Песни/Танцы. Песни Одинокого Героя, Танцы Заблудших Душ

– Здорово, – говорит он.

– Привет, – жму ему руку я.

– Куда направляешься?

– Да в магазин надо сходить…

– Пойдем вместе.

– Пойдем.

Идем, ведем разговоры за жизнь. Петр спрашивает, чем я собираюсь заняться после армии, то есть теперь. Я отвечаю, что надо восстанавливаться на заочное отделение в университете и устраиваться на работу.

– Дело хорошее, – говорит он.

– Любое дело хорошее, если его делать, а я вот пока только планирую.

– Ничего, старик, скоро перейдешь к активным действиям.

В ближайшем магазине покупаем сигареты и идем дальше – прогуляться по городу.

Майское солнце скользит своими лучами-щупальцами по облупившейся краске фасадов домов. На балконах сушится белье. Город не изменился. И не изменится.

В этой недостроенной, недоделанной сказке-жизни ничего не меняется, руины зарастают травой и деревьями, трава и деревья гибнут, и зима погребает их среди руин под толстым слоем снега. Люди стареют и умирают. Рождаются новые – чтобы постареть и сойти в могилу вслед за прежними. Колесо вертится, река блестит. Дожди точат бетон. Годы точат сердца. Мы петляем по дороге, ведущей в тупик. Статичная стабильность. Ничего не изменится…

– Давай по пиву? – предлагает Петр.

– Давай, а то вчера так погуляли, что-то до сих пор немного муторно…

– Вот и подлечишься.

В магазине, куда мы заходим за пивом, встречаем знакомых парней – Артема и Федора. Они тоже покупают пиво.

– Какая встреча, – улыбаются они.

– Все пути ведут не в Рим, а сюда, – замечаю я.

– Хорошо вчера погуляли?

– Лучше не бывает.

– Ничего, сейчас поправишься!

Потом мы пьем пиво в аллее, под кронами густых лип. Наблюдаем за редкими прохожими, перебрасываемся короткими фразами.

– Ты последнюю игру «Зенита» смотрел?

– Это с «Динамо» которая?

– Ну да.

– Не смотрел, если честно.

– И правильно сделал. Скучнейший матч. Кое-как в нули сгоняли.

– Накупили игроков – на эти деньги два стадиона, наверное, можно построить, – а те играть не хотят.

– С двумя стадионами – ты слишком хватил.

– Два не два, а результат один, никакой.

– Посмотрим следующую игру. Когда, кстати?

– Послезавтра.

Напротив аллеи салон сотовой связи, туда заходят редкие люди. Наверное, покупают новые модели телефонов. Чтобы быть – как они считают – лучше, моднее окружающих. Идти в ногу с прогрессом. Это их страхи. Отстать, выглядеть хуже, быть никем – это их оживший кошмар. Самый страшный кошмар обывателя – быть обывателем.

Я думаю о том, что наши дискуссии на тему футбола, популярной музыки, политики – это всего лишь способ ухода от обсуждения собственной жизни. Потому что мы знаем: в ней порядка нет. Проще говорить о последних приобретениях любимого клуба, на которые потрачены огромные деньги, чем о том, что твоя собственная экономическая ситуация ждет незамедлительных реформ. В нас слишком много какой-то целомудренной пустоты. Слишком многое в нас пугает нас самих. Наши страхи ведут нас. Уводят от себя, подальше, куда угодно – хоть к обсуждению телевизионного шоу «Дом-2» – лишь бы не назад, к угрюмому и пугающему самому себе.

– Хватит о футболе, – говорю я, – давайте еще пива возьмем.

Парни соглашаются. Мы идем в ближайший магазин, соседняя дверь с салоном сотовой связи. Чтобы купить банальное пиво и остаться банальными молодыми людьми. Новое, необычное, и старое, банальное, находятся по соседству. Смотрите не перепутайте двери.

– Пойдем на речку, – предлагает Петр, когда мы выходим из магазина.

– Пойдем.

– Я, пожалуй, домой, – говорит Федор, – надо в комнате убраться: матери обещал, вечерком пересечемся.

– Давай, звони тогда.

– Непременно.

Идем на речку. Я смотрю на свой родной город словно бы в первый раз. Вроде ничего не изменилось, а вроде изменилось все. Трудно разобрать. Что-то неуловимо другое, незнакомое прорисовывается в воздухе, в контурах домов, в идущих навстречу людях, но это другое все равно кажется уже виденным не один раз. Я не берусь судить время, пусть время судит нас. Наверное, даже стараясь остаться прежними, мы все равно меняемся, таково свойство времени.

Река все та же. Размеренно и сонно несет свои воды из далеких болот на юге к водохранилищу на севере. Берега в городской черте изрезаны открытиями известняковых плит, щербатый известняк ступенями спускается к воде и пропадает в ее темноте. Тут неглубоко – благодаря этим плитам, по которым проходит русло – на середине реки можно спокойно встать на дно. Минуя город, река расширяется и становится глубже, разрезается небольшими островками, заросшими травой и деревьями; ее берега покрыты камышом и вдаются в луга или – что гораздо чаще – в густой лес, нависающий над ней мощными фигурами вековых стволов.

Мы стоим на мосту, соединяющем город с рабочим поселком и шахтой – самой первой, благодаря которой наш город и появился на свет, названной в честь ее основателя Кировской. Мост тоже Кировский. Сейчас шахта закрыта, горючие сланцы в нашей стране давно стали бесперспективным топливом, а вслед за ними и шахты по их добыче – бесперспективными предприятиями. Шахтеры – бесперспективной профессией, а город… а город, как ни странно, остался – искать свою, никому не ведомую, перспективу. Остались и люди, перепрофилировавшиеся в продавцов, менеджеров и еще бог знает кого. Продавать стало выгоднее, чем долбить породу отбойным молотком в забое.

Пока у нас есть нефть и газ, мы проживем, думаю я. Кое-как дотащим себя до жалкой старости, когда государство кинет нам в лицо копейки честно заработанной трудовой пенсии. Наш президент, который настоящий, с диктаторскими замашками, а не его жалкий двойник, которого он время от времени ставит вместо себя, дабы не столь очевидно идти в разрез с конституцией, и его приближенные, конечно, при всем при этом бедствовать не будут, наживая миллиарды, но и нам утонуть не дадут. Не в их это интересах. Только великой страной, которая вспарывает землю шахтами, взрезает стратосферу космическими аппаратами, строит заводы и фабрики, нам уже не быть. Ведь по-настоящему великая страна – это страна, в которой власть опирается не на амбиции и корыстолюбие отдельно взятого человека, а на собственный народ – единственное достояние любой уважающей себя страны.

Из моей экзистенциальной рефлексии меня выводит Петр:

– Тысячу лет здесь не был, пойдемте к воде спустимся.

– Пойдем.

Мы спускаемся по пологому косогору, зеленеющему свежей травой; кое-где из ее зеленых косм пробиваются желтые цветки мать-и-мачехи. Садимся у воды прямо на известняковые плиты, что острыми клыками торчат из земли, гладкими белыми ступенями спускаются к воде.