Дальние Тропы

Дальние Тропы
Алексей Анатольевич Рудаков

За пологом из молний #1
Наша Галактика. Наша Планета. Наши дни. Хранившийся в пыльных запасниках РАН артефакт, найденный строителями в 80х годах прошлого века, пробудился благодаря стараниями молодого мнс НИИ Атмосферного Электричества. Пройдя через Портал, молодой учёный обнаружил, что галактика давно заселена и, более того, поделена между сильными мира, которые отнюдь не горят желанием осчастливить Землю знаниями и технологиями. Скорее наоборот – использовать землян в своих интригах – вот цель различных сил, с которыми группе исследователей, шагнувшей за порог, придётся столкнуться. Исследование чужих миров – как обитаемых, так и обращённых в руины, встречи с различными расами и разумами, плюс много другое, включая и боевые столкновения в космосе и на поверхности различных планет – всё это в первой книге серии «За Пологом из Молний».

Алексей Рудаков

Дальние Тропы

Глава 1

История эта берет своё начало в середине 20-х годов прошлого столетия.

Молодая Советская Республика, чья экономика была серьёзно расстроена чередой войн, спешно восстанавливала свои силы, отчаянно нуждаясь во всём – кадрах, ресурсах, станках, машинах и, не менее того – в энергии. Великие стройки той героической эпохи только начинались – Днепрогэс, Магнитка, Кузбасс, и ничего удивительного, что в один из дней в двери Совнаркома зашёл мужчина в возрасте, нёсший в руках большой кожаный портфель.

Внешний вид вошедшего в кабинет однозначно характеризовал гостя как профессора университета, коим тот и представился, сделав всего пару шагов от порога.

– Пуглов Пётр Пантелеевич. К вашим услугам, – представился он, коротко поклонившись: Профессор Казанского университета, кафедра естественных наук. А Вы, прошу меня великодушно простить – товарищ Луначарский, верно? Вы, в новом правительстве – министром образования трудитесь?

– Анатолий Васильевич, – в свою очередь поклонился хозяин кабинета: – Только не министр, а народный комиссар по вопросам образования.

– Ну, сие одно и то же. Милостивый государь, – начал он по старорежимному, ставя на стол перед Наркомом ничем не примечательную лампу, своим видом крайне напоминавшую шахтёрскую керосинку: – Вот!

– Простите, но что – вот? – Заложив руки за спину, наклонился над светильником Анатолий Васильевич: – Прошу меня простить, но это… лампа?

– Вы совершеннейше правы, сударь! И… Алле оп! – Щелкнув небольшим рычажком у основания, учёный зажёг её: – Извольте! Светит! – Сложив руки на груди он отошёл от стола, не сводя взгляда со своего детища.

– Действительно – светит, – обойдя стол, Луначарский более внимательно осмотрел устройство и развернувшись к изобретателю недоумённо развёл руками: – Лампа. Светит. Электричеством. И что? Вот если бы она пирожки пекла, – невольно вырвалось у него, существовавшего в эти голодные годы на весьма скудном, хоть и более разнообразном, в отличие от простых смертных, пайке.

– Пирожки, извините, не печёт, – надулся ученый: – Вы, сударь мой, в детстве своём, про магнитодинамические лампы слыхали?

– Про что? – Вернувшись на своё место, Анатолий Васильевич протянул руку к светильнику: – Вы позволите?

– Не слыхали значит, – кивнул ему Пётр Пантелеевич, одновременно и разрешая, и сожалея: – А жаль! Сии устройства были весьма популярны в семидесятые годы века ушедшего.

– И чем же? – Осмотрев лампу – это была самая обычная керосинка с электролампой вместо фитиля, он поставил её на стол, удивляясь отсутствию бульканья горючей жидкости в нижней части: – Вы… Я верно понимаю, – поднял на него взгляд нарком: – Изобрели сухую батарею для производства энергии?

– Нет! Нет и ещё раз – нет! – отобрав у него своё детище, профессор перевернул светильник кверху ногами и, отделив днище, продемонстрировал ему несколько разнокалиберных катушек медного провода, облепленных маленькими кубиками металла: – Это, – тоном, будто он находился на своей любимой кафедре, начал пояснять учёный, тыча пальцем в непонятные потроха: – Магнитодинамические резонаторы. Вот спросите меня – в чём была проблема тех, – последовал взмах за спину: – Ламп? Ну же, смелее!

– В чём?

– Хороший вопрос! И я, с радостью на него отвечу, сударь! Да-с! Те лампы, хоть и могли работать десятилетиями, были слабы-с! Да-с! Чтобы осветить погреб, Вам, дорогой мой, потребовалось бы их не менее четырёх – пяти! Слабость света, несмотря на его бесплатность, так и не позволила этому, во всех прочих смыслах, замечательному устройству, завоевать популярность!

– Простите, профессор, – как прилежный ученик поднял руку Луначарский: – Вы сказали – бесплатно? Это как?

– Дорогой мой… – Присев на край его стола, учёный снял с носа пенсне: – Посмотрите вокруг! Природа, Мать-прародительница наша, щедро одарила человечество дарами! Бег воды, – пенсне в его руке очертила подобие волны: – Кою вы запираете в цементный плен для получения электричества. Огонь топок, – пенсне направилось к полу, подразумевая добычу угля: – Ветер, – на сей раз пояснительного жеста не последовало: – Все эти дары матушки Земли мы научились использовать. Но! – водрузив сой оптический прибор на место, Пётр Пантелеевич строго посмотрел на Наркома: – Есть ещё один, поистине неистощимый кладезь энергии, который я и хочу положить к ногам нашей Республики! И есть сие – атмосферная энергия!

– Что, простите? Атмосферная? – Вопросительно приподнял бровь Луначарский.

– Да-с! Электричество, рассеянное вокруг нас, порождаемое самой планетой нашей, есть бесконечная кладовая, и ключ к ней – вот! – постучал пальцем по лампе: – Посудите сами! – Соскочив со стола, Пуглов возбуждённо заметался по кабинету: – Залежи угля истощатся. Реки – пересохнут, ветер – движение воздушных масс, которые так легко поставить на службу для получения энергии – капризны и переменчивы. Но Земля! Земля наша, милостивый мой государь! – Повернулся он к Анатолию Васильевичу возбуждённо сверкая глазами: – Вращалась, вращается и вращаться будет! И – с каждым свои оборотом, производить энергию! Взять её – её, бесцельно расточаемую в мировом пространстве, взять и поставить на службу человечеству – вот подвиг достойный учёного! Вы только себе представьте, – замерев у окна, поманил он к себе наркома, а когда тот приблизился, показал наружу: – Самолёты, самобеглые повозки, поезда! И все – без дыма, чада и шума! Перемещаться в пространстве, пользуясь щедро разлитой вокруг нас энергией! Двигаться, творить, живя в гармонии с Землёй! Вот мой дар Республике!

– Скажите, – косясь на дверь, секретарь уже несколько раз просовывал внутрь комнаты голову, деликатно напоминая о прочих, ожидавших приёма, людях: – А это реально? Ваша лампа да, светит, – покосился нарком на устройство: – Но я понимаю, что энергии она даёт мало. Уверен – будь у Вас возможность, Вы бы, несомненно, устроили более значительную демонстрацию.

– Вы правы, господин нарком… Простите – товарищ. – Поник головой изобретатель: – следует признать, что я сейчас, несмотря на значительный, по сравнению с прежними генераторами, прогресс, всё ещё нахожусь в начале пути. Но этот путь – верен! – Подняв голову он, с вызовом, посмотрел на собеседника: – Верен, Вы понимаете?

– Охотно Вам верю. – Подойдя к столу, нарком что-то быстро написал на типовом бланке и протянул его учёному: – Вот, возьмите. Это требование на усиленное питание. Всё, что могу для Вас сделать, – с сожалением развёл он руками: – Возвращайтесь на кафедру, Пётр Пантелеевич, и продолжайте Ваши исследования. Уверен – и это я говорю Вам от всего сердца, при нашей следующей встрече Вы покажете мне нечто более мощное.

Увы, но следующей встрече состояться было не дано. Вернувшись на родную кафедру, профессор Пуглов продолжил свои исследования и, в самом начале тридцатых, трагически погиб, поражённый разрядом статического электричества.

Его лампа успешно и бесперебойно светила вплоть до начала второй половины тридцатых, являясь своего рода забавным курьёзом, пока не попалась на глаза Главкому ВМФ. Активное строительство подводных лодок требовало изобретения множества новых устройств, а светильник, не потреблявший электричества и не расходовавший воздух был оптимален для освещения трюмов подводных судов.

Спешно проведённый розыск обнаружил пару учеников покойного профессора, которые, будучи мобилизованными в шарашку, продолжили его исследования, благо записей Пётр Пантелеевич оставил предостаточно. Продолжение исследований велось вполне успешно и работы были близки к завершению, когда неудачно начавшаяся для СССР война поставила крест на их трудах. Работы были признаны хоть и успешными, но излишними – страна, чьи войска откатывались назад под ударами гитлеровских армий, напрягала все силы, сдерживая натиск завоевателей и о внедрении в производство – с соответственной перестройкой производственных линий под новые задачи, не могло быть речи.

Весь состав шарашки был направлен на фронт, где, практически в полном составе и сгинул.

Выжил из всего состава только один – разысканный силами Министерства ГосБезопасности противотанкист. Он предстал перед очами высокого начальника в самом конце сороковых, когда СССР, спешно залечивавший раны войны, оказался втянут в новую борьбу – теперь уже с бывшими своими союзниками, во всю козырявшими атомным оружием.

Обладатель круглых очков задал прошедшему Курскую мясорубку артиллеристу всего один вопрос – возможно ли из их ламп сделать бомбу, и тот, не робевший под гитлеровскими танками, ответил положительно. Идея Маршала Советского союза была проста – если энергия была повсюду, то почему бы её не собрать в нужном месте для производства взрыва?

Опасаясь новой, уже ядерной войны, последнего ученика направили проводить свои исследования в Тобольск, подальше от назначенных заокеанскими ястребами к уничтожению городов Центральной части страны. Там, для проведения исследований, был организован почтовый ящик номер «Н», возглавлял который уже известный нам учёный. Забегая вперёд, следует заметить, что бомбу – энергетическое оружие, ему создать так и не удалось. Нет, устройства, изготовленные в ящике, исправно собирали энергию и взрывались, вот только габаритами своими они, мягко говоря, на бомбу не тянули, занимая собой сруб средних размеров, а любая попытка уменьшить их приводила к падению, в геометрической прогрессии, силы взрыва.

Тут бы всем обитателям ящика и пришёл бы конец, но последовавшая смерть Сталина, гибель Берии и объявленная взявшим власть Хрущёвым оттепель, отвела угрозу от их голов.

Рассекреченное заведение получило новое наименование – НИИ Атмосферного Электричества, заодно сменив свои военные задачи на сугубо мирные, вернувшись всё к тем же лампам и, попутно, исследуя феномены образования разрядов в верхних слоях земной атмосферы.

Сказать, что НИИ уж совсем ничего полезного не делало нельзя. Их исследования прохождения сигналов сквозь насыщенные электричеством среды были весьма востребованы разработчиками как радаров, так и спецами набиравшей силу космической отрасли. Всё это позволяло коллективу вполне безбедно существовать вплоть до конца восьмидесятых, когда гибнущая Держава вступила в полосу потрясений и хаоса.

Оставшиеся практически без финансирования учёные, недолго думая, решили, следуя древней традиции, послать ходока в столицу, наделив того своеобразной данью – дарами земли Сибирской в виде мехов и крепких настоек на кедровых орехах.

В Столицу прибыл посланник – было решено направить туда снабженца, часто, по служебной необходимости, посещавшего Первопрестольную.

Прибыв по назначению, снабженец был поражён размерами открывшегося ему в стенах Академии Наук, этого Храма Знаний, бардака. Академики, ещё вчера чинно рассуждавшие о мировых проблемах, теперь были готовы вцепиться друг в друга, оспаривая у вчерашних товарищей лакомые куски недвижимости как в Столице, так и в любых, более-менее значимых городах. Тобольск, в силу своей удалённости от цивилизации, особого интереса у них не возбуждал и посланник, радуясь отсутствия интереса к направившему его сюда заведению, поспешил покинуть ставшую настоящим вертепом, Академию.

Он так бы и вернулся с пустыми руками назад, если бы не решил проведать своего коллегу, так же как и он работавшего снабженцем при Академии, но по части архивов.

Оприходовав пару бутылочек сибирской настойки, друзья пришли к выводу, что всё кончено и на дальнейшем развитии наук в сотрясаемой катаклизмами Родине и речи быть не может. Дальнейшее Тобольский гость помнил смутно – в себя он пришёл уже в поезде, уносившим его прочь от Москвы, в окружении набитых древними книгами кофров.

Подлечившись из неприкосновенного запаса, он сумел, хоть и смутно, но восстановить картину происходившего накануне.

Отчаявшись получить желаемое, снабженец, дабы не возвращаться с пустыми руками, обменял все собранные коллективом дары на старые рукописи, повествовавшие об истории Сибирского края и прочие апокрифы, хоть каким-то боком касавшиеся вопросов наблюдения за небом. Зачем ему это потребовалось он и сам не мог вспомнить. Порывшись в карманах, он вытащил на свет накладную, отмечавшую, что «изделие неизв. хр. № 23-12-7690-11» передано НИИ Атмосферного Электричества с припиской, что оно будет выдано новому владельцу по его первому требованию, а пока находится на бессрочном хранении за счёт Академии Наук РФ. К накладной, скрепкой, было прицеплено описание – пара листов распечатки выползших из новомодного ксерокса. Копии были сделаны симпатичной секретаршей одного из светил науки, в обмен на шкурку чернобурки. Этот эпизод – шкуру лисы на обнажённых плечах молодой прелестницы, снабженец помнил очень хорошо – в отличие от того, зачем ему это «изделие» понадобилось, и почему он не захватил его с собой.

Относительно восстановив работу мозга, чему весьма поспособствовал стакан крепкого чая с сахаром, поданный ему сердобольной проводницей, он принялся листать бумаги, а дойдя до конца, горестно вздохнул, отложив бумаги на столик. Возвращаться к ожидавшим его товарищам, с подобной добычей, было просто стыдно.

Изделие, как следовало из документации, было обнаружено в Сибири при прокладке нитки трубопровода, поставлявшего черное золото в центральную часть страны и далее – европейским партнёрам. Артефакт, как это обычно и бывает – строители нашли случайно. Бур, опущенный в грунт для взятия проб, принёс на поверхность обломки каких-то глиняных табличек, покрытых непонятными символами, которые один из сменных рабочих, увлекавшийся историей и наукой – он даже выписывал журнал «Наука и Жизнь», что делало его абсолютным экспертом по всему непонятному в глазах товарищей, опознал в символах клинопись. А опознав, поднял шум – ну не полагалось палочкам с характерными треугольничками на концах, быть в Сибири. Персидский залив – да. Междуречье – обязательно! Но – Сибирь…

Прибывшие из Северной Пальмиры археологи принялись разворачивать свои шурфы, из которых на белый свет были извлечены десятки этих самых таблиц, большая часть из которых оказалась, увы, побитой. Следующим – когда лопаты и скребки учёных прошли сквозь слой с табличками, был обнаружен и этот артефакт.

Не сумев разобраться в надписях на месте, обе находки доставили в Столицу. В те времена на науку средств не жалели, поэтому доставлял непонятное образование военный Руслан. Но и столичные светила, не сумев определить, что же такое им попало в руки, быстро определили всё найденное как тему, бесперспективную для исследований, и с чистым сердцем закрыли в запасниках до лучших времён, переключившись на более благоприятные для карьеры вопросы.