядом. А медная проволока не влияет на магнитную стрелку инклинометра.