Братство: Возрождение

– А мы живы, Сэм! Живы! – он подпрыгнул на месте будто испытывал поверхность планеты на прочность: – Крепкая, – подтвердил он мою догадку и тут же пнул носком ботинка небольшой камушек, улетевший куда-то за корму: – Иди сюда, Сэм. Всё в норме!

– В норме? – я подставил ведро и об его днище стукнулся заброшенный туда второй камешек.

– В норме! – Док покрутил в руках более крупный булыжник и, подойдя ко мне, забросил его в шлюз: – Знаешь, – он небрежно облокотился на край проёма: – Я почему-то думал, что поверхность как желе будет.

– Как желе?

– У меня всё норм с головой, – хихикнул он: – Но вот когда прыгал – ждал, что она, – носок его ботинка прочертил борозду в пыли под корпусом: – Как батут меня отбросит. Я даже напрягся. А тут – камень как камень.

– Камень, – повторил его слова я, слегка пнув булыжник, отчего он, подпрыгивая на неровностях своей поверхности, откатился в дальний угол, где и затих: – А я молнии ждал, – признался я, – с небес.

– По мне?!

– Угу.

– Ну ты гад, Сэм! А, если бы она по тебе?

– А по мне-то за что?

– За всё хорошее, – проворчал он и, отойдя от шлюза, махнул рукой: – Пошли.

– Куда? – поверхность чужой планеты ударила меня по подошвам скафандра точно так же, как до этого делали многие другие поверхности. Даже песок, вминаемый рубчатым протектором, поскрипывал, уплотняясь под моим весом как обычный песок, ничем не показывая своего отличия от песка моего мира.

– К гребню, – скомандовал он и, подавая пример направился к краю, что был прямо перед носом нашего картера. При этом, Док, к моему удивлению, двигался пригнувшись, будто эта, абсолютно пустая равнина, простреливалась неведомым противником. Почти подойдя к краю, он, гибким, каким-то змеиным движением перетёк в положение лёжа и последние несколько метров до гребня, прополз, вжимаясь в поверхность, отчего в песке появилась заметная борозда.

Добравшись до конечной точки, Док ловко, не отрываясь от поверхности, повернулся и поманил меня к себе: – Давай сюда, Сэм. Только тихо, не надо, что бы нас заметили.

– Заметили кто? – не понял я направляясь было к нему во весь рост, но он так зашипел, что я поспешно плюхнулся на брюхо.

– Кто заметили, Жвалг? – повторил я свой вопрос, когда оказался рядом.

– Они, – он кивнул за гребень: – Сейчас сам увидишь: – Приготовься.

– Готов, – перевернувшись на живот, я подвёл руки под грудь, готовясь, по его команде выставить голову над горкой породы, отделявшей нас от того, что так и взволновало, и заинтересовало моего спутника. Напрягши руки, я ждал его команды, но её не было. Пять секунд, десять – время шло, а Жвалг молчал. Он точно был жив – в шлеме раздавалось его дыхание, переданное по связи, вот только оно было каким-то странным – ни дать, ни взять, Док к чему-то принюхивался.

В шлеме!

Принюхивался!

К чему?!

Тут, в скафандре, то есть, если даже и обделаться по-крупному, запах до носа дойдёт очень нескоро. Скорее уж… Ладно, пропустим этот момент.

Я уже собирался его окликнуть – с момента последних слов уже прошло около минуты и наше бездействие начинало напрягать, как вдруг моего лица коснулся лёгкий и свежий ветерок. С собой он принёс йодистые ароматы моря – тёплого, ласкового, манящего к себе игрой волн в прибое и такого неуместного здесь.

Невольно я втянул носом воздух, желая наполнить грудь этой освежающей волной, вдыхая её бодрящие ароматы, я вдруг осознал – чёрт! Я же сейчас дышу ровно также как Жвалг!

– Док, – пересилив себя – желание было только одно – дышать, лежать, не шевелиться и дышать, дышать – на любые другие действия у меня просто не было ни сил, ни желания, так вот – пересилив себя я окликнул своего товарища: – Ты это тоже слышишь? Ну – чем пахнет, слышишь?

– Морем, как в детстве, – затуманенным голосом ответил он после небольшой задержки: – Домом. Плюшками, бабушкиными.

Сказав это, он перевернулся на спину и вытянувшись во весь рост, закинул руки себе за голову – за шлем то есть.

– Эй-эй, Док! Ты чего, – я потряс его за локоть: – Какое на хрен море? Какие к чёрту пирожки, Жвалг! Мы в скафандрах! Забыл?! Тут вакуум!

Скосив глаза на левый рукав, я отыскал взглядом датчик внешнего давления, размещённый чуть выше запястья. Резиновый шарик, размещённый внутри прозрачной трубочки, раздулся во всю её длину, не встречая никакого сопротивления снаружи, подтверждая мои слова. Нас окружала пустота и ни что не мешало этой резинке заполнить собой всё свободное пространство.

– Док, – я снова тряхнул его: – Не раскисай – это глюк. Может фильтры дурят, может…

– Тсс… – рывком повернувшись на живот он прижал меня рукой к поверхности: – Тихо, Сэм. Тихо. Прислушайся.

– Чего? – не понял я, а, в следующий момент, я услышал шум прибоя. Волны, с однообразным, убаюкивающим шелестом накатывались на берег и став пеной, шипя, откатывались назад, проигрывая атаку за атакой суше.

И, в отличии от ветерка, продолжавшего дуть мне в лицо, как бы я не вертел головой в шлеме, звуки раздавались спереди – я несколько раз покрутил головой, прислушиваясь то одним, то другим ухом – нет, точно – прибой воевал с сушей впереди, скрытый от наших взором выступом поверхности.

Приподнявшись на локтях, я осторожно высунул голову над каменистым гребнем.

Это был кратер.

Когда-то давно – сотни тысячелетий, а может и миллионы лет назад космический странник окончил своё путешествие здесь, выбрав по воле случая эту поверхность в роли конечной точки своего маршрута. Лоно планеты, приняв в себя всю его силу, расплескалось, образовав классический цирк, окружённый невысокими стенками, из-за края которой мы сейчас и выглядывали.

Само пространство, заключённое в кольцо стен, было не велико – поперечник кратера я оценил километров в тридцать, может быть, чуть больше, но это было не важно – в нём бушевало море.

Высокие волны с шапками пены бились о стенки цирка, стремясь вырваться наружи и покрыть собой равнину снаружи. Стены, вздрагивая от их ударов, сдерживали их натиск и волны, покрыв скалы клочьями пены отступали, готовясь к новому натиску. Их война длилась уже давно – во многих местах некогда толстые вертикали каменных бастионов истончились, обрушились, уступив силе волн, и их обломки, перемолотые в песок, создали песчаные пляжи, протянувшиеся вдоль устоявших стен.

Всё было так – вот только море было молочно-белым.

Отливающие металлическим блеском шапки пены украшали макушки белоснежных гребней волн, и ветер, незримо бушевавший над поверхностью, срывал их, гоня куда-то к центру моря стаи радужных пузырьков. А те пенные наездники, которым удалось удержаться на своих конях, спрыгивали на прибрежный песок, покрывая собой прибрежное пространство и различный мусор, выброшенный волнами из глубин пучины.

Обрывки водорослей, обломки стволов – привычный морской мусор был разбросан по всему пляжу, совсем как в нашей реальности, ничем особым, не отличаясь от хорошо знакомого нам вида – кое-где, в кучах различного хлама, даже что-то зеленело совсем уже родной растительной зеленью.

– Урановые реки и ртутные берега… – пробормотал я себе под нос, разглядывая это буйство природы.

– А не наоборот? – Док тоже высунул голову из-за края скалы и сейчас во всю крутил шлемом, стремясь рассмотреть открывшийся нам вид со всех ракурсов.

– А смысл?

– Ну… Ртутные реки оно как-то привычнее, – пожал плечами он, привстав так, что большая часть его тела покинула наше укрытие: – Где же они? Я их тут видел, Сэм! Точно видел – вон там, – удерживаясь одной рукой за камень, он вытянул вторую в сторону моря и повторил: – Я видел! Это был не глюк! Они там плавали, честно! Такие чёрные, Сэм, как… Как… – Жвалг замялся, подбирая слова и, я уверен, он бы их нашёл, но тут пространство перед нами начало меняться.

Каменный выступ, за которым мы прятались, легонько вздрогнул и, из его поверхности, обращённой внутрь, начали струиться тонкие серые полоски, всем своим видом намекавшие на своё родство с пеленой гиперперехода. Постепенно струйки росли, раздавались в стороны, и, покрутив головой, я убедился, что их порождал не только наш уступ.

Все каменные стены, все, куда только мог дотянуться мой взгляд, исторгали всё ту же дымку, постепенно заволакивавшую пространство над внезапно успокоившимся морем. Полотна тумана стелились над белой гладью, то вздуваясь вверх, то приникая к его поверхности. Они продолжали свой рост, но, когда их края встречались, серая мгла не сливалось в одно целое, наоборот! Кромки полотнищ начинали трепетать, забираться друг на друга, будто между ними шла борьба за место под солнцем.

Встретившись в центре, они забурлили, продолжая свою борьбу, скрутились, спутались между собой и, вспухли пузырём, который, спустя несколько секунд, будучи не в силах удержать их в себе, лопнул, выплёскивая вверх подобие торнадо, над вершиной которого тут же вспыхнула бледно голубая звезда. Её свет был столь резок, что я поспешил отвести взгляд, сберегая зрение.

Камни, словно почуяв, что их задача выполнена, вздрогнули еще раз, прекращая подпитывать собой свои полосы, отчего по тем побежали короткие, судорожные волны, от которых в трепет пришла вся колонна торнадо. Её верхний конец, отливавший сиреневым в свете новой звезды, задрожал и принялся раскачиваться из стороны в сторону, на ходу разворачиваясь, расплетаясь на составлявшие его тело серые канаты, которые, раскрывшись подобно лепесткам цветка, принялись таять в окружающем их пространстве.

Досмотреть этот процесс до конца мне не дал Жвалг – когда стебелёк-торнадо уменьшился вдвое он пихнул меня локтем в бок: – Сэм! Смотри – затмение!